— Не холодно? — спрашивает Вил, глядя, как я кутаюсь в одежду.
Мы вышли прогуляться по территории. Сейчас здесь заснеженно и практически безлюдно, только фонари мерцают оранжевым светом, да туи и замерзшие фонтаны переливаются гирляндами.
— Холодно, но не от погоды, — говорю честно. — Ты пугаешь меня своим молчанием, Фишер! — толкаю его в плечо.
— Прости, Олененыш! Я пытался организовать отдых и дать нам спокойное время без грузящих разговоров, но есть некоторые безотлагательные вопросы.
— Например? — перебиваю нетерпеливо.
Вил прищуривает глаза и смотрит на меня снисходительно, а потом притягивает к себе за капюшон.
— Тетя звонила, у нас с ней через два дня визит к нотариусу о передаче прав на недвижимость. На дом….
— Дом?
Стараюсь не окрашивать слова ни в какую интонацию.
— Когда мы с тобой расстались…, — Вил деликатно опускает детали про мою роль в «расставании». — Я нашел письмо от мамы, она завещала мне дом. В Германии.
— От мамы? Боже, сколько же я пропустила! — восклицаю, зная, как для него это важно. — Как это было? — беру его за теплую руку.
Вил рассказывает мне историю с ломбардом и внезапным завещанием, а у меня в груди разыгрывается ураган.
— Ты поэтому кулон больше не носишь? Тебе пришлось его отдать?
— Нет, малыш, просто…. Не все так однозначно в этой жизни, как оказалось. Я слишком долго обожествлял маму и демонизировал отца. Естественно, нельзя сравнивать их роли в моей жизни, но иногда мы просто не знаем всей картины и делаем неправильные выводы…. Я все еще ношу кулон, но просто не каждый день. На себя учусь опираться, — признает с грустью.
Ему непросто говорить об этом, хочется поддержать, чтобы он снова крылья расправил.
— Ты всегда это умел, Вилли, поверь! Фишерский стержень в тебе с самого начала.
— Фишерский, — повторяет с горечью. — Есть еще кое-что, Виолетик. В том письме мама призналась, что мой отец — не мой отец. Видимо, отец бесплоден, раз у них с мамой столько лет не получалось зачать ребенка. А я — результат маминого курортного романа, даже не романа, а интрижки, — ухмыляется Вил, но я слышу в его выдохе боль. — Представляешь?
— Милый мой…. Ты все-таки узнал сам…. Меня страшно мучил тот факт, что ты узнаешь об этом от меня, — признаюсь виновато.
— Что? Как? Как ты узнала? — Вил, кажется, теряет дар речи.
— Когда ты лежал в клинике, я видела, как твой отец сжигает какие-то бумаги. Он отправил их в урну в курилке, а я…, — вспоминаю и стыдно за свои действия становится, хотя до сиз пор ни о чем не жалею. — Залезла туда и вытащила ошметки листочков, сложила в голове два плюс два.
— Ты крейзи, — улыбка смывает напряжение с его лица. — Ты реально полезла в мусорку?
— Да! И твой отец меня застукал, а потом у нас состоялся странный разговор. Он с трясущимся подбородком утверждал, что ты его сын и умолял меня не рассказывать тебе об этом. Мне даже квартиру предлагали за секрет!
— Надо было брать трехкомнатную, Виолетик, я бы все равно узнал, — смеется Вил. — Так вот почему отец назвал тебя несносной, теперь ясно.
— Так и сказал? — топаю ногой. — То есть, он сам тебе не признался?
— Не-а, — разводит руками. — Однако, все тайное всегда становится явным: сначала мне лаборатория ДНК-отчет на почту прислала, а затем я мамино письмо прочитал. И спасибо тебе, что когда-то подсказала мне сделать тест.
Да уж, услужила с тестом, так услужила.
— Что ты чувствуешь по этому поводу сейчас? — останавливаю шаг, мы почти подошли к своему домику.
Сегодня на улице чуть теплее, и во время нашей прогулки с неба начали сыпаться комковатые неуклюжие снежинки.
— Что я никто? — из Вила вырывается отчаянный нервный смешок.
— Так! — встаю в позу. — Не говори так, Вилли! Даже думать это про себя не вздумай! Прочту мысли и стукну! Как это никто? Ты — яркая личность, ты — сложный характер и необузданная энергия! Ты — сбывшаяся молитва мамы и очень важный человек для своего отца, хотя он выражал это очень неэкологично к тебе, и ты имеешь полное право прекратить с ним всякое общение. Ты — потрясающий друг. А еще — ты мой любимый человек!
Серые глаза смотрят внимательно, впитывая каждое мое слово. Снег цепляется за его волосы и оседает на плечах.
— Ты без законченного образования отцу на работе большие проекты запускал, строительство заводов и установку автоматов по всей стране организовал, Вил! — с жаром выдаю свою речь, выдыхая клубы пара. — Мы никогда себя не ценим, а успехи свои видим, как что-то само собой разумеющееся! Это обалдеть, какие результаты! Плюс ты спортсмен в конце концов, прогульщик правда, но спортсмен же! И это вообще никак не зависит ни от твоей фамилии, понимаешь? Я никогда еще не встречала такого человека, как ты!
Взгляд Вилли теплеет.
Подумав, добавляю:
— Веришь мне?
— Мне так не хватало тебя, Виолетик, так не хватало! — прижимает, зарываясь в волосы. — Ты видишь во мне лучшее. Каким-то чудом.
— Таким чудом, что ты такой и есть. В тебе большая сила, Вилли, очень большая! Про она требует нужного русла.
— И нужного места, — добавляет. — Мне нужно до завтра ответить тете насчет дома. Готов ли я вступать в право наследства или она отменяет визит к нотариусу, и все остается, как есть: тетя дальше продолжает сдавать дом. И, если я буду оформлять его на себя, мне нужно будет находиться там некоторое время….
Некоторое время — это всегда? Сначала документы, затем ремонт, а там уже и работу искать придется.
С одной стороны я счастлива за Вила и за подарок отт его мамы, но с другой…. Он мой! И я не хочу, чтобы он улетал!
Сглатываю, унимая внутреннюю тревогу.
— Олененок, у тебя зрачки так забегали, что их на спринт отправлять можно, — подкалывает беззлобно. — Не кипиши, я уже отменил визит, — чмокает меня в нос.
— Как отменил? Ты… не летишь?
— Мы не летим. Пока, — он уверенно обнимает меня и ведет в сторону домика, отпирая нашу калитку. — Я сказал тете, что мне нужно время подумать, а так как она на чувстве вины готова сейчас терпеть любые мои закидоны, — сильно не возмущалась. В конце концов, она-то в финансовом плюсе. Как я могу улететь, когда больше всего на свете я ждал возвращения?
— Фуууух! Зачем драматизма вокруг нагнал, лось упертый? Так ты на реакцию мою смотрел, что ли? — возмущаюсь громко.
— Разве что немного, — оголяет свои «виниры», — Куда я без тебя, Виолетта Александровна?
Не могу скрыть ликования и набрасываюсь на Фишера с объятиями. Теряем баланс и валимся прямо в сугроб.
— Тебе самой на борьбу записаться нужно, ниндзя! — Вил ржет, пытаясь смахнуть снег с лица.
А я в радостном порыве покрываю его холодные щеки поцелуями.
— Ты что-то сказать мне хочешь? М, Олененыш? — смотрит хитро, лежа подо мной в снегу, а затем уже привычным движением переворачивает меня на спину.
— Я не хочу, чтобы ты улетал, — шепчу, глядя на него во все глаза. — Куда-либо когда-либо. Ты — мой!
— Вот такой расклад мне нравится, Олененок. Никогда не сомневайся и не держи в себе желание быть рядом, мне важно это слышать.
Киваю согласно.
— Что мы будем делать дальше, Вилли? — мне важно задать все вопросы. Вот прямо здесь и сейчас, лежа в снегу.
— Не знаю, сериал посмотрим? — придуривается.
— Фишер! Я про будущее! — принимаю руку Вилли, он помогает мне подняться на ноги и увлекает в домик за собой.
— Будущее? А в будущем можем заняться сексом у камина, в этот раз обязательно в салатовой шапке!
— Ну, если ты хочешь быть в моей шапке, дело твое, конечно, Вилли. Постараюсь не ржать.
Смеясь, заваливаемся в домик, где Вилли сразу пригвождает меня к стене, накрывая мои губы поцелуем.
— А про то, что мы будет делать в будущем, Виолетик, — шепчет мне в губы между поцелуями. — Есть у меня пара идей.
__________
Дорогие мои!
Нам осталось читать примерно 5–6 глав ребяток, близимся к развязке. Мне очень радостно и грустно одновременно.
Однако, мы еще будем встречаться с ними на страницах других романов, следующий из которых стартует 12 сентрября! С трепетом объявляю вам эту дату. Подписывайтесь на страничку автора Тори Мэй, чтобы не пропустить, буду рада!
Новые герои будут зажигать, так что нас ждет очень яркая осень. Догадались, о ком пойдет речь?
Всем прекрасного старта недели и волшебной осени! Доброй и плодотворной!
Ваша Тори.