Повесть о "разделённой любви"

71. Русский офицер

Из Дневника Мартина Франка. (Продолжение).

«Когда большевики в начале ноября по новому стилю захватили власть в Петрограде, Маннергейм немедленно собрал знакомых офицеров и призвал их начать борьбу. Но все эти записные «заединщики» и певцы монархии были словно в параличе, откровенно дрожа от страха перед подступающими событиями…

Барон и Екатерина Васильевна пробыли в Одессе до 3 декабря. Жили в удобной и уютной гостинице «Лондон» (Не в ней ли впоследствии разместится бессмертный ильфовско-петровский «Геркулес»? В.Д.). В гостиничном ресторане барон заказал «обыденный» ужин – холодную белугу с хреном, икры, две тарелки ракового супа, селянку из почек с расстегаями, и жареного поросёнка с гурьевской кашею. Приказав полить его за десять минут до готовности на противне водкой (что б хрустела корочка!). И для Екатерины Васильевны, придерживавшейся профессиональной диеты, любимую ею холодную телятину… Грустный заказ – ибо тоже в последний раз… Счёт, никогда не показывая ему, храню как самую дорогую реликвию… Из-за забастовки портных они не смогли сшить генералу цивильного платья, а поскольку сапожники тоже бастовали, ему пришлось остаться в сапогах – ситуация в те времена чреватейшая! Зато Екатерина Васильевна раздобыла для него, модные по одесским представлениям, галстук и шляпу! Носить готовую одежду, не говоря уже о том, чтобы купить что-то с чужого плеча, для барона было делом немыслимым. Кроме того, его рост и размер…

Отъезд откладывался – они ждали окончания забастовок. Ожидание оказалось напрасным: ему пришлось ехать в своём опасном генеральском мундире. По их первоначальному плану отъезд в Финляндию, – именно туда задумали они уехать, поезда шли на Петроград, минуя Москву, – намечен был на 10 ноября. По его расчётам, приехав в Гельсингфорс он сумеет раствориться в толпе… Детское совершенно представление.. Но, судя по всему, то же удалось ему уже в Петрограде.

Нога практически зажила. Другое дело, травма послужила Маннергейму хорошим предлогом, чтобы достать разрешение на выезд в столицу: «ему требуется лечение, которое возможно только у тамошних специалистов». Он получил разрешение и для Катерины Васильевны, для Павла Петровича Карпатьева и для меня. Нанёс прощальный визит в штаб своего армейского корпуса. А в последний вечер Ахтырский гусарский полк устроил в их с Гельцер честь торжественный обед. С забытыми было закусочными столами, за которыми, — как встарь «под селёдочку», под «парную белужью икорочку» и под «греночки с мозгами», — сослуживцы чинно пили и закусывали в последний раз. Между тем, Маннергейм собрал вокруг себя и Катерины Васильевны небольшой круг, прежде всего, деловых знакомых. Им лично отобранных, которые хотели уехать вместе с ними. В него входили две сестры милосердия-англичанки из Британского Красного Креста; английский морской медик-адъюнкт; три гражданских врача с женами, из Румынии; подъесаул Карпатьев и я (автор «Записок» Мартин Франк, финский доброволец, молодой человек, взятый Маннергеймом под свою опеку). Кроме того, с нами ехало семеро казаков-пластунов из команды Штаба 6-го кавалерийского корпуса, постоянно на фронте «опекавших» и сопровождавших своего командира. Организация «Круг» была актом разумной предусмотрительности Маннергейма. Одни необходимы были пожилым путешественникам на сложном и непредсказуемом пути, который часто растягивался на недели и месяцы, прерывался часто, и даже менялся кардинально. Другие нужны были как надёжная охрана от «случайностей»: Украина полнилась бандами всех цветов, и куда как более вороватыми и жестокими «освободителями крестьян» всех мастей. В Красном Кресте города Маннергейм раздобыл в собственное пользование целиком спальный вагон, снабженный отчётливыми эмблемами. 3 декабря «круг» двинулся в путь. Во время этой поездки жизнь Маннергейма, Катерины и их спутников отдана была — как никогда — на волю случая. Но он — хозяин случаев: его рослая, внушительная фигура, холодное бесстрашие и умение владеть собой, авторитет, который он излучал, производили впечатление на незнакомых ему солдат. Он был аристократ и не пытался этого скрывать, что забавно проявилось по прибытии в Петербург. Как офицеру, ему не пристало что-то нести в руках, тем более, когда с ним была роскошная и известная Петербургу женщина. Знакомая в лицо не только столичным театралам или по фотографиям в «НИВЕ» и, несмотря на скромнейший антураж, вызывавшая всеобщее внимание. Приехавших с ними, они – всех – пропустили вперёд. Поэтому Маннергейм, оставшись с Екатериной Васильевной, стал искать носильщиков. Их не было: отныне никто не должен никому служить: все — сами хозяева жизни! Сами баре. При царе служили буржуям, которых теперь гоняют по улицам как бездомных псов. Пролетарии же шестерить друг другу не станут! Как воры. Как воры в законе. (К слову: попытки присвоить достопамятному Генриху Ягоде авторство создания института этой почётной и в наше время престижной категории «социально близких товарищей», «воров в законе», не корректны. Звание это родилось полустолетием прежде. Ещё при легендарном Фёдоре Фёдоровиче Булычёве 2-м, в знаменитом дознавателями-ассами Нижегородском сыске. И, — после досадного антракта на Февральские, Октябрьские и «Гражданскую» разборки, — в самом конце 20-х – в начале 30-х годов вновь стало тиражироваться. Но уже в спец. изоляторах штрафных зон и особых подкомандировок огромного Ухта-Печорского лагеря при «легендарном» Медведе. Но теперь уже не для «надобностей» сыска. А в качестве комиссаров организуемых Ягодою «фаланг besonder Abteilungs (штурмовиков)». Слепка, или же предтечи штурмовых отрядов СА Эрнста Рема. Признаемся: социалисты Сталина и Гитлера многому друг друга успели научить. Многое успели друг у друга перенять. В.Д.)