Повесть о "разделённой любви"

18. На родине

И в те же самые окаянные дни 1917 года пятидесятилетний генерал-лейтенант Карл Густав Маннергейм, отдавший без малого 30 лет верой и правдой службы русской монархии, вынужден был бежать от большевиков. Он вернулся в Финляндию не имея ничего кроме немудреного личного багажа и боевого опыта. А там уже царила неразбериха собственного развала. И Маннергейм взялся за активное наведение порядка в стране. Если поначалу его имя было известно лишь узкому кругу элиты, то уже через месяц его девиз «За чистое дело – чистым оружием» стал известен всей стране. Практически все Белые генералы в России – старинные знакомые Густава. Теперь они один за другим и все сообща с оружием в руках поднимались на борьбу с троцкистско-ленинским правительством Петрограда. Гетман Скоропадский, вождь Украины, служил с Густавом в кавалергардах. Генерала Каледина, атамана казачьего восстания, Маннергейм сменил на посту командира 12-й дивизии. Генерал Краснов, впоследствии известный писатель, занявший этот пост после Маннергейма, находился у него в подчинении, когда тот стал командующим армейским корпусом. С Деникиным Густав свёл дружбу на фронте в 1916 году, где они командовали соседними дивизиями. Своё решение об участии во взятии Северной столицы и свержении большевистского правительства России Маннергейм предварил обязательными условиями. Прежде всего, уводом британского флота из Балтики. Референдумом в занятой англичанами восточной Карелии (выяснить: хочет ли её население присоединиться к Финляндии?). Получением от союзников вооружения, и займа в 10 миллионов фунтов стерлингов. И конечно же, — после взятия Петрограда, — обеспечение его населения продовольствием (Густав сам собирался привести туда суда с зерном!). Агент Белого русского движения генерал-лейтенант Марушевский, встретившись с Маннергеймом в Хельсинки, заявил, что тот имеет в своём распоряжении 7 дивизий и 100 тысяч резервистов, которых можно мобилизовать за декаду. Но… намерен идти мимо Петербурга на берега Волхова. В город войдёт лишь полицейский отряд в несколько тысяч человек для наведения порядка. И при первом удобном случае он будет передан русским частям во главе с Юденичем! Компенсация Финляндии – только её независимость. Для того Густав и совершил «законный» государственный переворот…

Возглавив созданную им финскую Белую армию Маннергейм уже в середине мая принимает парад победы: революция в Финляндии (а точнее импортированный из Петрограда большевистский путч) была им подавлена, гражданская война окончена, а разоруженные русские войска покинули страну. Правда, сам у власти удержался не долго. И из-за разногласий с левацким правительством, касавшихся проводимой в стране политики уступок безответственному плебсу и германским интересам, подал в отставку и уехал заграницу. Встревоженные единомышленники тотчас же вновь призвали его на службу. Отказаться он не мог: положение в Финляндии было слишком серьёзным. И за семь месяцев Маннергейм успел укрепить армию и освободить государство от немецкого влияния. Состоялись выборы в новый парламент. Однако, из двух баллотировавшихся кандидатов на роль главы правительства – Маннергейм и Столберг — победу одержал последний, ибо республиканское большинство парламента не пожелали избрать президентом царского генерала, аристократа, так и оставшегося для них чужаком.

Отойдя на время от дел, Карл Густав, с присущим ему азартом, занялся личными проблемами, которых у него – человека вновь обретшего давно потерянную родину – было хоть отбавляй. Прежде всего взялся он за дела личные. Обустроил арендованный в Хельсинки двухэтажный дом и, во исполнение детской ещё мечты, виллу (мызу) на одном из приобретенных им островков возле Ханко. Там проводил он летние месяцы, высадил лес, разводил цветы, и увлечённо исполнял роль хозяина находящегося на соседнем острове кафе для друзей и гостей, преимущественно, «Дом четырёх ветров». Оттуда временами он выезжал охотиться. И чаще всего за границей. Жил, наконец, наслаждаясь, — в собственное удовольствие, — свободной независимой жизнью, чего многие армейские годы был лишен.

И, тем не менее, одна мысль не покидала его. Мысль об оставленной в России Кате. Тем более что ставший уже взрослым сын в письмах из Германии и в редких европейских встречах неоднократно, но настойчиво обвинял отца в бездеятельности. Того более, в непорядочности и даже в предательстве своей матери, брошенной одинокой «в далёкой варварской стране»-тюрьме.

Только как ответишь на упрёк сына? И что вообще можно поделать? Как встретиться только с ней хотя бы, запертой в стране-мышеловке?.. Но ведь для него это невозможно!

Да, невозможно! Исключено!

И всё же, всё же удивительный этот человек, — азарта и отваги которому не занимать было, — ради встречи с любимой и возвращения потерянного уважения сына рискнул всем что имел…Свободой и, конечно же, собственной жизнью. И в январе 1924 года бросился в Москву

…В январе 1918 года в Кременце на Волыни, — где с 1915 года, после Большого отступлении русских армий вглубь России, — расположился центр полевых лазаретов которыми руководила мама, — чекисты схватят моих родителей. И один Бог знает, чем бы это для них кончилось. Но уже первого марта, по приказу самого командующего оккупационными войсками фельдмаршала Эйхгорна, в захваченную немцами тюрьму Киева прибудет за ними начальник штаба Гренер!

…Подробности их освобождения — история отдельная.

Для отца – металлурга — по закрытии днепровских заводов занятого размещением бесконечного потока раненых, для мамы — четвертый год пятой ее войны склоненной в невыносимом напряжении над оперируемыми людьми, — для них месячная школа кременецкой, а потом и киевской тюрем стала откровением. Она открыла им звериную суть большевистского режима. В сравнении с ним рождественским спектаклем представились теперь самые дикие выходки калейдоскопически сменяющихся властей гетмана Скоропадского, Петлюры, Деникина, Махно, бесчисленных крестьянских и просто бандитских формирований.