— Тебе звонил отец? — стояла я в дверях комнаты Вероники, едва сдерживая гнев. — Или это ты ему звонила?
Она встала из-за стола, глядя на меня непонимающе.
— И он мне звонил. И я ему звонила. Он был всю неделю в Москве, и мы перезванивались.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас?
— Но ты не спрашивала, мам! Он сказал, если кому-то надо, у него новый номер. Но никому было не надо.
— То есть это я должна была ему звонить?
— Но это же ты на него обиделась, — моргала она испуганно.
— Нет, это он меня обидел! А ты, могла бы и сообщить, что с ним общаешься.
— Но ты же разрешила, — надломился её голос. Глаза покраснели.
— Ты могла бы сказать!
— Мам, — заплакала она, — откуда же я знала.
Дверь соседней комнаты открылась.
— Ты вообще из ума выжила? — обогнула меня Аня, обняла Веронику. — Что ты на неё орёшь? Она-то в чём виновата? Надо тебе — сама бы и звонила! Не плачь, малыш!
— Она весь день ходит с телефоном. О чём я должна была подумать? Я как дура, бросила вашему отцу в лицо, что он мог хотя бы детям позвонить, а теперь выясняется, что он звонил, и только я этого не знаю, — стояла на своём. — Мне, знаешь, как-то обидно, что никто со мной не поделился. Ты с ним тоже говорила?
— Нет, я не говорила, — усмехнулась Аня. — Но в отличие от тебя знаю, что он был в командировке, а на нас срываться не надо.
Она успокоила младшую и пошла к себе, но я не позволила закрыть дверь у себя перед носом.
— А как ты себе это представляешь?.. — начала было я, но осеклась.
У неё на столе стоял открытый ноутбук, а на нём крупным планом лицо Светланы Огневой.
Я вытаращила глаза, а моя дочь как ни в чём не бывало надела наушники и включила запись.
Было стойкое ощущение, что желтоглазая ей что-то говорит с экрана, но Аня свернула картинку, сдвинула в угол экрана и занялась своими делами. Я ничего не понимала.
— Аня, — окликнула я. Она меня проигнорировала. — Аня!
— Ну что? — остановила она запись, сняв один наушник. — Я не хочу об этом говорить. О тебе, об отце, о его новой бабе. Я вообще ни о чём не хочу с тобой говорить.
Она снова хотела отвернуться, но я ей не позволила.
— А это, по-твоему, кто? — ткнула я в остановленное видео.
— Это, по-моему, Света Сальери. Очень популярный в сети декламатор, поэт и чтец. Она читает стихи, если так тебе будет понятнее.
— Ах вот как, — кивнула она. — И ты смотришь, как она читает стихи?
— Почему бы и нет, — моя старшая дочь пожала плечами. — И смотрю, и слушаю, а ещё слежу за её страницей. Она её, правда, давно не ведёт, но там и без новых постов много всего. А что?
— Да так, ничего. Просто у меня для тебя новость. Это баба твоего отца.
— Кто? — вытаращила она глаза. Сняла второй наушник. — Сальери?
— Не знаю уж Сальери она или Моцарт, её зовут Светлана Огнева, — скривилась я.
— Ты уверена? — смотрела на меня дочь, словно я сказала сейчас какую-то глупость.
— Как и в том, что я это я. Я виделась с ней вчера, ездила на показ квартиры. Она работает риелтором. И там, кстати, видела вашего отца, который за ней приехал.
Наверное, это должно было её убедить, даже больше, возмутить, но она реагировала совершенно мне непонятно, хоть и была поражена.
— Мам, ты уверена, что он тебе изменил? — смотрела Аня с недоверием. — Даже не так. Он тебе изменил? Или ты это себе придумала?
— Не понимаю, что за странный вопрос, — тряхнула я головой.
— Это не странный, это очень простой вопрос, мам. Он тебе изменил? Да или нет?
— Ну, свечку я, конечно, не держала, — пожала я плечами.
— А папа что сказал?
— Он сказал «нет». Но он сказал, что есть другая женщина, и я видела…
Она сделала нетерпеливое движение, давая понять, что ждёт ответа. Я осеклась.
— Я не знаю. То есть, я так подумала...
— Блядь! — встала она. — Я сказала отцу: «Убирайся!» и вышвырнула за дверь его чемодан, потому что ты так подумала? Ты вообще адекватная?
Она схватила сумочку и обогнула меня как кучу мусора.
— Ты куда? — крикнула я ей вслед.
— Не твоё дело, я совершеннолетняя.
— Совершеннолетняя, но ты живёшь со мной, и я имею право знать… — кричала я ей вниз со второго этажа, пока она обувалась.
— Не имеешь! — ответила она и так громко хлопнула дверью, что стая голубей снялась с места и пронеслась мимо окна.
Ненавижу голубей.
— Да что я такого сказала? — стояла я как оплёванная. — Хотя бы объяснила, — взмахнула руками. — Ты понимаешь, что происходит? — спросила я стоящую в дверях Веронику.
Она отрицательно покачала головой.
Но не успели мы разойтись, как входная дверь снова открылась.
— Забыла телефон, — шагая через ступеньку, поднялась по лестнице Аня и прошла мимо нас в свою комнату.
— Папа тоже свой забыл, — сказала Вероника, — когда уезжал в Москву.
— Ань, будь добра, — снова встала я в дверях. — Объясни, пожалуйста, что не так. Лично я поняла, что она даже беременна от него.
— Она сама тебе это сказала? — сунула старшая в карман телефон.
— Она сказала, что беременность — это прекрасно, — следила я, как она ходит по комнате: снимает с зарядки футляр от наушников, складывает в него наушники. — И она знает, что это такое.
— И ты не придумала ничего умнее, только, что она беременна от нашего отца?
— Что значит, придумала? Разве это что-то невозможное? У него двое детей.