Я допила коктейль.
Но гремучая смесь, что сейчас горела у меня в душе, была покруче любого алкоголя.
И сомнения, что терзали душу — мучительнее любого похмелья.
Видимо, меня недостаточно унизили, раз мне нужны ещё какие-то доказательства, — думала я. Чтобы меня не просто порвало на куски, но ещё и размазало тонким слоем.
Не знала, что выбор уйти или подняться в номер окажется таким сложным.
Не думала, что когда-то перед ним окажусь.
Душили злость и жалость к себе.
Хотелось вспомнить что-то мерзкое, просто чудовищно отвратительное про Наварского.
Конечно, за девятнадцать лет было разное. Но, как назло, в голову ничего не лезло.
Как назло, плохое вспоминалось только о себе.
Однажды я ушла с фильма в кинотеатре, потому что фильм был ужасно скучным. Что вообще за удовольствие ходить по кинотеатрам? Переться за тридевять земель, сидеть, задрав голову до спазма в шее, слушать хруст попкорна и глохнуть от «звука вокруг», долбящего по ушам.
Я сказала мужу, что хочу в туалет, встала и ушла.
Он нашёл меня в одном из бутиков, там же в торговом центре, где находился кинотеатр, весь перепуганный, в красных пятнах.
— С тобой всё в порядке? — стоял он, тяжело дыша. — Я оббегал все туалеты, все пять этажей.
— Да, — повесила я на место дурацкую кофточку, что сняла с вешалки чисто посмотреть. — Что и фильм не досмотрел?
— Нет, конечно. Ты не вернулась, какой фильм?
— Скучный, какой. Игорь, я же говорила, что не хочу идти.
— Я уже понял. Но ты могла хотя бы предупредить, что будешь ждать меня снаружи.
— Ну, прости, не догадалась. Я правда хотела в туалет.
Он согнулся, уперев руки в колени. Грудь ходила ходуном. Лоб взмок.
— Наварский, ну ты чё? — откинула я его волосы со лба.
— Да нет, ничего, — разогнулся он.
— Чего-нибудь хочешь? Можем зайти в кафе.
— Спасибо, уже ничего не хочу.
— Игорь, да что со мной могло случиться в туалете кинотеатра?
— Да что угодно, Лер, — всплеснул он руками. — Ладно, поехали домой, — прижал меня к себе. Ткнулся губами в волосы. — Рад, что с тобой всё в порядке…
Я допила мартини, отставила бокал.
— Ещё один мартини… — снова напела себе под нос.
Шофёра отпустили…
— Повторить? — спросил бармен, когда, засунув в рот оливку со шпажки, я бросила ту в бокал.
Я отрицательно качнула головой. Хочу дойти до номера Наварского твёрдой поступью уверенной в себе женщины, а не покачиваясь на неверных ногах.
— Сколько с меня?
Я полезла в сумку за картой, отодвинула документы школы (не забыть оплатить чёртовы взносы), наткнулась на грёбаные таблетки.
Початая упаковка противозачаточных — как символ того, что всё закончилось.
Я покрутила её в руке: месяц на них только начался, а по календарю — вот-вот закончится.
Тоже символично. Наверное.
Бармен развернул терминал для оплаты. Я приложила карту. Платёж прошёл.
— Есть у вас мусорное ведро? — сползла я с высокого барного стула.
— Да, конечно, — глянул бармен под стойку, видимо, ведро стояло у него под ногами.
— Выкиньте, пожалуйста, — положила я таблетки на чек и пошла к лифтам.
В этот раз первым подошёл другой лифт. Крайний. Но какая мне разница.
Я вошла, нажала на последний этаж.
Подтянула штаны. Чёртово дежавю. Я словно в Дне сурка: всё еду и еду поговорить с мужем, и всё никак не поговорю.
Нет, в этот раз я не уйду, даже если он мне не откроет, — трахнула я волосами.
Решительно шагнула наружу, едва двери лифта стали расползаться в стороны на нужном этаже.
И остановилась, ничего не понимая.
Дверь в номер Наварского была распахнута. Из неё вышел сначала мужчина — врач Скорой помощи, затем женщина — фельдшер с чемоданом. Она кивнула двум, видимо, санитарам, что стояли с носилками, давая понять, что они не понадобятся. Там же стояли ещё какие-то люди, дежурный администратор, работники отеля, постояльцы, просто зеваки.
А потом вышел мой муж, держа на руках свою шалаву. Её голова лежала у него на плече, рука бессильно свесилась.
Все расступились, пропуская Наварского к лифту. Меня оттеснили к стене, и я приподнялась на цыпочки, выглядывая из-за голов.
— Беременность… — то ли спросил, то ли сказал врач.
Это последнее, что я услышала, когда двери лифта закрылись.
О, боги! Она ещё и беременна, — выдохнула я.
Люди стали расходиться. В открытую дверь номера я видела накрытый стол, до боли знакомый чемодан, а потом её закрыли.