Повесть о "разделённой любви"

35. Подарок к юбилею

…Заканчивалась первая половина 1942 года. Приближался юбилей Маннергейма. И «самый заветный подарок, — который пожелал получить маршал к своему семидесятипятилетию, — увидеть внука», которого любил и который тоже очень любил деда. Но как? Каким образом? Балтика в огне. Проливы заблокированы. Воздух перекрыт. Опасно воздухом! Хотя найдутся у деда и самолёт с проверенным в боях пилотом. И надёжное истребительное сопровождение найдётся… Всё равно — очень опасно! Потом, отпустит ли Карла в такой чреватый вояж его отец?.. Дед все же решился — «адрес»-то он знал! Вновь «побеспокоил» Гиммлера в его штаб-квартире восточнопрусского Летцена. Тот вновь откликнулся.

…4 июня 1942 года в ставку Маннергейма прибыл Гитлер. Месяцем прежде, в Хельсинки доставлен был подарок имениннику – великолепный чёрный «Хорьх 951А». Огромная восьмиместная машина с рабочим объёмом цилиндров 4944 куб. см., изготовляемый только по личному заказу рейхсканцлера. Говорили: то был знак благодарности финскому союзнику за то, что не подпустил красную армию к залежам шведской руды и тем спас Германию от немедленного поражения в войне. «Всего-то». Радиатор автомобиля, — вместо принятых в мире украшений — миниатюрных гончих псов, бегущих оленей, ястребов или даже львов, — венчал символ фирмы «Хорьх» — Летящее Ядро. Чтобы подчеркнуть, что оно летит, оно вооружено развёрнутыми орлиными крылышками. Символ содержал в себе скрытый смысл: верхом на пушечном ядре летал над Германией Барон Мюнхгаузен – Мы выдумку претворили в жизнь! (Как сделали сказку былью большевики в России!). На нашей машине можно летать куда угодно — что и имелось в виду при выборе символа. «Этот мягкий юмор, — по выражению историка, — подходил кому угодно, но только не главе Германского государства после поражения на Волге. Гитлер ни в коем случае не желал связывать своё имя с именем знаменитого на весь мир барона – враля и бахвала». Потому ездил на автомобиле с трехлучевой звездой – на «Мерседесе».

Незадолго до своего отбытия из восточнопрусского же Растенбурга он распорядился доставить в Финляндию — параллельным рейсом — Карла Густава-младшего. Там и тогда младший из Маннергеймов и познакомился с представившемся ему на трапе ещё Гансом Бауром. Генералом (Если Карл не ошибся – обергруппенфюрером СС). Непременным, — с 20-х годов, — личным пилотом самого Гитлера. Но и без этих подробностей лётчиком легендарным. И тот минут через пятнадцать, — уже в «сбруе», готовый на выход к трапу, — вывел парня из «дежурки» на поле. И, не познакомив, «передал»… теперь уже и вовсе «легенде Германии» — лётчице Хане Рейч…Худенькой невзрачной женщине. А та, не говоря ничего, — кивнув только и улыбнувшись, — взяла его под руку, и по-свойски повела «на посадку!»…

Совсем близко на ВПП, прогревая ревущие двигатели, ожидали, — стоя в полутораста метрах один за другим, — два огромных четырёхмоторных Дорнье D-2600… «Кондоры»?!.. «Я был поражен: таких самолётов я не видел ещё. Хана повела меня к первому. Так как я оглядывался, крутясь на ходу в желании увидеть попутчиков, она вежливенько одёрнула меня: «Они летят в том! Во втором. Не волнуйся: мы их не бросим». «Кто они?». (Прилетим — увидишь). Оказалось, в нашем самолёте все улетавшие были уже на месте. Меня усадили. Пристегнули. Тут от лейтенанта-стюарда узнал: Мы не на Растенбургском аэродроме, а на Гердауэне, что километрах в 35 от него. «Почему?», спросил я, будто меня обманули… («Потому!» ответил он и щёлкнул меня по носу… Снова «военная тайна»… Моторы взревели сильно. Нас вжало в кресла. Мы взлетели… Раннее утро, а солнышко в зените – белая ночь же…

…Прилетели почему-то не в Миккели, в котором дедова ставка, а в Имоланярви, что у южного берега живописнейшего озера Сайма, где был я с ним в позапрошлом году – рыбу ловили…(И тут военная тайна?!). Оказалось, друзья решили перенести торжество из тыла ближе к фронту. К солдатам. К Его Солдатам и Офицерам. …Когда моторы смолкли, нас свели на «перрон». Там «лично» меня встретил сам Дитль. «Старый знакомый» только что прилетевший с севера. Был я рад ему очень! Полюбил его: помимо всего прочего, он классный (заядлый) рыбак-спиннингист. И вообще отличный мужик. Хоть и старый – 52 года ему. Ну, свой совершенно! В Лапландии, где он командует чем-то, или кем-то, и где не единожды принимал нас, он научил меня рыбачить «профи» снарядом…Мало? Ещё как много, если кто пробовал ловить на спиннинг да вот в таком вот изумительном месте, но где лосось просто так каждому фраеру не даётся!.. Два года спустя, когда Эдуарда Дитля не стало, узнал, что он был генерал-полковником. Что он из семьи банковского чиновника из Бад-Айблинге. В армии с 1909 года. Участвовал в Первой мировой войне. Рано вступил в партию – ясно в какую. В 1935году сформировал 1-й горно-стрелковый полк. В 1940 – во главе небольшой боевой группы — отстоял Нарвик (в Норвегии). Отстоял в боях против подразделений союзников — в шесть раз большей численностью (О его делах в Нарвике автор узнал так же из приложения к «Финской войне» Вальдемара Эрфурта, генерала пехоты, представителя Гальдера при ставке Маннергейма. Хельсинки. 1950.С.309).

…Службу в Финляндии Дитль начал 14 декабря 1941 года визитом к деду в Михели. И сразу ему понравился: публику эту, из военных, дед умел понимать. Раскусывал моментально. И мог полюбить, уважая. Теперь, вечером, Дитля пригласил и принял Гитлер, который тоже его любил. И 4-го же июня, днём дедова юбилея, поздравил с присвоением ему звания генерал-полковника горнострелковых войск 20-й горнострелковой армии, которой он в Лапландии командовал.

Безусловно, Дитль стал особенно симпатичен мне и привлёк моё юношеское внимание после неожиданного откровения Рейнхольда, финансиста, дедова друга. У них, — ещё с одним приятелем деда Эхренсвярдом, тоже Карлом Густавом, — была очередная «традиционная» встреча. Тоже в Михели. Естественно, чтобы в ходе её «выпить и закусит молочным поросёночком да с гречневой кашей. Обязательно на конопляном масле. И под коричневой водочной корочкою» как любил дед. Ну, и они все — тоже. Для посвящённых же штабистов – собирались они в ознаменование очередного – каждого после июня 1942 года – моего у него появления. Не помню, с чего начался разговор с «Карлом Густавом № 2». Но когда он перешел к судьбе Санкт-Петербурга Эхрнрут Аксель (Рейнхольд) вспомнил почему-то об одном не ординарном, — странном даже, — совещании у Шпеера. Если не ошибаюсь, состоялось оно 10 сентября 1941 года из-за – и в его адрес – сентябрьского же распоряжения Гитлера: что-то там «об ускорении закупок и доставок в Берлин гранита из Скандинавии». Камень нужен был для зданий-монументов, задуманных Гитлером, и с его собственным участием проектируемых и возводимых Шпеером (Шпеер пишет, «что заметил шефу: — Война, мол! Какие монументы сейчас!». Тот ответил в своей манере: — «А я не позволю войне, и даже тебе, помешать осуществлению моих планов!»

Но что было непонятным: совещание у Шпеера, а в аудитории — верхушка всех полиций. Всех служб безопасности. Политики. Военные были. Да, были и промышленники (гранит)…Но опять не понятно зачем.