Я тогда тебя забуду

ДОВЕРИЕ

Это событие произошло в первое лето жизни в селе.

Как-то утром вызвал меня председатель коммуны Егор Житов и дал ответственное поручение.

— Я тебя зачем вызвал, Ефимка, — сказал он мне, — надо в бригаду «Красный партизан» снести колбасу коммунарам.

«Красным партизаном» теперь называлась деревня Малый Перелаз, из которой мы только что уехали. Я не знал, что такое колбаса, но виду не подал. Я не боялся никаких поручений, когда их давал Егор Житов. «Лишь бы только не больно тяжело», — подумал я. Егор Житов насквозь видел человека, поэтому сразу же ответил на мои опасения, которых я не высказывал:

— Не бойся, не тяжело. Да и понесешь вдвоем, с Валей Теленком.

Валя был племянник Егора Житова, но особым уважением своего дяди не пользовался. Я был уверен, что меня он любит больше, хоть я ему и не родственник, или, как у нас говорили, не родник.

Теленком Валя был прозван за свой тихий нрав, за то, что он поддавался каждому, кто только этого хотел.

Егор Житов сказал, чтобы я шел в столовую, — там колбасу взвесят.

— Только смотри, Ефимка, я надеюсь на тебя, — сказал он. — Никому не доверю, только тебе.

— Дак что? — спросил я, насторожившись.

— А то, что сам куска малого не ешь и другим не давай. Смотри, не позорь ни себя, ни отца твоего с матерью, ни коммуну нашу. Ты ведь не единоличник какой-нибудь.

Умел Егор Житов пронять человека словами до самой души!

Я все понял и бежал в столовую, мысленно воображая картины всевозможные: то на нас с Валей кто-то нападает и пытается отнять эту колбасу, а мы деремся как звери; то кто-то просит, а мы не даем.

В столовой ко мне подбежал Валя Теленок и шепотом, как тайну, сообщил:

— Ее уже вешают. Вот сладко, говорят, больно. Ты ее не ел никогда?

Я ничего не ответил: не мог же сказать ему, что я ее даже не видел.

Повар Емельян, дядя Егора Житова, придвинул ко мне корзину, в которой лежало что-то тяжелое, сверху закрытое полотенцем. Я схватился было за корзину, но поднять ее одной рукой не смог — сил не хватило.

— Иди помоги! — крикнул я Вале.

Он лениво взялся за другую ручку, мы подняли корзину и стояли с ней, готовые к выполнению ответственного задания, потому что Емельян Житов тоже не мог отпустить нас без напутствия.

— Ты, Ефимка, будь поосторожнее, — говорил он мне, не обращая никакого внимания на Валю, будто его за человека не считал. — Мотри, партизаны тоже будут вешать. Кабы от Егора Житова не попало. А главное, Ефимка, не давай нашему Теленку. Если будет че-нито, бей его чем ни попадя.

Валя зафыркал и захныкал, и мы пошли.

Дорогу к партизанам мы знали хорошо. Да и что семь верст — разве это дорога? Три деревни прошел: Урванцы, Свалёнки и Бычихи, — и вот уже середина пути, а там Щапы, Конкинцы, и будет видно Малый Перелаз, или Партизаны, как его сейчас называют.

Мы пошли весело, рядом; я держал тяжелую корзину за ручку справа, Валя — слева.

Первую версту прошли молча. Каждый думал об одном и том же — о колбасе. На окраине деревни Урванцы уселись на бугорке в березовой рощице, прямо около тропинки, по которой шли. Корзину поставили на землю.

— А ты когда-нибудь ее видел? — спросил меня Валя.

— Кого? — сказал я, хотя отлично понимал, о чем он спрашивает.

— Кого-кого, — обиделся Валя. — Ну, колбасу.

Не мог я ему сказать правду, опасаясь, что моя власть над ним может пошатнуться от этого.

— Конечно, видел. Даже ел. Ничего особого.

Но Валя откинул полотенце, и перед нами открылось нечто необыкновенное. Оказалось, что это кишка, туго набитая рубленым мясом. Мы взяли один круг и рассматривали его со всех сторон. Дух колбасы поразил нас. «Что же это такое? — подумал я. — Надо же, что люди придумали!» Пахло свининой и кониной одновременно и еще чем-то острым, чего я никогда не нюхал. У Вали потекли слюни, но он не решился ничего не только предпринять, но и сказать, хотя бы намекнуть. У меня от желания тоже свело скулы, я проглотил обильную слюну, но виду не подал. Положил круг колбасы в корзину, аккуратно закрыл полотенцем и спокойно, уверенно, как хозяин, сказал:

— Пошли.

Он нехотя встал, взялся за ручку. И опять мы шли и думали об одном и том же — о колбасе. Корзина была тяжелая. Ручки резали руки. Мы менялись местами, пока Валя не устал вконец. Прошли деревню Свалёнки и сели.

«Конечно, — подумал я, — если колбасы немного поесть, то и нести будет легче». Валя достал из кармана перочинный ножик — единственное свое богатство, подарок старшего брата Тимофея, командира Красной Армии, который приезжал прошлой зимой в Малый Перелаз, когда мы еще там жили. Ножик был предметом зависти всех парней.

— Может, отрежем? — спросил меня Валя. Я отказал категорически.

— Ну, хоть немножко, — канючил он, — ну, хоть попробовать. Экую тяжелину несем, а и попробовать нельзя. Что, он съест, что ли, тебя, Егор-то Житов? Хоть бы только попробовать.

Но я был неумолим, хотя, если откровенно говорить, в душе испытывал некоторую борьбу с самим собой. Не знаю, попробовал бы я колбасу или нет, если бы нес ее один. Видимо, мне тогда не удалось бы справиться с собой. А сейчас главное, что меня занимало, — не дать Вале Теленку. И это меня укрепляло в моей решимости не притрагиваться к колбасе.

Снова шли. В Бычихах нас остановил мужик.

— Что это несете? — спросил он.

— Колбасу.

— Кому? — спросил он. Расспрашивать нас о том, что такое колбаса, не стал, — видно, знал.

— В бригаду «Красный партизан», — ответил я.

— Куда-куда? — переспросил, усмехаясь, мужик.

— Ну, в Малый Перелаз.

— А кого это у вас колбасой кормят?

— А всех. Мы завсе колбасу едим, всей коммуной. Ешь сколько хошь. — Я уже не мог остановиться, сказать ему правду. «Что я, единоличник, что ли?» — подумал я и вспомнил Егора Житова.

— А че, робята, — предложил мужик, — если бы вы мне кружок дали, то я бы вас медом накормил.

Валя в предвкушении тоскливо замычал.

— Ты что размычался? — прикрикнул я на него. — Телишься, что ли? Что, мы меду не едали рази?

— Уж больно, вижу, гордые вы, — сказал мужик.

— А мы коммунары, — объяснил я.

Встреча с мужиком помогла мне, она снова настроила меня на воинственный лад.

Когда прошли деревню Бычихи и сели отдохнуть, Валя наклонился ко мне, протянул ножик и предложил:

— Бери ножик насовсем. Бери, но только… Только дай колбасы попробовать.

Я взял ножик, раскрыл его, потом сложил и вернул Вале. Я вспомнил Егора Житова, потом повара Емельяна и отказался от предложения, которое сулило мне такую радость, как обладание предметом зависти всех моих сверстников.

— Что я, робенок, что ли? — недовольно пробурчал я при этом.

Сколько я мечтал о таком ножике! Но воспоминание о Егоре Житове, о том, как он говорил: «Смотри, Ефимка, я надеюсь на тебя. Никому не доверю, только тебе», — сделало меня железным.

— Положь свой нож, — сказал я Вале, вставая.

Опять мы шли, усталые и голодные. Опять запах колбасы слышен был издалека. От него, казалось, кружится голова.

В Щапах посидели на завалинке, как старички. Когда пошли по деревне, собаки увязались за нами. Видно, колбаса манила и их. Мы несколько раз ставили корзину на землю и камнями отпугивали собак.

Но вот мы прошли Конкинцы и вышли на Пугу-гору, с которой как на ладони открывался вид на Малый Перелаз — мою родную деревню. Сели. Вот они, дома, в которых мы жили (Валя тоже был родом из Малого Перелаза), вот черемухи, на которые мы лазили, вот огороды, на которые совершали набеги. От восторга и волнения у меня распирало грудь.

В это-то время Валя Теленок подкрался к корзине, выхватил из нее круг колбасы и бросился к лесу. Это меня спасло от нравственного падения. Не знаю, сумел бы я удержаться от соблазна попробовать колбасу, если бы Валя продолжал тихо просить, умолять меня. Весьма может быть, что не устоял бы. Но коль скоро Валя предпринял столь дерзкое действие, оно привело меня в чувство. Я рассвирепел и бросился за Валей. Я схватил его на первых же шагах, вывернул ему руку, вырвал колбасу и уложил ее аккуратно в корзину, лишь почувствовав приятный холод в руке и упругость круга. Валя Теленок посрамленный лежал лицом к земле, рыдал и время от времени жаловался на меня кому-то:

— Какой он… Даже попробовать нельзя. Что мы ее несли-несли… Все равно съедят.

Я подошел, толкнул его в бок:

— Вставай, подкулачник. Пошли, обжора. Только бы есть.

Когда он поднялся, я указал ему на корзину и встал слева. Мы с трудом подняли колбасу и пошли. Я объяснял Вале:

— Ты пойми. Дак ведь так мы всю коммуну съедим. И будут у нас опять кулаки и помещики.

— Дак что?

— Как что? Эксплуататоры будут.

— Потому что колбасу съедим?

— Да, потому.

— Потому что мы ее попробуем?

— Дак ведь только начать.

Последнюю версту мы шли дружно, шлепали босыми ногами по теплой и мягкой пыли, благо дорога бежала с горы. Валя, хотя и с трудом, поддавался моей агитации. Я был доволен.

В столовой бригады «Красный партизан» нас встретила бригадир Катя Малюзина. Она взяла корзину, сбросила полотенце и заявила:

— Небось половину съели.

Это меня обидело.

— А ты, тетя Катя, свешай.

— Да я и так вижу, нечего вешать.

— А ты, тетя Катя, свешай, — настаивал я.

Она расписалась в накладной и вернула ее мне:

— Отдашь Егору Житову.

Я сказал Вале, что мы зайдем к бабке Парашкеве и пойдем.

Но бабки Парашкевы, которая жила сейчас у дяди Федора, не оказалось дома, и мы ушли с Валей несолоно хлебавши (бабка Парашкева любила меня и всегда при встрече угощала чем-нибудь сладким: то кусок сахару даст, то конфету — ланпасею).

Когда, возвращаясь в Большой Перелаз, мы с Валей (он нес пустую корзину) проходили мимо столовой, из дверей ее выскочил Костя, трехлетний сын Кати Малюзиной. В руке он держал большой кусок колбасы. Увидев нас, он подбежал и, протягивая колбасу, предложил:

— Помухай, как пахнет. Помухай…

Валя наклонился к колбасе и долго нюхал ее. Костя тыкал ему в нос куском колбасы, а сам еле прожевывал то, что уже откусил.

Я сначала дернул Валю за руку и крикнул на него:

— Пойдем, Теленок!

Но Валя уже облизывал колбасу, которую крепко держал в руке сын бригадира.

Я подошел к ним, выхватил из руки Кости кусок, снова почувствовал его холодную упругость и одуряющий запах и, переборов себя, сунул его Вале:

— На, ешь… Че ты на него смотришь?

Валя схватил колбасу и начал ее с ожесточением кусать. Потом, словно очнувшись, остановился, отломил половину и сунул мне в руку:

— На, откуси.

Я был не в силах справиться с собой и тоже начал есть.

И в это время Костя завопил. Мы с Валей бросились бежать что было силы. Вслед нам летела ругань Кати Малюзиной:

— Ну, хулиганы!.. Ну, бандиты с большой дороги!.. Ну погодите, все Егору Житову расскажу…

Отбежав на безопасное расстояние, мы остановились, повернулись к орущей тете Кате, сделали ей рожи и пошли не спеша. Колбаса была необыкновенно вкусна.