XXXIV. Красный снег

Снег искрился на солнце, играл на свету мириадами огоньков. Его блеск слепил глаза, а от холодного наста зябли лапы. Лиса ковыляла по заледеневшей снежной корке. Утро наступило, солнце поднялось уже высоко, а мороз не ослабевал. Было всё так же холодно, как и ночью. Отчего лисе есть хотелось с каждым мигом всё сильнее. Она жалобно поскуливала, будто сейчас её мог кто-то услышать. Кто-то такой же, как она.

Но рядом никого из её племени не было. Хотя она старалась. Последний раз так звала мать, сейчас почти стёршуюся из памяти. Осталось только воспоминание о тепле, запах молока, но всё это почти растворилось в далёком прошлом.

Утром она упустила зайца. Ушастый мерзавец оказался не так прост. Удирая от лисы, он прыгнул влево. Она рванула туда же, а заяц извернулся вправо. Лиса не успела среагировать вовремя, и с размаху налетела на пенёк, запорошенный снегом. Ушибла лапы, а косой благополучно ушёл от неё, петляя между деревьями.

Больно и стыдно.

Теперь она ковыляла по колючему насту, подвывая от голода. Но хуже всего было думать, что сейчас её завтрак похваляется, как облапошил рыжую охотницу.

Что-то дела идут совсем скверно. Вчера она сама едва не досталась на обед беркуту, сегодня заяц этот…

Она вдруг замерла, напряглась, навострила уши, принюхалась.

Вдалеке медленно нарастал загадочный шум. Нос подсказывал — там лошади. Много. И не только. Ещë люди!

Самый злющий враг, хуже, чем медведь. Тот для лисы — безобидный увалень, если обходить его стороной. Люди хуже, чем волк, страшнее пожара в лесу! Увидишь человека, беги быстрее, не оглядывайся! Не знают они меры, берут всё, добычею ни с кем в лесу не делятся.

Лиса собралась было дать дëру, подальше от страшного гула и топота, но тут ушей её достиг другой звук, еле-еле слышный, но такой долгожданный и приятный.

Где-то здесь, под снегом пищат мыши! Еда. Наконец-то.

Но враг приближался. Лиса ещё раз посмотрела в ту сторону. А всё одно, от голода умирать, или от человеческой ненасытной жадности.

Она принюхалась, примерилась и прыгнула. А когда вынырнула из снега, меж зубов свисал мышиный хвост.

— Смотри! Вот это воротник! — воскликнул всадник. Он натянул поводья, остановился, разглядывая зазевавшуюся лису, — красавица какая!

— Да ну, лучше шапку сделать! — возразил ему другой. — смотри, не убегает! Прямо говорит: «Пиепор, я твоя шапка!»

Лиса бросилась наутëк, но отбежала недалеко. Остановилась, обернулась.

— Эх, в другое бы время… — посетовал первый всадник.

— Пусть живёт хвостатая, — засмеялся второй, назвавшийся Пиепором, — то будет дар наш Рогатому и Владычице. Пусть попросит сегодня у Заступницы Зверей за нас.

Лиса убежала ещё дальше, снова обернулась, будто зачарованная происходящим.

Две дюжины всадников гарцевали на месте. И они были здесь не одни. На расстоянии в три перестрела, как сказали бы люди, держалась ещё группа верховых. Побольше раза в два.

— Догоняют? — спросил один из воинов.

— А пëс его знает, — раздражëнно ответил Пиепор, разглядывая из-под ладони преследователей, — как будто замедлились.

— Вообще остановились, — сказал ещё один пилеат в добротной кольчуге и шлеме с высокой тульёй, — учуяли неладное, суки.

— Вот зараза, — сплюнул Пиепор.

— А может их столько и осталось? Третьего дня хорошо так покрошили у Севтова ручья.

— Три десятка, разве это много? Збел сказал — их полторы тыщи должно быть.

— Да он же сам не видел. С чужих слов передал.

— Смотри-смотри! Скачут!

К замешкавшимся всадникам противника и верно приближалась подмога. Вдвое больше их числа.

— Вот это уже дело, — удовлетворённо цыкнул языком Пиепор.

Но радовался он преждевременно. Сотня ауксиллариев приблизилась к своим товарищам, но дальше они не двинулись. Остановились и смотрят.

— Шавки трусливые… — разочарованно протянул Пиепор, — ну что? Придётся подбодрить!

Он свистнул и один из его воинов принялся размахивать знаменем, длиннохвостым волко-драконом. Прошло совсем немного времени и из-за близкого лесного мыска выкатилась сотня всадников. То были дружинники тарабостов, все на хороших конях, в кольчугах или чешуйчатых бронях. Отборные воины.

А противостояли им полтораста ауксиллариев из Первой Веспасиановой алы дарданов. У тех из доспехов — только шлемы, а оружие — дротики.

— Вперёд! — скомандовал Пиепор, и даки начали сближение с врагом, разворачивая строй.

Кони шли лёгкой рысью, галопировать пока не ко времени.

Дарданы заволновались. Издали видать — дрогнули. Не соблазнились меньшим числом врагов. Сказать по правде, на глаз оно не так уж и заметно, а вот кольчуги пилеатов издалека видать.

Пиепор расстраивался — все планы грозили пойти рыжей беглянке под пушистый хвост. А может это и не лиса вовсе была, а зловредная ведьма? Лисе волка обдурить — любимое занятие, любой ребёнок с малолетства знает. Вот и сглазила даков.

— Дядька Пиепор, смотри! — раздался крик.

Драгонарий вновь вскинул ладонь к глазам — к лесу по снежной целине, разламывая наст, утопая в глубоком снегу, спешил ещё один конный отряд. Похоже, что тоже дарданы, только этих гораздо больше.

Неужто получилось вытянуть всю Первую Веспасианову?

— Боги услышали! — крикнул Пиепор, — назад!

Даки, не замедляя бега лошадей, начали разворот по широкой дуге, действуя очень слаженно.

Дарданы воодушевились и, едва их товарищи приблизились, как все вместе они рванули в погоню.

Даки ускорились, преследователи приняли правила игры. Легковооружённые всадники неслись быстрее. Коням даков месить снежную целину, таща на спинах воинов в кольчугах потяжелее будет.

Лесной выступ, за которым недавно прятались даки, всë ближе. Миновав его, пилеаты снова начали стремительный разворот. Дарданы их догнали и завертелась карусель. И пилеаты, и ауксилларии принялись заваливать друг друга дротиками. Даки стремились прорваться ближе, а дарданы наоборот, ужалив, отбежать.

Драгонарий был к тому готов. Даки, видя, что враг избегает тесных объятий, не стали навязываться. Рассыпались свободно, подражая степнякам, и закрутили огромное колесо, смещаясь к темнеющей вдалеке полосе кустов, что росли на берегу реки.

Когда же они оттанцевали мимо клиновидного лесного выступа, из-за него с улюлюканьем высыпали сотни легковооружённых пеших даков и костобоков, с луками, дротиками и пращами, а также ещё один конный отряд. И все вместе бросились на ауксиллариев. Те мигом утратили численное превосходство и даже преимущество в подвижности оказалось размазано в хаосе возникшей свалки.

— Ах вы, мерзавцы! — прорычал Адриан, глядя на побоище, — всë-таки решили сыграть в Кремону!

Легат выдвинулся к месту сражения с тридцатью отборными сингуляриями и наблюдал с расстояния в четыре сотни шагов, немало рискуя.

Сингулярии — личная охрана командующего легионом.

Едва ли вожди варваров были наслышаны о событиях тридцатилетней с лишним давности, не самых достойных в истории квиритов. Потому скорее всего они не пытались повторить замысел вителлианцев в сражении с легионами Марка Отона в год четырёх императоров на полпути между Кремоной и Бедриаком, а придумали его самостоятельно.

— Да что же ты делаешь, Бетуниан?! — простонал легат.

В первой битве при Кремоне лазутчики загодя раскрыли Светонию Паулину засаду, устроенную его противником, вителлианцем Авлом Цециной, но часть войск Паулина, увлёкшись наступлением, в эту засаду всё равно умудрилась угодить. Так случилось и сейчас. Префект дарданов, Публий Бетуниан, спеша на помощь своим людям, позабыл предостережения Адриана насчёт подозрительного леса.

Легат в отчаянии сжал зубы — дарданы огребали по полной, а сам он торчал на виду у противника с горсткой людей. Легионы ещё слишком далеко. И идти им приходилось не по Постумиевой дороге, а по рыхлому снегу.

Сердце сжалось. Неужели он совершил ошибку?

Придя в окрестности Поролисса, Адриан не стал действовать поспешно, хотя разведка быстро выяснила, что предыдущие сообщения лазутчиков были в целом правдивы и даков немногим более шести тысяч, может быть около семи. Издали бегло посчитали шатры, а ночью костры, вот и прикинули.

Адриан, исходя из собственного опыта штурма Красной Скалы рассудил, что двухкратного превосходства может и не хватить, когда имеешь дело с варварами, которым уже нечего терять и они загнаны в угол. А угол этот укреплён, хотя и явно слабее Скалы. Холм, на котором стоял город костобоков, не слишком высок. Однако легат не двинул легионы на штурм сразу, а принялся воплощать любимую поговорку медлительного Светония Паулина: «Предусмотри всё, чтобы тебя не разбили, а победа придёт в своё время».

Было бы проще и понятнее, если бы даки сидели в крепости, но через одну ночь после постройки римлянами лагеря в миле к югу от Поролисса разведка донесла, что народу вокруг города как-то подозрительно мало. Меньше, чем шатров. И сама крепость навряд ли могла вместить такую толпу, какую насчитали лазутчики. Там и тысячу не разместить.

Адриан рассудил, что варвары в большинстве своём покинули город. А куда убрались — выяснилось не сразу. Эксплораторы облазили все окрестности в поисках семитысячного войска. Произошло несколько стычек. Чаще всего победителями в них выходили даки и Публий Бетуниан, префект Веспасиановой алы, которая и несла основные потери, человек отчаянно храбрый, удостоенный нескольких наградных копий и венков, в раздражении высказал командующему мнение большинства трибунов и центурионов — хватит топтаться на месте, следует скорее найти и раздавить варваров.

Те явно пытались неожиданными наскоками с разных сторон раздёргать войско Адриана и разбить по частям.

Так продолжалось, пока очередной отряд эксплораторов не доложил, что варвары собираются в шести милях от города.

Похоже, решились дать «правильное» сражение.

— Что там за место? — спросил легат.

— Надо выступать к востоку и миль через пять упрёмся в реку. Далее повернуть на север и там по левую руку будет лес, а по правую река и за ней холмы. Место узкое. Река замёрзла, конечно, но там овраги, кусты. Не продраться, короче.

— Мы не сможем строй во всю ширь развернуть, — заметил Тиберий Ветурион, примипил Пятого Македонского.

Адриан кивнул.

— Там этот коридор между лесом и рекой довольно длинный, — добавил разведчик, принёсший весть, — а дальше к северу они могут отступить в холмы.

— Так что предпримем? — спросил Марк Вариний, префект Первой Паннонской алы катафрактариев.

— Пора заканчивать с варварами, — твёрдо заявил Адриан, — их, похоже, вообще не смущает возможность потери города. Не будем тратить на него силы и время.

Легат скомандовал выступать.

Однако легионам пришлось пройти немалое расстояние. Марш боевой колонны отличался от походной — щиты расчехлены, их приходится держать в руке, а не на ремне через плечо тащить. Два пилума не привязаны к фурке, да её и нет.

А тут ещё снег этот треклятый, Орково порождение, да бездорожье сраное.

И вот теперь Бетуниан, отважная безбашенная бестолочь, позволил себя втянуть в драку в невыгодном положении.

Адриан снова выругался, в отчаянии оглянулся. Колонна за его спиной приближалась, но весьма небыстро. Отстают на полмили, по меньшей мере. Катафрактарии Вариния, ехавшие шагом, ускорились, видно префект увидел, что происходит неладное. Это сами боги его надоумили, ибо не очень-то тут разглядишь, что творится вдалеке — солнце заглянуло в прореху облаков и наст сверкал в его лучах, слепя глаза.

— Вариний! — крикнул Адриан, — в атаку! Выручай Бетуниана!

Марк Вариний взмахнул рукой, и Первая Паннонская перешла на размашистую рысь. Насколько это вообще позволял снег.

Всадники, вытягиваясь в клин, пронеслись мимо Адриана и его сингуляриев, и с пиками-контосами наперевес ворвались в центр свалки, что даки устроили дарданам, умножив там хаоса.

Первая Паннонская тысячная ала представляла собой довольно странное воинство. В броне, без щитов, с двуручными пиками, как отборные дружинники сарматских князей или парфяне, но при этом кони не защищены доспехами. Потому и не катафракты, «закрытые». Катафрактарии. Ни то, ни сë, ни рыба, ни мясо.

Без конских доспехов превзойти пилеатов они не могли, а одной пикой в ближнем бою много не навоюешь. Опрокинуть лёгкую конницу или пехоту ударить во фланг — это можно, а в рассыпной драке длинная пика малополезна. Выручало катафрактариев то, что числом они намного превосходили бойцов Пиепора. Трое на одного.

Даки тут же стали выходить из боя. Пехота бросилась обратно в лес, а конница Пиепора начала уходить налево, к северу. Оторваться получилось не у всех. Кто не убежал, тех растоптали и насадили на копья.

Когда стало очевидно, что передовой отряд даков разгромлен, Адриан со своей охраной подъехал ближе и оценил урон. Бетуниану здорово досталось, сам он был ранен, как и большинство его людей. От Веспасиановой алы уцелела едва половина.

Адриан с досадой сплюнул и приказал:

— Публий, оставь себе замену. Раненых надо везти в лагерь и сам туда отправляйся. А твой заместитель пусть осмотрит те кусты у реки. Можно ли там проехать.

— Я останусь, — упрямо заявил Бетуниан, — просто царапина, сейчас перевяжут. А кусты мы осматривали ещё позавчера. Там коннице не проехать и легионерам в строю не пройти, слишком густые заросли. И там овраги, берег крутой.

— Варинию не переправиться?

— Тот берег неудобен для конницы. В бочину варваров не ударить. А чтобы не под стрелами переправиться, это неизвестно сколько надо проехать. И кто знает, может они там поджидают.

— Варвары подготовились, — отметил Марк Вариний.

— Да уж, не дураки там.

«А я дурак», — подумал Адриан, — «мог бы с ходу взять Поролисс и всех там разом прихлопнуть».

— Марк, надо попробовать, — приказал он Варинию, — по левую руку коннице всё равно нечего делать.

— Исполню, — кивнул Вариний.

— Погоди. Поедем, осмотримся.

Легат и префект в сопровождении сингуляриев завернули за лесной уступ и, оказавшись в коридоре между лесом и рекой, почти сразу увидели вдалеке темнеющий строй варваров. Трепетали на ветру длинные разноцветные хвосты волкоглавых драконов. До них оставалось менее мили и римлянам предстояло преодолеть пусть и небольшой, но всё же уклон вверх. А легионы уже достаточно много протопали.

Что сложнее? Просто стоять на холоде в ожидании или ползти по снегу вверх с тяжёлым щитом и парой пилумов?

Впрочем, «мулы Мария» как раз к такому приучались годами службы. Им не впервой. Вся эта кампания сплошь состояла из штурмов возвышенностей.

— «Бараны» в первую линию, — приказал Адриан, когда колонна пехоты достигла начала коридора, — «быки» замыкают. Ветурион, отправь одну когорту прочесать лес, туда бежали недобитки.

— Будет исполнено!

Двум легионам в широкий фронт тут не развернуться. Вперёд выступил Первый. Пятый следом.

Легионеры построились.

— Во имя Юпитера Виктора! — крикнул Адриан, — дадим им просраться!

Взревели буцины, тубы и корны. Их песню вдалеке поддержали рога варваров.

— Легионы — вперёд!

* * *

— Экие красавцы! — отметил Дардиолай.

Он сидел на насесте из сколоченных треногой жердин высотой в три человеческих роста.

— Ну что? — крикнул снизу Диурпаней.

— Идут! Пиепор оторвался. Текёт сюда!

— Ну, хвала богам!

Дардиолай слез вниз.

— Ну, что? Вот и пришёл час, когда всё просто. Или мы их, или они нас.

— Ступай, Збел, — положил ему руку на плечо Диурпаней, — помоги тебе Рогатый.

— Помоги нам всем Герос!

Стоявшие рядом «Сыны Героса» взревели, потрясая серпами.

Пока, хвала богам, всё шло, как по маслу. Римлян удалось затащить в узкую лисью нору, где их толстая жопа застрянет и её кое-кто немножечко цапнет.

Почему немножечко? Мало не покажется!

Теперь снова ждать, пока дотопают «красношеие».

Легионы шли размеренно, неспешно. Дардиолай видел трепетавшие на ветру сигнумы, обострившимся зрением мог разглядеть золотых овнов на красных квадратных полотнищах. В самом центре сверкал Орёл. Вот кому надо пообрывать крылья.

Всё ближе…

— Не нравится мне всё это… — пробормотал Адриан, оглядываясь по сторонам.

Где-то позади и справа трещали кустами всадники Вариния. Надежды на их помощь немного. Под лёд бы не провалились, кто знает, какой он тут.

Слева темнел частокол вековых елей. Подмога варварам. Ещё одно их войско.

Странная была засада. Почему сцепились с передовым отрядом? Ведь по уму должны были пропустить и ударить в бок или в спину.

Как при Кремоне? Не удержались? Дисциплина и выдержка у варваров, конечно, варварская, то есть никакая.

А ну, как там кто-то ещё есть?

Адриан уже отправил одного контубернала узнать, как там дела у Тиберия Ветуриона. Примипил ответил, что варвары бежали вглубь леса, да и вообще их там вроде не больше полусотни. Вариний успел проредить.

Такие вести несколько успокаивали, но лишь немного. Тревога не покидала.

До варваров оставалось менее полутысячи шагов.

Четыре сотни.

Триста.

Лес безмолвно взирал на мерную поступь легионов.

— Приказ Ветуриону! — решился Адриан, — когорты «быков» с седьмой по десятую развернуть против леса уступом, чтобы прикрыть нам спину! И так стоять!

Контубернал умчался в тыл.

«Посмотрим, чего вы там удумали, ублюдки».

Двести шагов.

Сто.

— Готовься! — полетел по рядам клич центурионов.

Легионеры взяли на изготовку первый пилум, что полегче.

Варвары заволновались. Их строй качнулся.

Адриан выдвинулся ещё ближе, ехал шагом рядом с Орлом. Легат видел, что первую линию варваров составляет всякая бездоспешная голытьба.

«Не совсем ты дурень, Диурпаней».

Три десятка шагов.

Варвары взревели и бросились вперёд.

— Бей!

И лавина пилумов смертоносным ливнем обрушилась на даков. Без промедления вторая, третья. Длинные жала застревали в хилых плетёных щитах варваров.

— Бей!

— На-ка тебе! — крякнул от натуги Гней Прастина, отправив варварам подарочек — второй пилум, утяжелённый.

Рука привычно метнулась к мечу на правом боку.

По строю легионеров, доселе наступавших молча, волной покатился нечленораздельный рёв, пересиливая крики варваров, стоны умирающих.

Множество их уже корчилось на красном снегу, не добежав до стены из прямоугольных щитов.

«Прости, Герос», — подумал Дардиолай.

Его отборные бойцы шли не в первом ряду. Не во втором и даже не в третьем. Сначала нужно прорваться вплотную, заключить «красношеих» в тесные объятья. Боги не дадут это сделать без жертвы и её жизнями своими принесли плохо вооружённые коматы.

Но никто не струсил, не отступил. Даки приняли свой последний бой, они пришли сюда умирать и все это знали.

Седобородый землепашец, переживший и детей, и внуков, сжимая пилум, пробивший ему потроха, скалился и на негнущихся ногах упрямо ещё три шага сделал, прежде чем упал на колени. Он никого не убил, никому не смог отомстить. Ему, мирному труженику, осталось лишь умереть, и умирал он, как любой из «носящих шапки», с детства живших войной — с улыбкой. Жуткой улыбкой на перекошенном лице.

— Залмоксис!

Старик завалился набок.

— Тару тунд! Кум перу!

— О, дисе, Герос!

Сквозь смертный ливень коматы, вооруженные огромными серпами прорвались к щитам и пошла жатва.

Леторий в первом ряду принимал удары на щит, стараясь встретить умбоном, при этом не открываясь, бил в ответ, выбрасывал вперёд правую руку, закованную в манику от кисти до плеча, и отталкивал очередного хрипящего оскаленного варвара. Справа и слева легионеры скупыми отточенными движениями встречали натиск даков. Кто-то из коматов, рухнув на колени, попытался достать римлянина снизу, но эту предсмертную попытку пресёк Прастина.

«Бараны» остановились совсем ненадолго, выдерживая первую волну даков. Она разбилась о скалу. Легионеры снова двинулись вперёд коротким приставным шагом.

— Умри, умри! — ярились варвары.

Римляне не кричали, лишь издавали монотонный рёв. Почти не слышны уже и команды центурионов. Что тут командовать? Дави, как учили! Годами учили. Щит выше, строй плотнее, стой крепче, шагай, бей.

Как плуг вспахивает неподатливую землю, «бараны» медленно продвигались вперёд. Немногие из них падали. На их место сразу заступали другие. Гидра. Срубишь голову — вырастет новая.

Широкие клинки фальксов щепили щиты, застревали и вытащить их уже не удавалось, а римляне не давали другого шанса — стремительный выпад и вот перед тобой чертог Залмоксиса.

В первых рядах все легионеры снабжены маниками, что введены ещё после войны Домициана, когда римляне в полной мере оценили, что такое фалькс. Им руку у плеча смахнуть — раз плюнуть.

У Летория в глазах рябило от бородатых лиц. Они орали, рычали, брызгали слюной. Они умирали один за другим, но не кончались.

От щита отлетел здоровенный кусок, срубленный фальксом.

— Н-на!

Марк Леторий всадил меч в живот очередного варвара и тут другой разрубил его щит до самого умбона. Леторий дёрнул на себя, выбросил вперёд клинок, отправив к Перевозчику новую душу, но сам на миг открылся и тотчас же горло его пронзило копьё.

Тессерарий захрипел. колени подломились. Он упал вперёд, его место тут же заступил Молчаливый Пор.

— Командир! — закричал Диоген, шедший шестым.

— Оттащить дада! — вторил Назика.

Как тут оттащишь в такой сече.

Балабол быстро скосил взгляд вниз. Леторий не шевелился.

Пор глухо зарычал и попёр вперёд.

— Строй! — одёрнул центурион.

Но тут и другие легионеры в первой линии почувствовали, что натиск варваров вроде начал стихать.

— Вперёд!

«Бараны» вновь воодушевлённо взревели и разом продвинулись на дюжину шагов.

Коматы не побежали. Они просто кончились.

— Прикончим ублюдков, — коротко приказал Дардиолай.

В дело вступили «Сыны Героса».

Они не кричали, не ярились. Шли молча, но римляне сразу поняли — всё, что было до этого — лишь цветочки.

А теперь вот ягодки.

Дардиолай работал здоровенным фальксом одной рукой, а во второй держал овальный щит. Слева дрался Хват. Он один из немногих плевался и бранился, на ходу рожая такие обороты, что Збел только диву давался. Едва успевал восхищаться.

Сеча вокруг — не поединок, в коем можно прихвастнуть мастерством. Тут не до высокого искусства. Просто бей, стой, иди, терпи.

И щит, с каждым мгновением всё более неподъёмный, держи выше.

Верный фалькс Збела вскоре остался в римском скутуме и Дардиолай схватился за меч, которым его одарили вместе с доспехом.

Работа шла накоротке, без размашистых ударов. Напор, выпады, жалящие уколы поверх щитов и между ними. Красивый щит в считанные минуты исколот и выщеплен так, что и рисунок уже не разобрать.

А чешуя как нельзя кстати! Спасибо тебе Вежина. Спасибо тебе, бабушка Гергана. В этой тесной свалке Дардиолай уже обливался бы кровью, если бы не доспех. Пока держит.

«Сыны Героса» медленно вытягивались в клин, сминая строй «баранов». Збел шёл на острие атаки. Меч в его руке — молния.

Даки рвались вперёд, не обращая внимания на то, что легионеры начали охватывать горстку храбрецов. Крылья строя «баранов» тем временем теснили фланги даков.

— Окружают… — процедил Вежина.

Он вместе с царём и свитой наблюдал за битвой с бугра. У подножия возвышенности стояла конница Пиепора.

— Сейчас бы верхами справа пройти… — пробормотал Сабитуй.

— Быстрее бы всё закончилось, — спокойно заметил Диурпаней, — если бы им простор дать.

Он всматривался туда, где мелькало знамя Дардиолая. А рядом с ним сверкал римский Орёл. Збел рвался к нему.

«Бараны» смяли даков почти по всему фронту, кроме центра. Волки не бежали, но и сдержать римлян уже не могли. Медленно пятились. Огрызались. Умирали.

А в центре это же самое выпало уже на долю римлян.

«Сыны Героса» врезались в строй легионеров подобно буру. Медленно и неотвратимо. Они не были бессмертными и клин их таял.

— Ну что? — Диурпаней повернулся к Вежине и Сабитую, — время?

Те кивнули. Царь махнул рукой и от его свиты отделились два человека с огромным рогом. Древний рог Резамер, «Великий царь», откованный из меди, отделанный серебром, принадлежал Дромихету, повелителю гетов, что жил четыреста лет назад. Один из даков, толстый верзила, принялся дуть в рог, второй воин помогал ему, поддерживая Резамер, ибо тот слишком велик для одного человека.

Огромный рог протяжно запел, легко пересилив шум сражения.

Один раз. Другой. Третий.

Диурпаней напряженно вслушивался. Он ждал ответа корнов Дейотара за спинами римлян. Ждал удара теврисков, стоявших в засаде. Настоящей засаде, а не той, что продемонстрировал Адриану Пиепор.

Ответа не было. Никакого нового шума, движения. Никакого намёка на то, что в спину римлянам сейчас вонзается галатский меч.

Дейотар в это время мрачно смотрел из-за деревьев на стену щитов четырёх когорт «быков».

— Ydyn ni’n gadael, rig? — спросил его один из воинов.

Дейотар повернулся к нему, неловко зацепив крылом орла на шлеме еловую лапу.

— Ydym, rydym yn gadael.

Укрытая в лесу тысяча теврисков попятилась и вскоре растворилась в чаще без следа, будто и не было их…


Вокруг Дардиолая уже начал образовываться вал из тел.

— Да сколько вас! — весело кричал Котис Хват, — эк вас мамки настрогали!

— Вон тот! — крикнул Гней Прастина, указав клинком на Дардиолая, — надо сдержать! К Орлу лезет, сука!

Збел сотоварищи к тому времени вспорол строй «баранов» на глубину человек в десять. Если не больше. Контуберний покойного Летория перемешался с соседями. В тридцати шагах от Орла кипело кровавое варево.

А рядом с аквилифером по-прежнему находился Адриан. Вся кровь от его лица отхлынула, зубы сжаты, губы побелели. На скулах играли желваки. Но он не спешил ехать в тыл. Знал — об этом станет известно Августу.

Публий Элий не отдавал никаких команд. Просто смотрел, как даки прорубаются к Орлу и к нему. Всё ближе…

— Давай! — крикнул Прастина, — он самый шустрый!

На пути Дардиолая оказался Баралир Колода. Опять, сукин сын, славу лучшего бойца легиона себе хочет.

Не вышло славы. Проталкиваясь к Збелу, Балабол запнулся о труп, едва не упал, а как поднял глаза — нет уже Баралира. Хрипит на земле, зажимая горло, а меж пальцев хлещет кровь.

А варвар в дорогой чешуе рубится с Пором.

Именно рубится, размашисто. Сражение тянулось уже час или даже больше. Самые выносливые выбились из сил. Уже не видать выучки, когда сотни людей действуют, как одно живое существо. Свалка, каша.

— Пор, я иду! — закричал Балабол.

— Суку чалас! — на Гнея налетел очередной варвар и так борзо насел, что Балабол только каким-то чудом не забежал на ладью Харона.

Ему прилетело по шлему.

— Держись, Гней!

Балабол не разобрал, кто рванул ему на помощь. Пятясь, споткнулся о труп и упал, а перед шустрым варваром оказался Корнелий Диоген. В солдатской выучке бывший либрарий никогда не числился среди первых. Хват отбил его неловкий выпад, рубанул в ответ.

У Диогена маники не было.

А теперь не стало и руки.

Корнелий покачнулся, удивлённо уставился на обрубок.

Двое легионеров из другого контуберния насели на варвара. Диоген рухнул на колени. Он по-прежнему даже не кричал, только глаза распахнуты в ужасе. К нему подскочил Авл Назика, на ходу отпарывая мечом полосу от туники.

— Дегжись, Луций. Сейчас пегетядеб.

Балабол помотал гудящей головой. Увидел Пора. Как он падает…

— А-а-а!!!

Гней вскочил и бросился на варвара в дорогой чешуе. Тот уже бился с другим легионером, одолевал, но, как видно, всё же оказался не Марсом во плоти, или как там звать бога воинов у этих варваров. Балабол нырнул под руку товарища в длинном выпаде.

Дардиолай охнул. Клинок римлянина ударил снизу в печень, поддел чешуйки панциря. Сознание едва не погасло от боли.

Молния будто на стену налетел. Открылся на мгновение и в следующий миг ещё один меч ударил его в левый бок, вошёл между рёбер, под сердце.

— Збел! — кричал Хват, — Збел!

«Котис? Жив ещё. Хорошо. Это хорошо…»

Мир полетел кувырком.


Диурпаней мрачно смотрел, как падают одно за другим знамена с волками-драконами. «Сыны Героса» дрались уже в кольце врагов. Их число стремительно сокращалось. Знамя драгоны всё ещё развевалось в центре, но на флангах римляне окончательно сломили сопротивление даков и довершали окружение уже не только бойцов Дардиолая, но и всего войска.

Царь повернулся к тарабостам. Вежина посмотрел на него и сплюнул.

— Похоже, это всё, — спокойным голосом сказал Сабитуй.

Диурпаней перевёл взгляд с царя костобоков на других воинов.

— Я буду счастлив войти в чертоги Залмоксиса с такой славной дружиной!

Он вытянул меч из ножен.

— Смотри, царь! — раздался чей-то крик сзади.

Диурпаней обернулся и увидел лаву катафрактариев Вариния. Те разметали немногочисленный заслон костобоков на левом берегу реки, снова переправились через неё, оказавшись за спинами даков.

— Всё-таки обошли, ублюдки, — всё так же спокойно отметил Сабитуй.

— Ну что же, — снова сплюнул Вежина, — встретим. Обнимем.

Остатки всадников Пиепора и тарабосты степенно, без суеты развернулись навстречу врагу.

* * *

Могильная плита накрыла Дакию. Лик солнца, сиявший утром, оказался «последним прости». В полдень тяжёлые тучи затянули небосвод.

И пошёл снег. Великая мать оплакивала своих детей и спешила укрыть землю саваном.

Где-то вдалеке прокатывался волнами рёв. Торжествующий. Мечи гремели о щиты.

А ближе перекликались голоса. Чужая речь.

Легионеры и санитары-капсарии обходили смертное поле в поисках живых. Позже начнут подбирать и мёртвых.

Дардиолай лежал на груде тел. Тех, кого он сегодня пинками загнал на корыто хмурого лодочника. А теперь вот предстояло и самому свидеться с сыном Эреба и Нюкты.

Или нет?

Вот уж чего Дардиолай не ждал, так это чертогов Залмоксиса. А что будет вместо них — это даже любопытно.

Вдруг ничего не будет?

Ну что ж. Тогда он просто уснёт и провалится в сон без сновидений. Отдохнёт, наконец. Это была добрая охота…

Он с усилием подтянул ближе к глазам ладонь. Будто свинцом налита, неподъёмная.

На коже, перепачканной запёкшейся кровью искрились снежинки.

Не таяли.

Но он же пока жив? Или… уже нет?

Почему-то он не чувствовал боли. Совсем. Тела будто нет. Но он всё ещё видел… что-то.

Тёмно-серое, почти чёрное небо.

Снег.

Мысли рваные. Он никак не мог сосредоточиться. Но надо ли? К чему эта борьба? Ведь он сделал всё, что мог и встречает свой конец так, как и собирался. И даже лучше. Ведь боги явили ему незаслуженную милость — он всё ещё способен мыслить.

Он ещё жив.

Но это уже ненадолго. Он очень устал. Пора отдохнуть. Надо просто закрыть глаза.

«Не смей».

Женский голос. Знакомый. Он звенит натянутой струной. Издалека. Из-за кромки мира.

«Не смей, Молния! Не умирай!»

«Но ведь так правильно. Долги отданы. Зачем я теперь?»

«Не умирай, Молния!»

«Это пустые речи… Фидан… Я же не бог. Я не могу одолеть смерть. А в её костлявую рожу я уже плюнул».

Вместо мрачной крылатой тени он видел знакомое прекрасное лицо. Волосы растрёпаны, а взгляд сердитый.

«Какая же ты… красивая… Я умираю… Прости…»

«Нет, ты не умрёшь! Ты же знаешь, что в твоей власти!»

Он молчал. Миновала вечность.

«Да. Я знаю… Но это бесчестно. Как же мои товарищи?»


Грозовые облака над лугом ходят.

Травы спелые поникли головами.

После бури травы выпрямятся снова -

Только я не встану…


«Молния… Не умирай!»

«Прости… Этот сон… Он хуже смерти… Я не могу…»

«Иди ко мне, Молния! Иди и не оглядывайся. Не смотри назад! Не ради меня, не ради себя! Ты отдал не все долги!»

Он не ответил. То, о чём она просила, было выше его сил. Сколько он себя знал, столько помнил и горящие желтые глаза волка на горе Когайонон. Не раз и не два думал — а смог бы вот так? Знал, никто из даков никогда не променял бы посмертие в чертогах Залмоксиса на такую судьбу.

«Ты отдал не все долги…»

Две тени. Одна невысокая. Подросток? Вторая и того меньше.

Насупленное лицо Бергея. И другое. Испуганное мальчишеское. Незнакомое.

«Он будет сильнее всех. Сильнее её».

Но цена! Она хуже смерти!

«Если я усну, ты разбудишь меня?»

«Я попытаюсь…»

Он зажмурился. Никогда не задумывался, как можно сделать то, о чём она просит.

Жёлтые горящие глаза.

Он понятия не имел, что и как тогда с Зираксом сотворил отец. Просто позволил крови течь.

Пальцы сжались в кулак. Затрещали кости. Вернулась боль.

«Иди, Молния. Путь твой ещё далёк. Пройди его до конца».

До конца…


Снег шёл стеной, укрывал поле смерти.

Одинокий израненный волк медленно брёл на северо-запад.

Загрузка...