Я не находил себе места, забросив почти все дела, расчёт за расчётом пытаясь улучшить грядущий ритуал до приезда Улоса. Но иногда дела находят тебя сами. Контакты с красными башнями давно были налажены: от серии крупных контрактов на выжигание лесов для переселенцев они бы точно не отказались. В личной встрече с Грицелиусом не было нужды…
Вот только он сам решил приехать, причем неофициально, без делегации, без предупреждения. И ворвался в оккупированный мною кабинет короля Арса. Хотя теперь, пожалуй, уже мой кабинет в Септентрионе.
— Это переходит все границы, Горд! Я всё понимаю, но это просто безобразие! Как ты позволил этому случиться? — с криками ворвался ко мне в кабинет Грицелиус.
Гвардейцы на входе пропустили его: знали, что мы старые друзья, и теперь, рядом с открытой нараспашку дверью честно пытались изображать из себя брёвна.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. — я поднял глаза на верховного магистра красных башен, оторвавшись от бумаг. — Но всё же рад тебя видеть. Я и сам собирался навестить тебя через несколько месяцев.
— Я говорю о моей дочери, Фелиции! — взвился магистр, красный от ярости. — Она беременна!
— Это же хорошие новости, разве нет? — улыбнулся я. — Когда свадьба? Обязательно пригласите меня.
— Я бы согласился с этим, если бы не обстоятельства. — процедил сквозь зубы Грицелиус, смотря на меня убийственным взглядом. Но проблема в том, что она указывает в качестве отца ребёнка одного из этих северных дикарей! И, судя по взглядам, что он на неё бросает, это явно недалеко от истины! А когда я прижал его к стенке, он сослался на тебя, сказав, что является твоим учеником!
Вот здесь мне пришлось отложить перо в сторону. Разумеется, мне докладывали о том, что между Воталом и Фелицией завязались отношения. Я, конечно, не следил за тем, насколько далеко они зашли, но отнюдь не препятствовал. Пусть молодёжь развлекается. Что в этом плохого? Правда, теперь мне нужно было как-то успокоить отца…
Я улыбнулся ещё шире, совершенно сбивая старика с толку.
— Я ошибался. Это просто великолепные новости! Рад, что у них что-то получилось. Надо будет организовать роскошную свадьбу, пригласить побольше гостей, обязательно позвать всех старших шаманов. Это же историческое событие, и это очень, очень хорошо.
— Я чего-то не знаю, или не понимаю, но откуда такая радость? — посмотрел на меня чёрный как туча Грицелиус.
— Это означает, что полукровки возможны. — внимательно посмотрел в глаза обеспокоенно отцу я. — А это значит, что дети льда со временем прекрасно ассимилируются в нашем обществе, и, учитывая, что нас намного больше, легко примут нашу более развитую культуру и правила игры. в конечном счёте разница между расами стирается до уровня: ну, серая кожа, ну, розовая, ну смуглый южанин… Какая разница? А про тех, кто повыше, будут просто говорить, в роду были северные гиганты.
— Но он даже не человек! — отчаянно воскликнул Грицелиус.
Я вздохнул, откупорил кувшин с отваром из диких северных ягод - довольно дрянной, по моим меркам, но одно из лучших, что можно достать в Септентрионе. Затем разлил его по кубкам, жестом пригласив старого друга присесть и закрывая дверь в кабинет.
Тот обречённо упал на стул и покорно выпил.
— Дети льда не сильно отличаются от нас. Я был в их землях, поверь, я знаю. На твоём месте это вообще стоит считать предельно удачным браком.
— В упор не вижу здесь удачи. — нахохлился магистр.
— А ты знаешь, что Вотал потихоньку учит её шаманизму? Они как-то объединили свои силы и сбили дракона на землю в финальной битве за Септентрион. Бедняга до сих пор не выздоровел до конца. А вот пламенные лучи магистров, что ты прислал, не сбили. Дракона, Эрнхарт. Самого настоящего дракона.
— Я не знал. — вздохнул Грицелиус. — Но даже так, мне всё равно не по себе от этого.
— Как и любому отцу было бы. — тепло похлопал я его по плечу. — Но иногда время отпустить птичку в свободный полёт. Не волнуйся за ним. Он не причинит ей вреда: за такое его и сами шаманы закопают, случись чего. Я выделю целителей, чтобы проследили за беременностью. На всякий случай.
— Я уже сам выделил. — отмахнулся Грицелиус, потихоньку оживая и выходя из оцепенения. — Но если так подумать… Ты же договорился о свободном проходе, да? Я должен организовать ответную диверсию. Наберу самых красивых и рослых парней из молодых мастеров и отправлю соблазнять дочек их шаманов. Пусть потом попробуют хоть что-то возразить.
— Сколько угодно. — улыбнулся я. — Отличная идея.
Мы немного помолчали, распивая напитки. Эрнхарт Грицелиус был настоящим вспыльчивым человеком: быстро, словно сухая солома, вспыхивал, но также быстро и отходил: всё-таки в нём крепко сидел вбитый в ранние годы самоконтроль, что прививают всем мастерам огня в красных башнях. Немного придя в себя он даже слегка смутился, поняв, насколько грубым был подобный заход с ноги к королю теперь уже считай двух королевств… Но я прощал ему подобное.
— Спасибо, что выслушал. — тяжело вздохнул Грицелиус. — Я слышал, ты организуешь программу переселения? Я согласовал с твои казначеем все контракты. Работы там на годы вперёд, конечно. Пойду, я, пожалую.
Слегка пошатываясь, он поднялся и собирался уйти уже. Слегка рассеянный, ошеломлённый, переволновавшийся… Быть может, стоило оставить его в покое. Но именно в такой момент человек может быть максимально внушаем. А потому я решил слегка форсировать один свой план.
— Подожди, Эрнхарт. Присядь. Я не планировал этой встречи, но раз уж ты здесь, у меня есть к тебе предельно серьёзный разговор. — остановил старика я.
— Разговор? — нахмурился Грицелиус. — Что-то ещё, помимо крупных контрактов?
— Да. Кое-что очень важное. — кивнул я. — Слушай внимательно.
Я глубоко вздохнул, и сам слегка волнуясь и принялся говорить:
— Палеотра это одно из трёх богатейших, сильнейших, и наиболее влиятельных королевств людей, верно?
— Возможно, сейчас уже из двух. — внимательно посмотрел на меня Грицелиус. — С Ренегоном нам не сравниться, конечно, но Таллистрия… Те слегка сдали в последнее время, особенно — после нашего эмбарго. Они тратят много сил и средств на то, чтобы поддержать пустеющие торговые города на старых маршрутах. Но я не понимаю, к чему ты это.
Это было непросто сказать. Признаюсь, я испытывал неуверенность в этот момент, ибо до конца в таком деле нельзя быть уверенным никогда, а это был один из важнейших, ключевых моментов моего дальнейшего плана.
Но я обязан был попытаться. Обязан был рискнуть. Иначе мне никогда не прийти к власти в этих землях.
Я пристально, тяжело посмотрел в глаза старому другу, и начал:
— Я хочу сменить королевскую династию Палеотры на свою собственную с собой во главе, навсегда закончив эту необъявленную вражду между Ганатрой и Палеотрой. Образовать соединённое королевство Палеотры и Ганатры. Я провёл расчёты со своими полководцами. Даже при условии, что мы выгребем из Арс и Ганатры все резервы, и получим поддержку северных кланов, силы будут в равный в войне с Палеотрой. Разумеется, у меня есть чем переломить ситуацию… Но если я сделаю это, такая война будет вдесятеро более кровавой чем осада Септентриона. Это будет бессмысленное, ненужное кровопролитие, и Ренегон наверняка вмешается, чтобы остановить его. Поэтому я придумал другой план. Я организовал в Дерее секретную организацию, именуемую культом смерти. В неё уже сейчас втянуты члены королевской семьи Палеотры. Я намерен обвинить эту организацию в причастности к случившимся на конклаве, предоставив весомые доказательства этого верховному иерарху, уничтожить династию Палеотры во время собственного дипломатического визита в Дерею, и тем самым обезглавить ваше королевство. Впоследствии всё это будет свалено на культ, который самоликвидируется, уйдя в более глубокое подполье. Всё это, безусловно, мне по силам провести и без тебя, но никто и никогда и не признаёт меня новым королём Палеотры, даже при условии полного уничтожения династии, без широкой внутренней поддержки. Ты прожил в Палеотре всю жизнь, и ты один из самых влиятельных людей там. Уверен, у тебя есть связи с герцогами и богатейшими торговцами, а твоё слово значит не намного меньше, чем слово короля. Поэтому я хочу, чтобы ты помог мне взойти на трон. Когда-то я сражался на стенах Дереи за жизнь её горожан, и меня назвали героем этого города. Пусть я король Ганатры, но родом я из Аурелиона. У нас может получиться.
Лицо старого мага огня превратилось в каменную маску, стоило мне заикнуться про смену династии Палеотры. Пристально, неподвижно, он изучал моё лицо, давая мне договорить. А затем медленно, неспешно, поднялся из кресла.
— Ты спас мне жизнь однажды. — тихо сказал Эрнхарт Грицелиус. — И я за это благодарен. — Но то, что ты просишь… Ты вообще понимаешь, ЧТО ты просишь? Ты просишь меня предать моего короля и моё королевство!
Он словно давал мне шанс отступить и признать всё это неудачной шуткой. Вот только я не намерен был отступать.
— Короля. — заметил я. — Но не королевство.
— Вот как? Что-то я не вижу, как поглощение Палеотры Ганатрой пойдёт нам на пользу. — прошипел Грицелиус.
— Ты рассматриваешь это с неправильной перспективы. — покачал головой я. — В Палеотре живёт больше людей, чем в Ганатре и Южном Арсе вместе взятых. У вас более развиты законы, торговля, промышленность, судостроение, магия, в конце концов! Объединение королевств приведёт к поглощению, ты прав. Тесные связи, постепенно объединение многих организаций… Но вот кто кого тут поглотит? Скорее уж Палеотра переварит северные земли, чем наоборот.
— Допустим, что это будет так. — стиснул зубы старик. — Но тогда это наоборот, предательство тобой собственной страны.
— Вот уж что меня не слишком-то волнует. — пожал плечами я. — В данном вопросе меня интересует только личная власть над тремя королевствами сразу. А уж кто там кого поглотит… Это не слишком важно. И, на самом деле, я думаю ты недооцениваешь то, что сам получишь от подобного исхода. Будучи королём Ганатры и Палеотры одновременно, я могу объединить цепь воды и красные башни в одну организацию. Назовём её кругом стихий, например. А ты можешь стать её главой. И даже более того: я же не буду управлять каждым королевством единолично. Назначу верных людей. Например, я могу сделать тебя управляющим Палеотрой. Первым советником, рукой короля, заместителем, назови как угодно.
— Канцлер. — машинально поправил меня Грицелиус. — Мы в Палеотре так называем эту должность: были разговоры, чтобы ввести подобное. Но я не смог бы занять такой пост просто потому, что принадлежу к мастерам. На такой подойдёт только кто-то из высшей аристократии.
— Зато я могу назначить именно того человека, на кого ты укажешь. — хмыкнул я. — Кому ещё в Палеотре мне доверять, кроме тебя, если ты поможешь мне прийти к власти? А ты станешь главой самой влиятельной организации мастеров во всех королевствах. Церковь действует в двух королевствах, а круг будет уже в трёх. И кто знает, как дела пойдут дальше…
Грицелиус облокотился двумя руками на стол, тяжело нависая надо мной.
— Это всё ещё измена. И, бездна, крайне скверная измена.
— Это величие. А великие вещи редко достигаются без жертв. — прямо посмотрел ему в глаза я.
— И что ты сделаешь, если я откажусь? Убьёшь меня? — твёрдо встретил мой взгляд верховный магистр красных башен.
Я тихо рассмеялся, но от этого смеха мой собеседник словно покрылся мурашками, вздрогнув.
— Полно тебе, Грицелиус. Мы все ещё старые друзья. Нет, просто будет война. Долгая, кровавая и тяжёлая. Ганатры и Палеотра давние соперники… Так или иначе, я это закончу. Мастера не участвуют в войнах простых людей, так что здесь тебе волноваться не о чем: красные башни это не затронет, разве что целителям работы будет много. Скажу лишь, что у меня есть все основания полагать, что в этот раз мы будем победителями. А затем… Ну, у меня есть пара идей, но оставлю их пока при себе.
Эрнхарт подошёл к окну кабинета и надолго замолчал, раздумывая. Я отчётливо мог видеть, как две вещи боролись в нём: честь и верность своему дому, и честолюбие с жаждой власти.
Он был гордым и честолюбивым человеком, но в хорошем смысле. И сейчас перед ним стоял выбор: отказаться, сохранив свою верность, и тем самым начать войну, где погибнут тысячи людей, что он любит. Или предать собственного короля, но обрести власть и могущество, немыслимое ранее, и превратить родное королевство в самое могущественное государственное образование людей. Объединение южного Арса, Ганатры и Палеотры уже могло потягаться по силам с самим Ренегоном…
Грицелиус, безусловно, понимал это. И, наконец обернувшись, он осторожно, словно ступая на тонкий лёд, спросил:
— Предположим… Только предположим! Я соглашусь на это. Как ты это видишь?
Часть меня хотела сказать ему, что я вижу это как невероятно приятную победу собственных навыков убеждения, и как чудовищную гордость за свою харизму. Но вместо этого я натянул на лицо серьёзную, строгую маску и принялся чётко, по-военному, последовательно и предельно подробно излагать грядущий план переворота.