Всего один неверный шаг

Глава 25. Валерия

Такси остановилось у гостиницы. Швейцар открыл дверь.

Уверена, Наварский снял номер на последнем этаже, поэтому я сразу пошла к лифтам.

Придирчиво осмотрела себя в зеркале, пока тот полз, отщёлкивая этажи.

Надо было, наверное, платье надеть, а не наскоро втискиваться в тесноватые джинсы, — подтянула я их повыше на животе. Поправила на губах блеск. Расправила плечи.

Выдохнула.

Последний этаж.

Двери лифта вздрогнули и начали медленно расползаться в стороны.

Я даже слегка наклонилась, готовая шагнуть наружу из лифта, когда её увидела.

Тощая брюнетка как раз закончила расстёгивать плащ, сунула в карманы концы пояса и постучала в номер Наварского.

Короткое платье. Высокие сапоги. Голые коленки.

Бегло скользнув по мне взглядом, она глубоко вздохнула и сосредоточилась на двери. Поправила на плече ремешок сумки, сглотнула, тряхнула головой, словно закончила чистить пёрышки. Задрала кверху острый клювик.

По этому клювику и короткой стрижке я её и узнала.

Странно, но она заметно нервничала. И вид имела бледный, словно шла на эшафот. Или прощаться с девственностью, — усмехнулась я.

Ну серьёзно, где она и где девственность? Ощущение, что на ней печати ставить некуда. Наварский у неё может даже не единственный. Выглядит как тощая шалава, ещё и не самая дорогая. Измученно, словно это её последний клиент за день.

Господи, на кого он повёлся? — выдохнула я.

Ладно бы нашёл девочку из хорошей семьи. Наварского всегда завораживали эдакие дворянские гнёзда — интеллигентные семьи с историей. Нравились невинные тургеневские барышни, привлекала закрытая богемная среда, очаровывали соборы и музеи. Его куда больше интересовали экскурсии, чем пляж, выставки, чем торговые центры. И привлекало то, что Игорю не могли дать родители — жизнь в городе с богатой историей, в какой-нибудь культурной столице. Поэтому он и приехал поступать в Питер.

Но эту бабу даже приличной не назовёшь. Чахлая, потрёпанная, как больной воробей.

— Привет! — радостно чирикнула она, когда дверь номера распахнулась.

— Привет! Проходи! — сказал ей мужчина.

Его я не видела, и слов было сказано слишком мало, чтобы понять по голосу насколько Наварский рад её видеть. Но в том, что рад, даже не сомневалась. И в том, что ждал — тоже. Он встречал её в гостиничном халате, а никто не надевает вафельный халат поверх костюма.

Наварский так точно — только на голое тело, после душа.

К счастью, дверь лифта начала закрываться, иначе я бы так и стояла истуканом, оглушённая увиденным и едва не сбитая с ног потоком собственных чувств и мыслей.

Я успела отвернуться, когда его шалава впорхнула внутрь. Не знаю, выглянул ли Наварский, видел ли меня, узнал ли, если видел. Я очень надеялась, что нет.

Едва двери лифта сомкнулись, я судорожно ткнула в кнопку первого этажа.

Сердце колотилось как бешеное.

Дура! Господи, какая же я дура!

На что надеясь? Что он локти кусает, переживает, страдает, мерит шагами номер, каждую минуту смотрит на телефон? Да плевать он на нас хотел: на меня, на девчонок.

У него теперь новая жизнь. Как он там сказал? С ней я живу? Мечтаю, дерзаю, лечу?

Летит он. Орёл сраный.

Зачем только припёрлась! Поговорить? Как глупо это сейчас звучало.

О чём тут говорить? Тут и так всё ясно.

И может, до того ничего у них и не было, сейчас будет.

Он же не завязывает новые отношения, пока не порвал с прежними. Цитата.

А он порвал. И наверняка чувствует свою правоту. Я его обидела. Не стала слушать, выставила за дверь с вещами. Это же такой удобный повод. Я же теперь сама во всём виновата.

Я горько усмехнулась, косо глянув на себя в зеркало лифта.

Второй подбородок невольно напомнил о возрасте. Да, я не азиатка, у меня отёчно-деформационный тип старения. Гравитационный, как говорит моя косметолог. Отёчность и мешки под глазами, брыли, носогубные складки. Да, чёрт побери, я поправилась. Всё его чёртовы булочки, что он таскал с работы. Словно специально меня откармливал.

Жаль, что я не приехала в гостиницу раньше. Вот был бы номер, если бы эта девка заявилась при мне. Представляю, как бы Наварский бледно выглядел, судорожно посматривая на дверь. А потом ещё бледнее, когда она возникла на пороге. Как стал бы заикаться, пытаясь объяснить, зачем она припёрлась.

Жаль, что я не пришла позже. В самый разгар процесса. Хотя…

Я притормозила в холле гостиницы, подумав, а не вернуться ли позже?

Посижу пока в баре, выпью бокальчик мартини. Минут пятнадцать уйдёт у Наварского на прелюдию, если он не набросится на неё прямо у двери, а качественно возбудит: где надо потрёт, где нужно полижет. Даже если набросится, не станет же он её сразу выгонять и одеваться.

Девятый час. У них вся ночь впереди — куда им торопиться.

Я зашла в лобби-бар. Ткнула в винную карту.

— Ещё один мартини… — звучало в голове.

Забыть его кретина…

С того момента самого, как встретила когда-то я…

Как встретила тебя….

Постучала ногтями по барной стойке, ожидая свой заказ.

И почему возвращаться в номер, чтобы застать мужа с поличным, так противно?

Почему так хочется просто сбежать?

Я машинально глянула на часы.

Воображение рисовало бурную сцену секса: извивающуюся под Наварским шалаву, её вожделенные стоны, его шумные выдохи, упругую задницу, резкие движения бёдрами.

Я так наглядно всё это представила, что меня затошнило.

Бармен подал мой коктейль.

— Ещё один мартини… — промурлыкала я себе под нос.

Вытерла проступивший на лбу пот, глотнула.

Разве того, что я видела, недостаточно? Обязательно унижаться перед его блядью?

Она будет лежать, довольно почёсывая мокрую манду, а я топтаться в дверях, как бедная родственница. Брошенная жена. Женщина, которой предпочли другую. Баба, которой изменили.

Долгое время я думала, что пережила самый большой позор в своей жизни, когда во время родов младшей дочери было совещание мужиков-гинекологов у подножия моей Бубновой дамы.

Роды были стремительные и что-то пошло не так. Мне показали дочь, а потом ввели наркоз. Когда я очнулась, первое, что увидела — несколько мужчин в белых халатах, что с интересом рассматривали мою промежность. Наверное, там было на что посмотреть — мне наложили двадцать два шва. Но как же мне было стыдно.

И сейчас было стыдно не меньше.

Словно это я виновата. Что не смогла родить красиво, аккуратно, медленно. Что чего-то не додала мужу, была недостаточно хороша, раз ему понадобилась другая.

Кстати, в роддоме мне потом так и сказали, что я не слушала акушера: неправильно тужилась, неправильно дышала.

Видимо, с мужем я тоже делала всё не так. Неумело. Бестолково. Не так, как следует.

Я снова посмотрела на часы.

Как же медленно двигались стрелки.