Всего один неверный шаг

Глава 15

— Ты с овцой не сильно погорячилась? — встала я. — Я всё же твоя мать.

Она скривилась, прекрасно понимая, что перегнула палку, но при этом упрямо не желая брать свои слова обратно.

— Ну, может, чуть-чуть, — вскинула подбородок.

— Ах, вот как? Чуть-чуть? Ладно. И что мне, по-твоему, делать? — смотрела я на неё пристально.

— Я не знаю. Но точно не сидеть на диване и жиреть, заедая свои чувства вот этим, — толкнула она лежащие на журнальном столике чипсы.

— И что бы сделала ты?

— Нашла бы её.

— А дальше? Попросила: пожалуйста, верните моего папу? — передразнила я тоненьким голоском и повторила движение, которым она откидывала назад свои новые волосы.

— Я имела в виду на твоём месте, — дёрнулась она.

Что, не понравилось? Мне тоже.

— А на моём что? Рожу бы ей расцарапала? Волосы выдрала? — склонила я голову и посмотрела на неё искоса.

— По-твоему, сидеть и ничего не делать, лучше? — сильно сбавила она тон.

Я тоже сбавила.

— Не лучше, Ань. Не лучше, — ответила я. — Но, если бы я знала, что мне делать. Если бы знала, куда бежать, не сидела бы. Если бы это помогло, вырвала ей не только волосы. Но сейчас я так зла, что просто боюсь натворить глупостей.

Мне казалось, я уже натворила.

Надо было его выслушать, — корила я себя, пялясь ночью в потолок. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал — нужно было услышать это от него. Он выглядел таким потерянным, когда я крикнула «Убирайся!», таким искренним, когда сказал, что с ней не спал.

Может, я вообще всё не так поняла? Может, всё себе выдумала?

Или выдумываю себе его невинность сейчас?

Как иначе, чёрт побери, понять слова «другая женщина»?

— А я бы бабушке позвонила, — неожиданно сказала младшая. — Пусть она его наругает.

— О нет, только не бабушке, — закатила глаза Анька. — Только бабушки нам и не хватало.

— Мой хороший, — обняла я Веронику. Иногда она была такая взрослая, серьёзная, самостоятельная, а иногда такой малыш. — Не надо пока ничего говорить бабушке, — поцеловала я её в макушку. Здесь я была полностью солидарна с Аней: только моей мамы нам здесь не хватало. — Она ещё разволнуется, заболеет, — соврала я.

Нет, заболеть моя мама, конечно, могла, но пока я просто не могла говорить на эту тему с ней. Моя мама не тот человек, к которому идут с проблемами. Если она кого и «наругает», то это точно буду я.

— Но ей же всё равно надо сказать, — ответила Вероника.

— Надо, — согласилась я.

— Не надо, — возразила Аня.

— Надо, — повторила я с упором. — Но не сейчас.

— Да делай что хочешь, — фыркнула Анька. — Я ушла.

— Куда ты? — крикнула я ей вслед.

— Ну не сидеть же теперь дома безвылазно, — крикнула она в ответ. — Жизнь не закончилась.

В дверь позвонили. Я слышала, как она открыла. Слышала, что с кем-то говорит.

Слышала мужской голос.

Сердце дрогнуло. Но с Наварским Аня бы не засмеялась. А она захихикала.

Кто-то из её новых мальчишек? Или из старых? Из её класса двое приехали поступать в Санкт-Петербург, и оба поступили.

Я выглянула чисто из любопытства.

И то, что увидела, совсем мне не понравилось.

Моя старшая дочь стояла, вызывающе опираясь спиной на стену. Согнутая в колене нога. Короткая юбка. Кокетливо склонённая набок голова на длинной, изящной шейке.

А перед ней стоял не мальчик, перед ней стоял Соколов.

— Да, уже восемнадцать, — видимо, ответила она.

— Ты подумай, как бежит время, — улыбнулся он загадочно.

— Денис? — упёрла я руки в бока. — Ты какого… здесь делаешь?

— Он к тебе, — не поворачиваясь, ответила Анька и тенью выскользнула за дверь.

Соколов проводил её глазами.

Я упёрла в грудь лучшего друга Наварского два пальца, словно дуло пистолета:

— Ещё раз посмотришь на неё так, и я вырву тебе сердце голыми руками.

— Да ты чё, Лер, — поднял он руки. — У меня и в мыслях не было.

— Все твои мысли написаны на твоей небритой помятой роже. Чё надо, Сокол?

— Да ни чё мне не надо. Игорёк дома?

— Очень смешно. Сокол, ты не умеешь врать.

— Ну, я ему, собственно, так и сказал, — поскрёб он щёку, ничуть не смутившись, — что ты меня раскусишь с первого взгляда, но извини, получил партийное задание проверить, как вы тут.

— Мы тут прекрасно, — держала я его в прихожей, не закрывая дверь, не предлагая пройти. — У тебя всё?

— Что даже чаем не напоишь?

Я нарочито помахала рукой перед лицом.

— Уверен насчёт чая? Судя по перегару, тебе бы чего покрепче.

— Это, Лерочка, запой, если принимать новую дозу алкоголя, чтобы заглушить отходняк от старой. А я человек серьёзный. Я лечусь сладким чаем, дошираком, рассолом ну и чем бог послал.

— Извини, ничего из озвученного ассортимента у меня нет.

— А у меня для тебя кое-что есть. Хоп! — достал он из кармана бутылку вина.

Хорошего вина. Дорогого. Моего любимого.

— Спасибо! — забрала я бутылку, но с прохода так и не отошла.

— Ну нет, я так не играю, — нарочито расстроился Денис. Крикнул: — Привет, Веронька!

— Привет! — сбежала к нему по лестнице Вероника.

Она любила всё, что было связано с папой: самого папу, его вещи, его друзей.

— Привет, привет, — обнял он её как маленькую.

Эти объятия разбивали мне сердце. По ним было так остро видно, как она скучает по отцу.

И то, чего бы я ни за что не сделала, потому что гордость, потому что обида, потому что злость, сделала моя младшая дочь, спросила:

— Как там папа?

— Очень сильно по вам скучает. По тебе, Ане и вашей маме, — ответил Сокол.

Он на меня даже не посмотрел, но сердце в моей груди сделало смертельный кульбит и едва не разбилось насмерть.

— А почему не возвращается? — спросило моё неразумное дитя. — Раз ему без нас плохо?

Я замерла. Что ребёнку в двенадцать лет сложно по-настоящему понять, что именно произошло, мне и в голову не пришло.

— Потому что они с твоей мамой поссорились, — уперев руки в колени, наклонился он. — Он перед ней виноват. Ему стыдно и горько, что он так поступил.

— У него другая женщина? — спросила Вероника.