Верь только мне (СИ)

Глава 37. Виолетта

«Посмотри же на меня, Вилли!» — кричу мысленно, гипнотизируя его профиль.

Профиль, потому что он не поворачивается ко мне. По его лицу гуляет тревога, между бровей залегла впадина, он напрягает челюсть и рвано дышит. Почему ты не больше не смотришь на меня?

— Теперь Вы знаете, что преподаватель не при чем, — Вил берет на себя инцидент. — А я за свое отвечу.

Декан заметно нервничает: —С вами все понятно, Виолетта Александровна. Я позабочусь, чтобы распорядились насчет Ваших вычетов из зарплаты.

«Зачем ты это делаешь?» — изо всех сил посылаю ментальные сигналы, но Вил стоически продолжает делать вид, что не замечает моего взгляда.

А потом Юрий Юрьевич выгоняет меня как студентку из кабинета, не давая и слова вставить. И вряд ли бы я смогла.

С трудом заставляю себя идти на пару, переставляя ноги на автомате, и из-за поворота в меня врезается грязный после падения Роман, явно бегущий в деканат. — С дороги! — больно сносит меня плечом.

Мне должно быть его жалко, но почему-то я ощущаю только чувство брезгливости. Обескураженно смотрю ему вслед, и дурное предчувствие начинает тянуть под ложечкой, как при тошноте. В уши будто вату напихали, перед глазами пелена.

Мотаю головой, чтобы привести себя в чувства. Пора заканчивать прием успокоительных, мне нужны мои трезвые мозги, которые сейчас ощущаются полностью затуманенными.

По причине утренних разборок я впервые опаздываю на свое же занятие, и это не остается незамеченным. Из-за двери нашей кафедры показывается круглое лицо Оскара Каримовича:

— Думаю, кто это шастает по коридорам в учебное время, а это преподаватель! Почему-то не удивлен! Теперь она еще и опаздывает! — небрежно выражается об мне в третьем лице.

Они с Ольгой Владимировной особенно ополчились на меня после инцидента, будто я намеренно поджог устроила. И пора бы мне посмотреть правде в глаза — возгорание было лишь поводом, не понравилась я им с первого дня. Ума не приложу, за что так! Обидно до слез.

— Какое ценное наблюдение, Оскар Каримович! Вы, посмотрю, в охранника переквалифицировались! — наконец-то не выдерживаю и язвлю.

— Грубиянка! За такими преподавателями и семь нянек не усмотрят, глаз да глаз нужен. Еще одна отметка Вам, Кузнецова, так и до увольнения недалеко.

Да хоть на лбу себе ее поставь! Шлю его мысленно и ускоряю шаг, быстрее бы скрыться от вездесущих глаз своих «драгоценных» и «поддерживающих» коллег. Какая же я святая наивность, считала это место работой мечты. Смешно, но Вил был прав с самого начала, называя это место серпентариумом.

— Извините за задержку, ребята, была в деканате, — объясняюсь на ходу, влетая к группе Вила на занятие. — Приступим сразу к делу. Кто помнит и может перечислить мне методы химического анализа?

Шушукающаяся аудитория замирает.

— Давайте я! — руку тянет Анна, которая Новик. — Титриметрический анализ, гравиметрический анализ….

Она самозабвенно тараторит, стараясь изо всех сил.

— Летта Санна, можно выйти? — перебивает ее Максимилиан.

— Нет уж, у Вас была целая вечность до моего прихода, — отрезаю.

— Это срочный звонок!

— Шелестов, нет!

— Я Вам учебник наизусть задом-наперед перескажу, ну пожалуйста! — складывает руки умоляюще.

Хочется закатить глаза, но вдруг что-то случилось с его папой, поэтому просто жестом указываю на дверь: —У Вас две минуты!

— Пасибааа, — буквально выбегает.

— Так, не отвлекаемся! Аня, продолжайте! — полностью переключаюсь на ведение занятия.

За недавними событиями я совсем растеряла себя, от моего характера и темперамента не осталось и следа. Так сильно я старалась понравиться кафедре, что было невозможно априори. Если ты не Роман Лисицын, конечно.

Счастье от преподавания утешает лишь немного, в остальном же я чувствую себя не в своей тарелке. Насколько я люблю свой предмет и горжусь своими птенцами, настолько же мне отвратительно находиться в стенах этого заведения.

Примерно под конец занятия до меня доносится сдавленный гогот парней с последней парты:

— Макс поди домой пошел!

— Ага, или пожрать в столовку, я бы тоже не отказался.

Ловят мой взгляд и покорно утыкаются в тетради. Они правы, Макс просто исчез.

Решаю выглянуть в коридор, и нахожу Макса сидящим неподолеку на подоконнике и гипнотизирующим телефон в руках. Из динамика на громкой связи расплывчато слышу слова:

«Я бы нашел способ выкинуть тебя и раньше, если бы ты посреди учебы как сквозь землю не провалился! Пришлось импровизировать и заставить Милену подсунуть устройство в подсобку, поддать жару, так сказать…»

Подскакиваю к нему и вижу на экране контакт Вила. Это их диалог с Романом. Макс поспешно прикладывает палец к губам, мол, тихо! А я и так пошевелиться не могу, просто пялюсь на бегущие на экране цифры. Дальнейший разговор с подробностями деяний Лисицына повергает меня в шок.

Рома? Это все Рома? Вот же сволочь! Откуда в нем столько хладнокровного коварства? Сердце, кажется, пропускает пару ударов. Потрясенно смотрю в лицо Макса, который беззвучно кивает, подтверждая услышанное.

Шестеренки воспоминаний бешено крутятся, отматывая события до первого дня знакомства с Лисицыным, и мой механизм наконец-то начинает тикать в нужном направлении, а осознания болючей оплеухой отдают.

Я идиотка! Идиотка! Кретинка!

Звенит предательский звонок, и пространство вокруг заполняется шагами и голосами.

— Слышал? — раздается в трубке сдавленный голос Вила.

— Не только слышал, — впервые вижу такую коварную улыбку на Максимилиане, — Но и за-пи-сал. Мы на химии, дуй сюда!

Шелестов убирает телефон и смотрит на меня с торжеством справедливости в глазах.

— Я должна слышать этот разговор сначала! — прошу Макса. — Пожалуйста!

— Несомненно, — только слушать это мы будем втроем. — Ань, можно тебя? — он окликает Новик.

— Аня? — вопросительно смотрю на Максимилиана.

— Так надо….

— Идемте в лабораторию, — тороплю их.

Все тело вибрирует, словно я от векового гипноза просыпаюсь. Странно, но внезапно мне совсем не стыдно, что по данному диалогу Макс и Аня поймут, что я встречаюсь с их одногруппником. Плевать!

— В общем, — Аня замолкает и пожимает губы, видно, что ей сложно начать рассказыать.

Макс ободряюще кивает ей.

— В прошлом году у нас был экзамен с Василичем, и я последней осталась. Он еще как специально меня на конец оставил, когда все остальные уже ушли домой. Тянул время билет мне не давал, ходил вокруг до около…. Мол, я такая отличница круглая, будет жалко, если я завалю экзамен. И потом, — она берет секунду, чтобы сделать вдох-выдох. — Когда после его двусмысленного монолога я наконец-то отвечать начала, он сзади подошел, руки мне свои на плечи сложил и сказал продолжать. Такой мерзкий и старый!

— Аня, солнышко, — плюю на какую-либо этику и просто сгребаю ее в объятия, держу крепко-крепко, — Ты не обязана рассказывать.

Мне и так всё понятно.

— Нет-нет, все нормально, правда! Я на эту тему с психологом поработала, сейчас не так триггерит, но все равно противно, — тараторит она. — Сначала я остолбенела и не могла поверить в то, что это действительно происходит со мной! Дальше соскочила с места и просила прекратить, но он прижал меня к столу и начал говорить, что только так я смогу сдать…. Под платье мне полез и командовал продолжать!

— Какая же тварь! — не выдерживаю.

— Наш преподаватель и раньше ко мне внимание проявлял, но оно было чисто научное. Мне так казалось….

— Ага, как же, — комментирует Макс.

— Я не знаю, что на него нашло в тот день! Меня такой страх и ступор сковали, что я даже крикнуть не могла. Думала, либо драться на неравных силах буду, либо тут и умру от надвигающегося позора. Но тут в аудиторию зашел Вил.

— Он думал, что экзамен давно закончился, и за шпорами нашими возвращался, которые мы с ним под все парты напихали, — дополняет Макс.

Вполне в духе Фишера.

— Вил когда эту сцену увидел, не раздумывая схватил Василича за шкирку, хорошенько тряханул и откинул от меня подальше. Ну тот и грохнулся кубарем через стулья.

— Ты поэтому его защищала, когда он представление перед классом устроил? — вдруг вспоминаю случай с Максом и раскидыванием денег. Аня единственная промолчала.

— Блин, ну да! Я всю жизнь ему благодарна буду. Вил сразу утащил меня оттуда, и на следующее утро мы пошли в деканат. После недолгих разбирательств Васильевича уволили, таковым было требование моих родителей. Мама с папой бы и дальше пошли, но я не хотела огласки, чтобы мне до конца учебы припоминали…. Только никому не рассказывайте, пожалуйста! — она вцепляется мне в руку и выпучивает глаза, — Не хочу, чтобы про меня слухи какие-то ходили.

— Вот же семейка, блин! Он заслужил наказания! — меня просто разрывает от негодования.

— Его сын — его наказание, хуже не придумаешь, — усмехается Макс.

— Так, стоп! Почему тогда все ополчились на Вила?

— Этот мешок старый пока падал, запястье сломал, — Макс подкидывает фактов в Анин монолог. — И когда Ромчик-сыночек прознал, что это был его подростковый враг Фишер, стал как истеричка писать заявы. Они там насочиняли переломов, побоев, справок напокупали.

— Подростковый враг?

— Лисицын долгое время травил Вила, они вместе ходили на боевые искусства. Точнее этот урод гораздо старше был, и выбрал себе в жертву пацаненка.

— Заканчивай с подробностями, — слышу уверенный голос за спиной. — Это не для нежных ушей.

Вил. Мы наконец встречаемся взглядами. Он проходит и садится рядом на парту. Такой спокойный, будто он только что не дрался и его не отчисляли.

— А ополчились на меня потому, что я Юрику пообещал не выдавать истинную причину увольнения старикана секс-маньяка, иначе бы и декану влетело. Всему отделению пришлось сказать, что мол, у нас стычка была и он по здоровью на пенсию раньше свалил. Хотели его без огласки уволить, но тихо не получилось из-за сыночка, который всеми силами пытался меня виноватым выставить, наплевав на то, что это вообще-то его батя руки распускал. Трус паршивый.

— А твой отец не в курсе был? — возмущаюсь.

— В курсе. Но я Юрцу слово дал, и поздно было идти на попятную, тем более, что он наш кент. Отец сказал, не можешь победить справедливо — купи, у всего есть своя цена.

— И вы откупились от проблем?

Макс не выдерживает: —Пришлось! Лисицын жадной тварью оказался! Цена была — зарплата его отцу на год. Старый хрыч ни на что не претендовал, хвост поджал и рад был, что Новики до конца не пошли, а вот сыночку палец в рот не клади, он на говно изошел, чтобы вытрясти с Альбертаи Вила бабла побольше. А через полгода он вопреки уговору все равно начал давить на декана, обещая устроить проблем с оглаской. Вот ему и заткнули рот должностью в ВУЗе.

— Это было уже без моего ведома, — поясняет Вил.

— Самое идиотское решение Юрика, согласен, привел козла в огород, — кивает Макс.

Сюр! Самый настоящий сюр!

Не зря говорят, что розовые очки разбиваются стеклами внутрь. Здесь всё погрязло во лжи, интригах, травле. Аж с потолка капает.

И неважно, кто падет жертвой: студентка с синдромом отличницы, несносный студент или молодая коллега. Главное, чтобы каждая отдельно взятая задница была в тепле. Каждый сам за себя любой ценой, но никак не за доброе-вечное….

— Но это же…. Нечестно! — в бессилии развожу руками.

— Наивный ты мой Олененок, — Вил делает беззлобный фейспалм.

Повисает пауза.

— А вы это? Ну, типа встречаетесь? — Аня хитро улыбается и потирает руки. — Я так и знала! Каринка мне штуку должна.

— Вы что, спорили на нас? — поднимаю брови.

— Да Фишер с первого дня на Вас слюни ручьем пускал, постоянно вокруг ошивался, так что, это было очевидно, — смеется Аня.

— Не вздумай ляпнуть кому-то, — Вил смотрит исподлобья.

— А знаешь, что? Пусть говорит, — выдаю неожиданно для самой себя. — Плевать уже.

Макс переводит взгляд с меня на Вила и обратно, а потом берет Аню под руку и провожает к выходу: —Так, нам, пожалуй, пора! Увидимся на парковке после пар, надо обмозговать, как падлу на чистую воду выводить будем.

— За жизнь с тобой не рассчитаюсь, бро! — Вил хлопает Макса по спине.

Мне радостно, что они помирились.

— Так все же мы встречаемся? — Вил улыбается мне одним уголком губ.

Смотрит так тепло, будто я домой вернулась. Не могу объять сознанием все, что я только что узнала, и чувствую, как подкатывает.

— Если ты простишь меня, — мямлю трясущимся голосом. — Я должна была тебе поверить.

— Сюда иди, глупая, — привлекает меня к себе и укутывает своими большими руками.

— А теперь тебя отчислили, — шмыгаю ему в грудь.

— Сбылась мечта идиота. Хотел сделать это с самого первого курса, так что — это меньшая из проблем, — утешая, гладит меня по голове. — Защищала меня зачем перед всеми?

— Боялась, что тебе еще больше влетит! Еще и отец твой взбесится, — размазываю по щекам горячие слезы и смотрю на него снизу вверх. — Давай я с ним поговорю!

— Ты у меня, конечно, отчаянная ниндзя, но отца моего за волосы оттаскать не получится, — смеется надо мной по-доброму. — Я все выдержу, все нормально, — он убирает пряди от моего лица.

— А штрафы? Ты просто так мои штрафы на себя взял? После всего, что я о тебе наговорила и думала? — то ли нервы окончательно сдают, то ли меня отпускает успокоительное, но я просто начинаю рыдать.

— Это наши с ним счёты, ты случайно в эти жернова попала, — говорит мягко. — Я сам виноват, что с тобой загадками разговаривал, пока эта мразь тебя обрабатывала, — снова прижимает меня к себе. — У меня, как видишь, проблема с беседами. Надо было говорить правду, когда ты спрашивала. Я исправлюсь.

— Прости, что слушала всех, кроме тебя, Вилли! На меня все набросились: Роман, Ольга Владимировна и остальные преподы, Кирилл с гиперопекой, мама приехала, допросы эти, видео с камер! Мне было так страшно, — плачу в его грудь. — Я не должна была верить, я ведь знала, какой ты на самом деле.

— Хуйня все! Поплачь, Олененок, выпусти все это, легче станет, — шепчет мне в волосы. — Мне главное, что ты в порядке.

В аудиторию суется кто-то из студентов, но оценивает ситуацию и быстро ретируется.

— Ну все, мы теперь главная новость, — хлюпаю.

— Должны же в этой шараге быть хоть какие-то хорошие новости.

— Вил, — поднимаю на него заплаканные глаза, — Я решила, что не смогу здесь больше работать! Пусть Лисицын себе эти снимки засунет в одно место! Буду искать другой университет или колледж. Завтра же напишу заявление! Ненавижу это место!

— Как скажешь, малыш! Если ты точно уверена, мы решим этот вопрос.

— И на этот тупой бал идти не придется, — говорю в сердцах. — Маскарад лицемерия!

Вил прищуривается, обдумывая что-то. — Точно, бал же! Какая ты умница, Виолетик.

— Что ты задумал?