VII. Канаба

Дардиолай избавлялся от бороды впервые в жизни. Даки не брились. Многие не подстригали бороды, отпускали на грудь. Некоторые заплетали в косички. Дардиолай носил бороду на эллинский манер — недлинную, аккуратную. Бриться он не умел. Знал только, что нож должен быть очень острым.

Правил он его долго, сначала оселком, потом о ремень, придирчиво пробуя лезвие пальцем. Наконец, удовлетворившись, проверил воду в стоящем на печи горшке, осторожно плеснул на ладонь и, смочив бороду, начал её скрести.

Занятие сие оказалось куда более непростым, чем он себе представлял. Плюясь и бранясь, изрезав щеки и подбородок, он провозился больше часа. Зеркала, чтобы оценить результат мучений у него не было, и он ощупывал лицо, определяя, где ещё надо поскоблить. По окончании процедуры оно пылало так, будто он растёр его обжигающе-холодной снежной крупой, состоящей из мириада крупных острогранных льдинок.

— Ну как?

Слова эти адресовались человеку, согнувшемуся в три погибели, у ног восседавшего на табурете Дардиолая. Руки человека были связаны за спиной. На вопрос он не ответил.

Дардиолай бесцеремонно цапнул пленника за волосы и повернул его лицо к себе.

— Чего молчишь?

Пленник был бледен, его губы, тонкие и совсем синие, еле заметно вздрагивали. Явно не от холода — хижина, в которой они сидели, была неплохо протоплена. В печи весело потрескивали дрова. Сизый дым, утекая под высокую крытую соломой крышу, немного ел глаза. Вода в горшке готовилась закипеть.

Пленник испуганно уставился на нож в руке Дардиолая и невнятно пробормотал:

— Ты уб… убьёшь меня?

— Да не, — осклабился Дардиолай, — зачем мне твоя жизнь? Посидишь тут, пока свои дела не закончу, а потом я тебя даже самолично выведу на дорогу и отпущу на все четыре стороны. Что я, зверь, что ли? Вот если бы ты был из «красношеих», я бы тебя с удовольствием прирезал.

— Моих товарищей ты не пожалел. Они не были римлянами.

— Так получилось, — вздохнул Дардиолай.

— Бросишь меня здесь, тебя убьют, — всхлипнул пленник, — а я тут один сдохну… От холода или от голода.

— Не боись, не убьют. Руки коротки. Мне ещё рановато к Залмоксису. А если он иначе думает, то кое-кто из других богов заступится. Есть у нас один такой, мне особо благоволит. А ты не замёрзнешь. Слышишь, капает? Оттепель.

Дардиолай убрал нож в ножны и пристроил за голенищем сапога.

— Ты всё равно не похож на римлянина, — чуть успокоившись, осмелился заметить пленник.

— А я к тому и не стремился, — добродушно ответил Дардиолай, — мне главное на тебя походить. Сойду я за торговца Требония Руфа, вольноотпущенника из Нижней Мёзии?

Пленник промолчал.

— А я думаю, что сойду, — сказал Дардиолай на латыни.

Расставшись с Бергеем, он довольно быстро добрался до римского лагеря возле Апула, но приближаться, разумеется, не стал. Свернул с большака на тропу, мало кому из римлян известную. Разве что эксплораторам, давно и надёжно обшарившим окрестности.

Тропа заставила его переправиться через замёрзший Марис и вывела к селению в три десятка дворов. Когда-то оно считалось весьма зажиточным. Теперь стояло заброшенным. Жители оставили свои дома при приближении римлян. Те выгребли все ценное, что хозяева, уходя на север, не смогли забрать с собой. Мазанки жечь не стали. Какое-то время здесь держали постоянный дозор, но потом кто-то из начальства распорядился его снять. На западном берегу Мариса царило безлюдье и запустение, опасностей римляне ждали с востока, куда бежал Децебал.

Дардиолай решил устроить себе здесь временную берлогу. Отоспался после долгой дороги, а на утро снова двинул к Апулу. Весь день он кружил вокруг крепости. Присматривался. Так же поступил и на второй день. И на третий. Припасы подходили к концу, пора было заканчивать посиделки по кустам и начинать действовать.

Дардиолай вышел на промысел и сразу же порадовался своей удаче. По дороге в сторону Апула пара видавших лучшие деньки волов тащила телегу, гружёную корзинами и коробами из бересты. Помимо коробов на телеге ехали трое мужчин, по виду обычные торговцы, не воины. Никакой охраны с ними не наблюдалось.

Збел шагнул из-за деревьев на большак, взгромоздив на плечо фалькс, загодя извлечённый из ножен. Торговцы всполошились, схватились за топоры. Дардиолай только усмехнулся.

Чуть позже, вытерев окровавленный клинок о полу шерстяной туники одного из покойников, он заглянул в короба. Они оказались набиты проволокой. Железной и медной, в отрезках с локоть длиной, достаточно тонкой. Так же имелись толстые прутки орихалка. Проволока, судя по всему, предназначалась для легионных мастерских. На изготовление и починку кольчуг, а также всякие строительные надобности.

Aurichalcum — «златомедь». Латунь.

Ввязываясь в драку, Дардиолай без особого труда опытным взглядом распознал главного среди торговцев и оставил его в живых, приложив рукоятью фалькса по башке. Расправившись с его товарищами, он связал бесчувственного пленника и обшарил мешки. В одном из них нашёл кожаную трубку. Внутри папирус — подорожная грамота, запечатанная перстнем Децима Скавриана, наместника Дакии.

Грамота дозволяла Требонию Руфу заниматься снабжением легионных мастерских к северу от Данубия.

Дардиолай отогнал трофеи в своё логово. Покойников тоже с дороги увёз, и вообще озаботился сокрытием следов своего нападения. В логове он, не применяя силы, одними речами до смерти запугал пленного и узнал от него немало интересного о событиях, происходивших на юге и западе Дакии за последние четыре месяца. Ограбленный обоз снабдил новоиспечённого разбойника хлебом насущным и обеспечил возможность наведаться в легионную канабу.

Обещая Требонию оставить его в живых, Збел не лгал. Он действительно не собирался убивать торговца. При этом он отдавал себе отчёт в том, что стоит тому добраться до лагеря, как «красношеие» немедленно начнут прочёсывать округу в поисках разбойника. Он как раз на это и рассчитывал. Впрочем, подорожная открывала и другие возможности, которыми следовало воспользоваться.

Дардиолай встал, проверил путы пленника, усадил его возле печи, приняв меры, чтобы тот не мог освободиться. Направился к выходу.

— А вы обнаглели, — сказал он, задержавшись на пороге, — уже безо всякой охраны ездите. Как у себя дома. Но это вы поспешили. Придётся начать наказывать.

Угроза прозвучала с оттенком горечи. Когда в начале лета Дардиолай отбывал по царёву делу на восток, всем в окружении Децебала казалось, что дакам достанет сил заставить «красношеих» оправдать своё прозвище не только благодаря шарфам.

«Зубами глотки будем рвать, но землю нашу отстоим!»

Отстояли…

Несколько месяцев прошло, а некогда многолюдный край уже превратился в пустыню, по которой всякая толстожопая мразь беспечно разъезжает, будто это Аппиева дорога…

«Как же вы так, волки? Неужели забыли, какими были воинами? Или не осталось вас? Бессмертными, непокорёнными вошли в чертоги Залмоксиса. Вы уже не знаете горя, а что делать нам, живым? Зачем мы ещё коптим небо, видя разорение родины?»

Дардиолай накормил волов (в числе доставшегося ему добра нашлось и сено) и поехал в Апул.

В сам лагерь ему, конечно, не удалось бы попасть. Нужно знать пароль, который меняется каждый день. Подорожная позволяла беспрепятственно въехать в канабу. Что ж, большего пока и не требуется.

Вол — не лошадь, он исключительно нетороплив. Когда Дардиолай добрался до лагеря, сонное солнце, укрытое за плотной пеленой облаков, миновало зенит. Теперь темнело рано и западный небосклон уже начал наливаться багрянцем. Римский год подходил к концу. Приближались декабрьские иды. Полмесяца оставалось до Солнцестояния, а до любимых римлянами Сатурналий и того меньше.

Декабрьские иды — 13 декабря. Сатурналии — праздник в честь Сатурна, отмечать его начинали 17 декабря.

В канабе легионеров торчало почти столько же, сколько дозорных на стенах и башнях лагеря. Городок не был окружён даже валом, не говоря уж о стене, но на южном и северном въездах были организованы постоянные посты.

Дардиолая встретил легионер, жестом заставил остановиться и встать в очередь. Перед Збелом клавикуларий, начальник стражи у ворот, проверял другого торговца, на борту телеги которого было написано:

«FRATRES·MARCELLI·CORNVA·ET·VNGVLA»

— Чего-то вы не похожи на братьев, — сказал подозрительным тоном клавикуларий.

На телеге и верно сидел тщедушный мужичок, а рядом с ним дородная дама.

— Брат в Виминации остался, — низким голосом ответила вместо мужичка женщина.

— А ты кто?

— Жена его.

— И чего тебя на север с женой понесло? — начальник упорно пытался разговорить мужичка и игнорировал даму, — рабов что ли нет или отпущенников?

— Тебе-то какое дело? — недовольно поинтересовалась женщина, — товар смотреть будешь?

— Показывай, — хмыкнул начальник.

Мужичок, не сказавший ни слова, спрыгнул на землю, суетливо забегал вокруг телеги, откинул рогожу. Легионеры подошли ближе, заглянули.

— А это самое… — клавикуларий недоумённо покосился на борт телеги, — где?

— Чего удивился? Мы разным товаром торгуем, — объяснила женщина.

— Но здесь написано…

— На заборе тоже много чего бывает пишут.

— Да уж, — хохотнул один из легионеров, — братья Марцеллы!

— Ладно, — пресёк веселье начальник стражи, — проезжайте.

Телега «братьев Марцеллов», скрипя колёсами, вкатилась в канабу.

— Бедняга, — сочувственно протянул им вслед один из легионеров-экскубиторов, — поди в чёрном теле его держит.

— Следующий! — распорядился начальник.

Лжеторговец спокойно протянул ему папирус. Тот развернул его и очень долго вращал над ним глазами. Дардиолай еле сдержался, чтобы не поинтересоваться, умеет ли римлянин читать. Сам Збел свободно говорил и читал по-гречески и на латыни, как и многие знатные пилеаты. После войны с Домицианом Децебал пожелал устроить в своём войске несколько крупных отрядов, организованных на римский манер. По условиям мира к царю прибыло множество римских ремесленников, в Дакии осталось немало дезертиров. Они весьма поспособствовали тому, что практически все «носящие шапки» (кроме немногих совсем уж твердолобых) сносно овладели языками, а многие и грамотой врагов. Децебал это всячески приветствовал.

— Как звать? — поинтересовался клавикуларий.

— Там сказано, — ответил Дардиолай.

Клавикуларий на мгновение опешил от такой наглости.

— Здесь я вопросы задаю. Как звать?

— Требоний Руф, — представился Дардиолай.

— Чего везёшь?

— Проволоку. Железную, медную, всякую.

Клавикуларий приподнял крышку одного из коробов.

— Подряд? Или к кому из купцов?

— Там сказано.

— Это я решу, что там сказано, а что нет! — повысил голос клавикуларий, — отвечай на вопрос!

— Подряд. Вот договор, — Дардиолай протянул клавикуларию ещё один папирус, — подписан Ульпием Аполлинарием, префектом лагеря. Там и опись. Перечислить?

— Ладно, — отмахнулся клавикуларий, — отъедь пока в сторонку. Квестор примет твоё барахло.

— А когда? — спросил Дардиолай.

— Вот ещё он перед тобой не отчитывался. Жди.

Клавикуларий уже потерял интерес к «торговцу» и отошёл было, но вдруг спохватился.

— Слушай-ка, а тут сказано: «С двумя товарищами». А ты один. Где остальные?

— Да в Близнецах застряли, — не моргнув глазом объяснил Дардиолай, — непонятная болезнь. Сожрали что-то не то, ну и ослабли малость.

— Непонятная? — приподнял бровь клавикуларий.

— Непонятно, ещё посидеть на латрине или уже вставать, — объяснил Дардиолай.

— А-а… — усмехнулся клавикуларий, — только про латрины ты заливаешь. Нету такого в Близнецах. Был я там. Там обычный нужник. Доски с дырой над ямой и все.

— А правду говорят, в Апуле и Сармизегетузе у Децебала латрины с проточной водой?

— Не знаю, не видел, — буркнул клавикуларий, — а ты чего бросил товарищей? Да ещё один поехал. А ну как даки по дороге с тебя шкуру спустят?

— Это, конечно, боязно, — заявил «торговец», — да только из-за засранцев можно и с оплатой пролететь. Видишь, сказано же: «доставить не позднее четвёртого дня после декабрьских нон».

Декабрьские ноны — 5 декабря.

— Корысть дороже жизни? — понимающе кивнул клавикуларий, — ладно, проезжай и не отсвечивай тут. Жди квестора.

— Может ты, почтеннейший, пошлёшь кого за ним?

— Ага, уже разбежался, — раздражённо бросил клавикуларий, теряя интерес к «торговцу».

Отъехав, куда указали, Дардиолай остановил волов, спрыгнул с телеги и осмотрелся.

В канабе жизнь била ключом. Такие городки возле лагерей легионов росли очень быстро, как грибы после дождя. Уже в первый год существования канабы в ней появлялись таберны, дома купцов и прочего люда, кормящегося от квартирующей в провинции армии, всевозможные торговые лавки и склады, мастерские ремесленников, храмы и алтари многочисленных богов. Городки разрастались в города.

Канаба Тринадцатого ещё только строилась. Повсюду сновали рабочие, тюкали топоры и визжали пилы. Дардиолай поманил пальцем пробегавшего всклокоченного мальчишку-раба. Судя по всему — слугу одного из купцов.

— Эй, парень, посторожи-ка моё добро и скотинку, а я тебе кое-что дам.

Тускло блеснул медный асс, которым Дардиолай поманил мальчика. Тот остановился и с наглой ухмылкой показал Збелу два пальца. Дардиолай покопался в поясе и достал ещё один асс.

— Пять! — обиженно заявил мальчишка, шире растопырив пальцы.

— Ах, ты, засранец! — возмутился Дардиолай, но заплатил.

Пробормотал недовольно:

— И кто это мне вещал? «Выпивка стоит здесь асс, за два асса, мол, лучшего выпьешь, а за четыре уж будешь фалернское пить». Свежо предание.

Вещал ему это один купец в Ледерате. Очень давно, будто в другой жизни.

— Ну пойдëм, поглядим, что тут у них за фалерн.

Настоящее фалернское вино ему пить приходилось. Как и хиосское. Хорошо в свите царëва брата состоять, многое доступно.

Было доступно.

Ещё только разворачиваемые торговые ряды пустовали, народу там почти не было, и Дардиолай туда не пошёл. Направился искать таберну, хотя уже стало очевидно, что при здешних расценках выпивку за пару ассов можно было не ожидать. Впрочем, это не имело значения. Благодаря Требонию Руфу Дардиолай был теперь при деньгах.

Таберну он нашёл быстро. До войны Збел бывал в римской Мëзии, в Ледерате и Виминации. Довелось и в табернах посидеть. Изнутри эти заведения выглядели не слишком привлекательно. Там царил полумрак, нередко глаза слезились от дыма. Замысловатый букет запахов дразнил нос. Ледерата и Виминаций стояли на великой реке, по которой постоянно сплавлялись торговые баржи и потому в табернах этих городов было многолюдно и шумно не только по вечерам, когда под крышу набивались все местные пьяницы, но даже и днём. Некоторое запустение наблюдалось лишь зимой, правда Дардиолай сам такого не видел.

В здешней таберне народу было мало. За каменным прилавком с тремя большими круглыми отверстиями под котлы девушка толкла что-то в ступке. Дардиолай уловил пряный запах. Видать готовила перечное вино. За одним из столов какой-то небедно одетый тучный человек заканчивал трапезу, подчищая куском хлеба миску и отхлёбывая из чаши. В углу отдыхало четверо легионеров. Расслабленные, раскрасневшиеся от вина. Не мальчишки, видно, что ветераны. Дардиолай предположил, что это иммуны, получившие увольнение.

Он уселся за приятно пахнущий душистой сосновой смолой свежеструганный стол недалеко от них.

Приблизился хозяин заведения, поинтересовался, чего желает посетитель.

— А что есть? — спросил Дардиолай.

— Вино, сыр, маринованные оливки, капуста, лук.

— Это закуски. Посытнее что-нибудь есть?

— Горох, чечевица.

— Да уж, не густо.

Хозяин пожал плечами. Был он худощав и по мнению Дардиолая не очень-то походил на владельца таверны. Те, которых Збел встречал прежде, все, как один были толстыми.

— Гостей сейчас немного.

— Полагаю, это значит «ничего нет», — усмехнулся Дардиолай.

Хозяин снова пожал плечами.

Збел пошарил пальцами в поясе, покосился на человека за столом, и выложил на стол серебряный денарий.

— Точно ничего нет?

Хозяин посмотрел на серебро и сказал:

— Пожалуй, в кладовке найдётся ветчина. И свиная лопатка. Ещё есть карп. Как раз сегодня привезли.

— Карп? Это интересно. Давай-ка сюда карпа.

— Так надо жарить, — сказал хозяин.

— Ну так жарь. А мне пока вина и сыра. И капусты.

— Она маринованная.

— Тащи.

Хозяин всё ещё мялся. Збел усмехнулся, понял его затруднение. На выложенный денарий тут можно было обожраться от пуза и упиться в хлам. Хозяин ждал, что щедрый гость ещё чего-то потребует.

— Давай-давай, поторопись. Лепёшек ещё принеси. Это за всё. Если мне тут понравится, то к нему, — Збел кивнул на монету, — прибавятся ещё товарищи.

Хозяин сразу засуетился.

— Э-э! — подал голос толстяк, — ты не говорил про карпа, Перисад!

— А у тебя и денег столько нет, — ответил хозяин.

— Тьфу ты, Перисад… — сплюнул мужчина, — а говорили, будто ты столь честен, что с тобой можно играть на пальцах в темноте…

Перисад нечленораздельно огрызнулся и исчез. В небольшом зале появилась ещё одна рабыня и принялась разводить огонь под остывшим очагом-прилавком.

Дардиолай пальцем поманил девушку, которая толкла перец и шёпотом попросил:

— Милая, скажи-ка хозяину, пусть жарит сразу двух карпов.

Збел сел за свободный стол и осмотрелся. Стол совсем новый, а вот скамью уже «обновил» какой-то шутник, на ней красовалась вырезанная ножом надпись:

«Драть Гнея и Молчаливого Пора, драть их долго, кверху жопой».

Рядом чудовищно коряво была нацарапана картинка, изображавшая легионеров-катамитов.

— Доброжелатели, — усмехнулся Дардиолай.

Хозяин принёс заказанное, и «купец» степенно приступил к трапезе. При этом весь обратился в слух.

Загрузка...