Волки

XVII. Механик

— Ну и отъел ты ряху, сволочь, на римских харчах… — прохрипел Дардиолай, сгрузив с плеч на снег связанного Деметрия, — ты же, вроде, худым был?

Молния втащил пленника под высоченную старую ель, в шатёр, образованный тяжёлыми лапами, устало опустившимися к самой земле. Прислонил к стволу, а сам выпрямился во весь рост. Стукнулся затылком о ветку, выругался. Осторожно потянулся, разминая затёкшие плечи. Деметрий что-то невнятно промычал. Дардиолай наклонился к нему и вытащил изо рта кляп.

— Они нас найдут! — затараторил пленник, — тебе не скрыться!

Дардиолай поморщился и снова заткнул ему рот. Деметрий протестующе мотал головой и мычал. Молния сел рядом с ним.

— Сейчас отдышусь немного. Устал, что-то.

Он стащил шапку, почесал вспотевшую голову.

— Ты, Деметрий, молись, чтобы не нашли. Потому как если найдут, я первым делом тебя зарежу.

Пленник притих.

Сколько они проехали верхом, удирая из кастелла, Деметрий не знал. Показалось, что не очень много. Может быть, около мили. Всё это время он висел поперёк конской спины и с трудом мог вздохнуть. Отчаянно мутило, в глазах начало темнеть, и он уже думал, что вот-вот потеряет сознание, однако, прежде чем это произошло, похититель остановил лощадь и спешился. В этот момент Деметрий, с трудом извернувшись, смог разглядеть его лицо. И узнал.

Шум погони позади не различался, но Дардиолай не сомневался, что она будет. Едва ли не под стенами крепости механика похитил, тащил через лес, бросив лошадь.

Продирался он сквозь буреломы долго. Деметрий подивился его выносливости. Погоня, как видно отстала, треска сучьев за спиной не слышно. Однако на земле лежит снег и следы, как на ладони.

Дардиолай это понимал и как только на пути встретился овраг с незамёрзшим ручьём на дне (а ручьёв, впадавших в Марис, в округе довольно много), он немедленно свернул в сторону и пошёл прямо по воде вниз по течению.

Передохнув, Молния распустил пленнику шнуровку на правом сапоге и связал ноги. Проверил, не ослаб ли ремень, стягивавший руки за спиной. Затем вылез из-под ёлки, встал, огляделся, обошёл её кругом и куда-то исчез. Деметрий изворачивался, стараясь не упускать похитителя из виду, однако всё же потерял.

Отсутствовал похититель долго. Чего только Деметрий за это время не передумал. Уже почти уверился, что его здесь бросили на съедение волкам, но тут неподалёку послышалось тюканье топора. Вернее, фалькса. Топора у Дардиолая с собой не было.

Похититель вернулся, сложил костерок. Вытащил из-за пазухи мешочек с кремнем и кресалом. Высек огонь и долго раздувал тлеющую измельчённую кору можжевельника. Когда появился слабый огонёк, подкормил его берестой.

Когда затрещали сучья, пожираемые довольно урчащим пламенем, Дардиолай посмотрел на пленника.

— Орать не будешь?

Тот замотал головой.

— Ну и хорошо.

Похититель вытащил кляп.

— Руки может, развяжешь? — попросил Деметрий.

Дардиолай кивнул и пожелание выполнил.

Пленник растёр затёкшие запястья.

— Найдут нас.

— Хлопотно это, — ответил Молния, — я позаботился, не переживай.

Некоторое время оба молчали, потом Деметрий сказал:

— Не ожидал, конечно, тебя тут встретить, но, по правде, не удивлён. Уж кто и выжил бы в этой заварухе, так это ты.

— А я вот удивился, — сказал Дардиолай, — или тоже не стоило?

— Я помню, как вы ко мне поначалу относились, — кивнул Деметрий, — не доверяли.

— Как видно, не зря.

— Да что ты знаешь обо мне! — возмутился Деметрий, — о том, что на душе у меня!

— Не ори, — спокойно сказал Дардиолай.

— Да, я помню, кто ты. Бесстрашный Збел, Fulgur. А я скромный фабр. Я жить хочу. Предателем меня считаешь? Это меня все предали. Траян за то, что я служил Децебалу, хотел на крест приколотить. А почему я служил Децебалу? А потому что меня ему Домициан подарил!

— Несправедливо, да, — усмехнулся Дардиолай.

— Смеёшься… Я восемнадцать лет прожил среди вас…

— Слышал пословицу? «Сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит».

— Это они волки! — Деметрий с ожесточением ткнул рукой куда-то в сторону, — они! Дети капитолийской суки! Не смей меня к ним причислять! Твою родину они топчут несколько месяцев…

— Лет, — процедил Дардиолай.

— Лет, — согласился Деметрий, — а мою — пару веков! Ты думаешь, я римский гражданин? Ага, разбежался. Я строил мосты, акведуки, потом машины, а гражданства так и не получил. Я свободнорождённый, а иной вольноотпущенник, мог об меня ноги вытереть! Меня вам подарили, как вещь, которую не жалко. И ты после этого веришь, что я с радостью переметнулся к римлянам?

— Зачем ты мне всё это говоришь, Деметрий? С радостью, без радости. Мне наплевать. Ты служил царю, иногда сидел за одним столом с ним, тебе нашли жену из нашего народа…

— И я её любил!

— Молодец. Успокойся и не ори. Ты был наш, понимаешь? Уже много лет никто не вспоминал, что ты из «красношеих». А что поначалу было… Незнакомцам никто не доверяет. Но что я вижу теперь? Ты с римлянами. Ты не в кандалах. Жить хотел? Ну, так тут многие жить хотели.

— Вам проще, — буркнул Деметрий, — вас встретит Залмоксис. А кто встретит меня?

— А хоть бы и Залмоксис. Что, думаешь, оттого нам, дакам, совсем жизнь не дорога? Думаешь, Бицилис не понимал, что царь его на верную смерть оставляет? Думаешь, жить не хотел? А остался.

— Да, я трус, спас свою шкуру, продался римлянам, которых ненавижу. Не чета Бицилису, храбрейшему из храбрых, — прошипел Деметрий.

Он как-то странно оскалился, будто бы злорадно. И, не давая Дардиолаю слово вставить, быстро спросил:

— Откуда знаешь про Бицилиса? Вроде бы тебя царь к Сусагу отослал прежде, чем в Сармизегетузе всё случилось?

— Знаю уж. Неважно откуда, — буркнул Дардиолай, носком сапога подвинув обугленную толстую ветку в костре.

— Ничего ты не знаешь, Збел. Жив Бицилис. Жив и здоров. И такой же подлый предатель, как и я.

Дардиолай медленно поднял на пленника глаза и негромко прошипел:

— Врёшь.

— Чего ради врать? Правду говорю, её проверить можно. Если не боишься. В Апуле он. В ставке цезаря. И тоже, знаешь ли, не в кандалах.

Дардиолай подался вперёд и сгрёб Деметрия за грудки.

— Рассказывай!

Деметрий заговорил. Дардиолай слушал внимательно, почти не перебивал. И с каждым словом фабра мрачнел всё больше.

Несколькими месяцами ранее, конец лета, крепость Красная Скала

— Начнём может уже? — спросил Кетрипор, — сил нет смотреть, как ублюдки там ползают.

— Нет, — возразил Деметрий, — это дубиной комаров гонять.

Пожилой воин поджал губы, недовольно покачал головой. Знатный тарабост из Тибиска, он был тестем Деметрия. Здесь, в Красной Скале оба они сидели, как на иголках — не знали, какова судьба их близких, дочери и внуков Кетрипора, жены и детей Деметрия. Семья осталась в Тибиске. Этот город был взят римлянами в прошлую войну, когда Траян переправился через Данубий у Ледераты. Но в нынешнюю он должен был остаться в стороне, ибо император избрал для наступления иной путь — через реку возле Дробеты, для чего Аполлодор Дамасский там два года строил огромный каменный мост.

Даки о том, конечно, знали, потому и тесть, и зять рассудили, что их родным в Тибиске находиться будет вполне безопасно. Но по донесениям лазутчиков давно уже стало ясно, что «красношеие» продвигаются вперёд весьма основательно, строят дороги и мосты, прибирают к рукам все предгорья, широко загребают. Деметрий не знал, двинулись ли какие-то легионы на Тибиск и оттого душа была не на месте.

С такими вот мрачными мыслями он стоял на верхней площадке юго-западной башни крепости и наблюдал за тем, как римляне осторожно, маленькими группами ползали по южному склону горы.

Над отвесным и неприступным северным склоном возвышалась каменная цитадель. После поражения в прошлой войне Децебалу пришлось еë разрушить, но потом даки восстановили стены с быстротой, ошеломившей римлян. Теперь в сторону южного склона крепость прирастала деревянным частоколом, который поддерживали угловые каменные башни. Ещё она, сторожевая, стояла поодаль, на середине склона. Царь планировал подвести стены и к ней, но этого уже даки сделать не успели и потому защищать эту башню не стали, сразу отошли в крепость.

Огромная пёстрая змея четвёртый день степенно ползла мимо крепости с запада на восток вдоль русла речки Саргеции. Кетрипор и Деметрий смотрели за её движением с нескрываемым отчаянием. Легионы один за другим, не останавливаясь, проходили к столице и оставляли Красную Скалу в тылу. Децебал, ставя Кетрипора начальником гарнизона, ожидал, что Траян остановится здесь, упрётся рогом, ибо именно так император действовал раньше. И в прошлую войну, и в нынешнюю, ещё совсем недавно. Римляне не оставляли в тылу невзятые крепости, основательно зачищали округу. Но теперь, почти достигнув Сармизегетузы, Траян изменил тактику.

Всё это обесценивало оборону. Неважно, сколько они продержатся, это никак не поможет столице. Они не выиграют для царя столь необходимое ему время.

Четыре дня фабр и его тесть торчали на стенах и бессильно наблюдали, как очередной легион поутру снимается с лагеря, уступая его идущему следом. Четыре дня «красношеие» не предпринимали никаких действий против Скалы, будто её и не было. Они просто обтекали крепость.

В иной ситуации это открывало бы возможности гарнизону для вылазки, удара в спину. Но что могла сделать горстка бойцов против десяти легионов? А ведь ещё почти столько же под началом Лаберия шли иной дорогой, через перевал Боуты. Невероятная мощь.

Оставалось лишь наблюдать и ждать. Вскоре стало очевидно, что Скалу римляне совсем не проигнорируют. В лагере остался легион, на знамёнах-вексиллумах которого был изображён овен.

«Бараны» приступили к сборке осадных орудий, обоз с которыми дополз до крепости позже всех. Часть телег с разобранными машинами упряжки волов потащили дальше, но и против Скалы осталось немало.

— Всё-таки полезут на нас, — сказал Кетрипор, — а я уж начал сомневаться.

— На Апул они, как видно, собираются идти после Сармизегетузы, — сказал фабр тестю.

— Ты мне брось эти разговоры, — прошипел Кетрипор, — её ублюдкам не взять! Надорвутся!

Он кусал губы, сам в свои слова не верил, но перед подчинёнными не мог выказывать сомнений.

— Можно попытаться уйти в Близнецы, — предложил Деметрий, — соединиться с нашими. Дорога свободна. Пока.

— В штаны наложил? — скривился Кетрипор.

— Мы здесь умрём бесполезно, — процедил Деметрий, — царю не поможем. А так усилим дорогу на Апул. И в Близнецах держаться удобнее.

Это было правдой. Близнецы, две крепости, над ущельем, по которому пролегала единственная дорога на север, оборонять куда проще. Но машины Деметрия туда не утащить.

Тарабост ответил не сразу. Он и сам это понимал. Умом. Трусоватый эллин, приближенный царём вовсе не за храбрость, навязанный главе обедневшего рода в зятья, сейчас бесил Кетрипора особенно. Потому что предлагал разумные вещи.

Но сердце принять их отказывалось.

— Будем драться здесь, — ответил тарабост.

Здесь, в Красной Скале, под его началом имелось две дюжины машин. Половина — палинтоны, мечущие каменные ядра. Деметрий называл их так по-гречески, привычно для себя. Римляне звали иначе. Остальные машины были стреломётами, эвтитонами. Обликом и те, и другие ничем не отличались от римских.

Даки загодя изрыли пологий склон ямами, набили толстенных кольев, натаскали камней, чтобы помешать подходу тарана. Пока фабры его собирали, легионеры и ауксилларии разведали южный склон. В сумерках ползали по нему малыми группами, прикрывались щитами от стрел даков и урона почти не понесли. Стрелять по ним чем-то весомее Деметрий отказался. Действительно, дубиной по комарам.

Ночью «бараны» принялись расчищать путь. Заваливали ямы фашинами, выкорчёвывали колья.

Деметрий такое предполагал. Теперь легионеров работало гораздо больше, можно и ударить. В нескольких местах по его указанию даки подготовили и замаскировали костры, на которые потратили немало смолы. И когда неутомимые «бараны», или, скорее «муравьи» полезли на склон, он подкинул им огоньку. Зажигательные стрелы взметнули в ночное небо жадные языки пламени. Даки пожертвовали и оставленной сторожевой башней, её загодя до верха набили дровами и с наступлением ночи сумели издали превратить в огромный столб огня.

Всё это было сделано не для того, чтобы жечь римлян, из тех мало кто пострадал. Нет, Деметрий устроил освещение. И вот теперь заработали его камнемёты. Булыжники размером с человеческую голову убивали и калечили несчастных легионеров десятками. Римляне хватали фашины и неслись вверх по склону бегом. Ломали ноги в ямах, не заметив их во тьме, разорванной на мятущиеся рыжие лоскуты.

Но как ни старался Деметрий, задержать «баранов» хотя бы на день он не сумел.

Утром таран двинулся к воротам.

— Как думаешь, скоро доползёт? — поинтересовался Кетрипор.

Деметрий посмотрел солнце, потом на медленно ползущий вверх по пологому склону таран и ответил:

— К полудню управятся.

— Ублюдки… — процедил пожилой воин.

В сторону тарана полетели стрелы, с подожжённой паклей, обёрнутой вокруг наконечников. Однако Адриан, штурмовавший крепость, с юности был изрядно подкован в вопросах тактики, прочитал немало греческих трактатов, внимательно штудировал и сочинения недавно почившего бывшего консула и авгура Секста Юлия Фронтина. Да и фабры в легионе племянника императора были из числа лучших. Так что дакийские стрелы никак не повредили винее, двухскатной крыше тарана, покрытой мокрыми кожами. Под ней римляне укрывали ещё и чан с водой.

Когда таран дополз до ворот и ударил в них, даки уронили со стены бревно на цепи. Подгадали момент и этим тяжеленным маятником сломали бивень.

«Красношеие» под восторженное улюлюканье защитников оттащили машину назад. Ликовать дакам довелось недолго. Через несколько часов таран снова бил в ворота и сломал их к вечеру первого дня штурма.

«Черепаха» из красных щитов вышла из-под винеи. Легионеры прорвались в крепость. В воротах их строй рассыпался и даки едва не отбросили штурмующих назад. В какой-то момент Деметрию, наблюдавшему с башни, показалось что даки одолевают. Он видел, как фалькс его тестя, лично возглавившего контратаку, мелькал уже возле тарана. Снаружи.

Но Адриан был начеку и вот уже когорта за когортой спешили на подмогу своим.

Вынутый богами жребий колебался недолго, и «римская» чаша весов пошла вниз.

Римляне прорвались, работая методично, заученно. Стена щитов. Меж ними будто змеиные языки тысячеголовой Гидры выстреливали стальные жала мечей. Натиск был, поистине, неудержим. Деметрий не успел опомниться, как пришлось отступить в цитадель.

Да и не отступить — бежать, бросив две трети камнемётов.

— Где Кетрипор? — спросил он одного из воинов, едва отдышавшись.

Тот покачал головой.

— Я видел, как он упал, — сказал другой.

Вскоре заметили, как римляне, разбирая трупы у ворот, стащили с одного дорогой плащ тарабоста. Двое легионеров разглядывали его роскошный шлем с высокой сбитой вперёд тульёй, гребнем и украшенными чеканкой нащёчниками.

Деметрий сжал зубы. По царскому наказу теперь главным становился он.

На следующий день римляне разобрали часть частокола и протащили внутрь таран. Ворота цитадели были массивнее, к тому же Деметрий сразу приказал замуровать их изнутри.

Как видно, Адриан такое предполагал, и явно рассчитывал не только на таран. Его фабры закончили сборку баллист и онагров, и на зубцы крепостной стены обрушился дождь из стрел и камней, сметая защитников. А потом «бараны» пошли на приступ с множеством лестниц.

Кровавую сечу на стенах прекратила ночь. Деметрий, никогда прежде меча в руке толком не державший, побывал в настоящем пекле и уцелел чудом. Гарнизон уменьшился на четверть.

Наутро римляне возобновили штурм. Деметрий успел переместить на стенах шесть оставшихся у него камнемётов, выбрать лучшие углы обстрела. Видать, кто-то из богов всё же играл за него, незримо направлял. Иначе фабр не мог объяснить, что заставило его перед самым первым выстрелом ещё немного приподнять жёлоб палинтона и камень лёг аккурат в римский онагр.

Ах, если бы подобные маленькие удачи, как кольца кольчуги сплетались в броню, о которую «красношеие» обломают зубы.

Пока что те обламывали зубцы крепостной стены.

Онагры римлян взмахивали пращами, их станины подпрыгивали, а спустя мгновение ядра высекали из бойниц каменное крошево.

— А-а! Глаза! Глаза, сука-а-а!

Одни орали от боли и ужаса, другие от восторга, радуясь удачному выстрелу:

— Гляди, гляди, как попали! Башка отлетела! Видел?

— Отож! Нате-ка вам ещё!

«Бараны» вновь лезли на приступ. Вновь работали мечи. Даки, вчерашние коматы, без доспехов, вооружённые одними фальксами рубились с остервенением. Шестами отталкивали лестницы, лили на головы «баранам» кипяток.

Отбились. В сумерках Адриан отдал приказ прекратить штурм. Даки ликовали, а Деметрий мрачно подсчитывал потери. Они были чудовищными. Стало очевидно, что на следующий день всё и закончится.

— Нужно уходить, — сказал Торкват, — прорываться в Близнецы.

Его машины, которые он сооружал с такой любовью, показали себя отлично, но и слепому видно — одними камнемётами не отбиться. У римлян их больше. Но всё решится не ими, а настойчивостью и выучкой легионеров.

Фабр тогда не знал, что император потребовал от Адриана взять Скалу за день. С двумя днями подготовки к штурму.

Убеждать кого-то Торквату не пришлось. Несгибаемый Кетрипор погиб. Оставшиеся в живых фабра поддержали. Не зная того, они уже победили Адриана, задержав его на два лишних дня.

Ночью, с помощью верёвок и отбитых в бою лестниц даки спустились вниз с северной части Скалы. Все эти дни Деметрий внимательно следил за этим склоном и не видел там «красношеих». Но это оказалась обманкой. Адриан не дал фабру и его людям повторить успех одного фракийца, любителя полазить по горе, что позже похоронила два города.

Деметрий угодил в засаду. Большая часть его людей погибла, а сам он попал в плен. Но, похоже, жестокие боги уберегли его лишь для того, чтобы полюбоваться на мучения распятого. Адриан, раздражённый потерями, которые причинили машины фабра, не стал с ним церемониться. Окажись на месте эллина Кетрипор, Публий Элий мог бы изобразить благородство, великодушие и уважение к умелому и храброму врагу.

Но, как оказалось, противостоял претору какой-то фабр. Причём из гречишек, переметнувшихся к царю, а значит изменник. Чего с таким церемониться?

Деметрий уже успел увидеть приготовленный для него крест, однако зрелища не получилось. Прежде, чем гвозди вонзились в запястья фабра, тот успел крикнуть Адриану:

— Сокровища Децебала! Я знаю, как их найти! Там очень много золота! Очень!

Публий недоверчиво хмыкнул.

— Говори.

— Нет, — замотал головой механик, — я скажу только цезарю. Если он пообещает, что дарует мне жизнь.

— Хорошо, — сказал претор, — несколько дней ещё поживёшь. Крест никуда не денется. Солгал — повиснешь на нём всё равно.

Публий оставил в Красной Скале три центурии ауксиллариев, после чего Первый легион Минервы снялся с лагеря и двинулся к Сармизегетузе. Римляне замкнули вокруг неё кольцо, но не начинали штурм. Траян ждал племянника, который тащил половину всех машин.

Адриан оставил легион на трибунов, а сам, взяв фабра и охрану, поспешил к цезарю.

И там, в присутствии лишь императора, претора и начальника фрументариев, фабр рассказал, что сокровища даков скрыты на дне реки Саргеция, протекавшей возле Сармизегетузы. Для этого её воды были на время отведены с помощью плотины.

— Плотину и сам тайник как раз я и придумал. Но строили другие. Пленные римляне строили. Их потом всех до одного перебили, чтобы никто не узнал, где скрыто золото, а мной царь дорожил, вот и не позволил узнать тайну.

— Так ты не знаешь, где тайник? — спросил император.

Деметрий сглотнул и медленно покачал головой.

— Нет, цезарь. Мне это не известно.

— В таком случае, какой от тебя прок? Искать тайник на дне, не зная точного места, можно до скончания времён. Разумеется, твои слова, если ты не лжёшь, имеют цену. Но я бы не сказал, что она высока. В лучшем случае меч вместо креста.

Траян хотел отдать приказ увести пленного, но тот заторопился.

— Подожди, цезарь! Выслушай! Мне известно, кто хранит эту тайну!

— Кто?

— Бицилис.

— Бицилис? — переспросил Адриан.

— Друг царя, — снова сглотнул Деметрий, — его правая рука. Он руководил всеми работами. Он знает. Больше — никто.

Траян задумался.

— Ты снова предлагаешь мне кота в мешке, фабр. Где сейчас находится Бицилис? Мне что, в поисках одного человека заглянуть под каждый камень в Дакии?

— Он в Сармизегетузе, цезарь.

— И что с того? Город ещё предстоит взять. Как сражаются даки, нам всем хорошо известно. Когда у них ломаются мечи, они дерутся голыми руками и зубами. Военное счастье изменчиво. Кто может гарантировать, что Бицилис попадёт ко мне в руки живым?

— Он сдастся, цезарь. Я знаю, как принудить его к этому.

— Как?

— Я знаю, где сейчас находится жена Бицилиса, Тармисара.