«Завтра улетаю. Надеюсь, ты счастлива!» — отправляю Виолетте заключительное сообщение, так как ловлю стойкое ощущение, что после вскрытия посылки из прошлого моя жизнь изменится.
Закуриваю сигарету, но сразу отправляю ее в первую же урну. Решаю открыть коробку, не уходя далеко от ломбарда, вдруг мне снова понадобится Борис.
Хватаю пойло из машины в качестве моральной поддержки, к которой никогда прежде не обращался, и бреду через прилегающий парк в поисках безлюдного места. На бушующих эмоциях не замечаю, как дохожу до самого его конца.
Природа значительно облысела, и теперь вместо зеленого ограждения передо мной открывается вид на город. Небо затягивается тяжелыми снеговыми облаками, и начинает смеркаться.
В пустом воздухе кружатся падающие на безжизненную землю парка снежинки. Фу, так романтично, аж тошно, блять.
Завтра перед самолетом заеду к кудрявому и обязательно к Ахмаду в клуб, если решусь признаться учителю, что сбегаю. А здесь и сейчас отличное место, чтобы попрощаться. Точнее, послать все нахуй.
Таращусь на коробку, она очень легкая, не в силах даже предположить, что может быть внутри. Мелкой тряской тревога просачивается сквозь пальцы, когда я аккуратно надрываю защитную ленту.
Поднимаю крышку, из-под которой на меня смотрит тонкий белый конверт. Зажимаю коробку под мышкой, обрываю край конверта и ходящими ходуном руками достаю несколько исписанных маминым почерком листочков в клеточку.
Приземляю задницу на ограждающую планку, закусываю губу и поднимаю глаза в небо. Щас будет пиздец. Разворачиваю сложенные в несколько раз бумажки:
"Дорогой сынок! Солнышко мое! Тебе пишет твоя мама. В последнее время стала чувствовать себя хуже и очень боюсь, что уйду, не сказав тебе столько важного.
Возможно, ты никогда не прочтешь это письмо, значит, так и нужно.
Если ты все же читаешь эти строки, значит, тебе нужна поддержка. И я хочу, чтобы ты знал, что я здесь, рядом с тобой, мой родной.
В какой бы ситуации ты был, в каком бы состоянии ты ни был, чтобы ни происходило в твоей жизни — я очень люблю тебя. Я слышу тебя, я вижу тебя, я рядом."
Бляяяять, в горле зреет ком размером с кирпич, а в носу начинает больно резать. Мама….
"Хочу сказать тебе, чтобы ты не корил себя, если в жизни что-то идет не так, потому что все мы не идеальны.
Особенно я. Знаешь, милый, я совсем не горжусь многими вещами, которые я совершала в силу своей молодости, глупости, неопытности.
Но мы никогда не знаем, как тот или иной поступок отразится на нашей жизни. Иногда самые глупые, стыдные и опрометчивые решения приносят самое большое счастье."
Отворачиваюсь от бумаги, не в силах даже приблизительно описать коктейль, который я чувствую.
Одним движением откручиваю крышку бутылки, походу какой-то вискарь, и делаю большой глоток. Алкоголь мощно ухает внутрь меня потоком раскаленной лавы, вызывая только жжение.
Господи, дай мне сил дочитать это.
"Есть тайна, которую я не хочу забирать с собой. Она причинила мне столько боли в течение жизни, но подарила абсолютное счастье — тебя. Я верю, что ты достаточно взрослый, когда читаешь это письмо, и верю, что могу сказать тебе это сейчас.
Вилли, Альберт действительно не твой отец. У нас ним несколько лет не получалось завести детей, по каким бы врачам мы ни бегали.
Он давил на меня, отношения только ухудшались. И в момент, когда мы окончательно решились развестись, где произошло то, о чем я никогда не жалела."
— Почему ты не рассказала мне? Почему??? — отпиваю еще глоток, второй раз жижа не кажется такой мерзотной.
"Вернувшись из отпуска, я даже не подозревала о том, что уже ношу под сердцем тебя. Именно тогда Альберт решил вернуть меня, сказал, что не хочет разводиться и сделает все возможное для нашего брака. Я любила его и вернулась, а уже позже узнала о беременности.
Прекрасно понимая, что зачатие произошло раньше, я соврала мужу. Постарайся не судить меня, хотя это сложно. Я наивно верила, что делаю хорошо семье.
У нас появился ребенок, долгожданный сын.
Но видя, к чему привела моя ложь, видя, какую боль это причиняет тебе, я раз пыталась уйти от Альберта, начать отдельную жизнь с тобой, но он каждый раз возвращал меня, обещая, что все наладится.
А я так хотела дать тебе хорошую семью."
— Кто тогда мой отец, мама? Кто я?
"Я забеременела тобой неожиданно. Это был курортная интрига, вечер, чтобы забыться от наших скандалов, я не запомнила даже его имени. Помню только, что мы говорили по-немецки.
Мы никогда больше не общались, да и не было в этом нужды.
Хочу, чтобы ты знал только одно: когда я узнала о беременности, я была самым счастливым человеком на свете, клянусь тебе, Вилли!
Ты — самое желанное, что могло произойти со мной в этой жизни. Я молила небеса, чтобы в нашу семью пришел ребенок, и они подарили мне тебя. Если бы мне пришлось еще раз пройти через все, чтобы получить тебя, сыночек, — я бы сделала, не задумываясь."
— Отец знал с самого начала?
"Альберт стал догадываться после родов, но он не смог нас отпустить, он пытался принять тебя, Вилли.
Ты взрослел, и наши ссоры участились настолько, что ему все же захотелось сделать тест на отцовство.
Тогда мы только переехали, и я так боялась, что мы останемся без крыши над головой в незнакомой стране, что малодушно подделала результаты теста, заплатив лаборатории.
Однако, это не исправило ситуацию. Даже сегодня, перед тем, как написать тебе это письмо, я слышала вашу с отцом ругань в коридоре.
Чувствую, что мне осталось немного, я слабею с каждым днем, и не хочу, чтобы ты запомнил меня такой — изменщицей. Но когда-то придет время узнать правду."
В этом месте паста на странице расплывается слезными разводами мамы, поверх невольно добавляется еще пара моих.
"Прости нас, Вильгельм. Мы оба наделали ошибок, катастрофических. Мы не смогли стать тебе хорошими родителями, оказавшись обычными людьми.
Мне так жаль, сынок. Мне так жаль. Прости меня, родной, за все, что тебе пришлось чувствовать по моей глупости.
Надеюсь, ты когда сможешь это сделать."
— Прощаю, мама, Прощаю. — утираю жижу под носом рукавом и опрокидываю еще вискаря, по замерзшим конечностям растекается приятное тепло, придавая смелости. — Я бы так хотел, чтобы ты сейчас просто была рядом, просто рядом, живая и здоровая. Мне так тебя не хватает!
"Теперь ты знаешь, что твоя мама была далеко не идеальной.
И знай, что каждый может ошибаться. Ты тоже. Твои близкие тоже. Это не делает тебя плохим человеком, и это не делает твоих любимых плохими людьми.
Порой говорить неправильные вещи, влезать в сомнительные ситуации, принимать неверные решения, предавать или обманывать приходится не по своей воле. К сожалению, иногда мы заложники обстоятельств, как бы ни казалось со стороны.
Любое состояние сейчас — это не конец. За тьмой всегда последует свет."
— Как, мама, как? Я не знаю, кто я и не понимаю, зачем я.
"Знаю, что это вряд ли заменит тебе украденную любовь, но я хочу, чтобы у тебя был шанс начать строить свою жизнь так, как этого этого хочешь ты, без оглядки на обстоятельства.
Я слишком поздно осознала важность того, как важно быть независимой. Верю, что ты у меня умный и самостоятельный, и сам обеспечиваешь себя. Но считаю своим долгом оставить себе что-то после себя, чтобы ты мог иметь крышу над головой, которая не зависит ни от чьего настроения.
Вилли, солнышко, я переписала на тебя дом своих родителей в Германии, который унаследовала несколько лет назад, когда не стало твоей бабушки.
Прежде он принадлежал нам с Милей, но я выкупила ее часть, и завещала его тебе. Альберт не знает.
Зато твоя тетя Миля в курсе. Сейчас она вписана в доверенность на дом, чтобы следить за ним, но законным наследником являешься только ты. Копии бумаг прилагаются.
Оригиналы хранятся у Мили в Мюнхене, мы договорились с ней, что, если меня не станет, то она вручит тебе мой подарок на твое двадцатипятилетие. Но я знала, сынок, что это письмо найдет тебя раньше."
Онемевшее туловище не слушается, я медленными движениями снова открываю коробочку, находя внутри еще один конверт, который сразу не заметил.
В свалившейся темноте подсвечиваю себе фонариком телефона: все бумаги на немецком языке с гербовыми печатями. Хочу проговорить «спасибо, мама», но я не в силах. Тогда я просто не соберусь назад, меня окончательно размотает.
"Благословляю тебя поступить с твоим имуществом так, как считаешь нужным. Подумай хорошо.
Будь мудр в своем решении, и пусть оно сделаем тебя счастливее. Буду молиться о тебе даже на том свете.
Твоя мама. Люблю тебя, сынок."
Пошатываюсь. Смутно осознаю, что ноги больше не слушаются меня. Роняю на землю телефон, сбиваю ногой полупустую бутылку.
Кажется, я пьян.
Нашариваю смартфон и дочитываю последние строчки, еле держа себя в руках.
Безуспешно хочу сориентироваться в пространстве, но чуть не клюю носом. В рандомном порядке распихиваю по карманам содержимое своих рук.
Телефон заблокировался, а я как сука не могу попасть по нужным цифрам. Долбанное распознавание лиц не работает с тех пор, как я половину физиономии об асфальт стесал.
После разблокировки новым испытанием для моего поплышего мозга оказывается набор нужного номера.
Щурусь на свет, палец рвано листает список звонков, пытаясь выхватить знакомые буквы.
Макс, Макс, Макс, М… М… М… Тыкаю в Макса, в надежде, что кудрявый уже освободился.
Пока идут бесконечные гудки, к горлу подкатывает тошнота. Эмоциональная и физическая тошнота, и меня выворачивает у первого же дерева.
Сука!
Чуть зажившие было ребра простреливают до самого мозга. Не без мучений распрямляюсь, держась за ствол.
— Алло, Фиш! Алло! — доносится женский голос.
— Милена? Ты что у Макса делаешь? — спотыкаясь десять раз, выговариваю фразу.
— Вил, ты сам мне набрал! Ты в порядке вообще? Что у тебя с голосом? — она говорит что-то еще, но мне так хреново, что я не разбираю.
— Забери меня, — все, что могу выдать, борясь с головокружением и сдерживая позывы.
— Тебе плохо? Боже! Сейчас такси вызову, объясни, где ты!
______________________________________________