Бегущий в лабиринте

11

Казалось, Бен немного поправился с тех пор, как Томас видел его в Усадьбе. На нем ничего не было, кроме шорт, его кожа белее белого натягивалась на кости как простыня, плотно натянутая на матрац. Вены-веревки расползались по всему телу, пульсирующие и зеленые, но менее четкие, чем вчера. Его налитые кровью глаза изучали Томаса, как будто он был следующим блюдом на обед.

Бен напрягся, приготовившись к новому прыжку. Каким-то образом у него появился нож, сжатый в его правой руке. Томаса заполнил тошнотворный страх, он не верил, что это происходит на самом деле.

- Бен!

Томас оглянулся на голос, с удивлением увидев Алби, стоящего на вершине кладбища, бледный призрак в тусклом свете. Облегчение заполнило тело Томаса: Алби держал большой лук, с нацеленной прямо на Бена стрелой.

- Бен, - повторил Алби. – Остановись прямо сейчас, или до завтра не доживешь.

Томас снова посмотрел на Бена, который злобно смотрел на Алби и облизнул пересохшие губы.

«Что конкретно не так с этим ребенком?» - подумал Томас. Мальчик превратился в монстра.

Почему?

- Если убьешь меня, - завопил Бен, брызжа слюной так, что она долетала даже до Томаса, - то убьешь не того парня. – Он перевел взгляд на Томаса. – Это он тот шэнк, которого тебе стоит убить. – Его голос был полон безумия.

- Не будь глупым, Бен, - сказал Алби спокойным голосом, продолжая целиться. Томас только прибыл сюда, не о чем беспокоиться. Ты все еще проходишь через Изменение, тебе нельзя вставать.

- Он не один из нас! – Заорал Бен. – Я видел его, он… он плохой. Мы должны убить его! Дай мне убить его!

Томас непроизвольно отступил на шаг назад, пораженный словами Бена. Что он имел ввиду, говоря, что видел его? Почему он считал, что Томас плохой?

Алби не отвел оружия, продолжая целиться в Бена.

– Предоставь это мне, Смотрители разберутся, шэнк. – Его руки были совершенно неподвижны, пока он держал лук, как будто он облокотился на ветку для поддержки. – Прямо сейчас, тащи свой тощий зад в Усадьбу.

- Он хочет увести нас домой, - сказал Бен. – Он хочет забрать нас из Лабиринта. Лучше спрыгнуть всем с Обрыва! Лучше бы мы сами друг друга поубивали!

- О чем ты… - Начал Томас.

- Захлопнись! – Заорал Бен. – Захлопни свою уродливую предательскую пасть!

- Бен. – Сказал спокойно Алби. – Я буду считать до трех.

- Он плохой, он плохой, он плохой… - шептал теперь Бен монотонно. Он раскачивался вперед и назад, перекладывая нож из руки в руку, не отводя взгляда от Томаса.

- Один.

- Плохой, плохой, плохой, плохой, плохой… - Бен улыбнулся, его зубы казались светящимися, зеленоватыми в бледном свете.

Томас хотел отвести взгляд, убраться подальше. Но не мог пошевелиться, был слишком загипнотизирован, слишком напуган.

- Два. – Голос Алби стал громче, наполненный тревогой.

- Бен, - сказал Томас, пытаясь осмыслить происходящее. – Я не… Я даже не знаю, что… - Бен закричал со странным бульканьем, и прыгнул, выставляя нож.

- Три! – заорал Алби.

Раздался звон тетивы. Свист рассекаемого воздуха. Отвратительный мокрый шлепок, когда стрела нашла цель.

Голова Бена неестественно выгнулась влево, разворачивая его тело, пока он не упал не живот, ногами по направлению к Томасу. Он не издал ни звука.

Томас поднялся на ноги и бросился вперед. Длинный кусок стрелы торчал из щеки Бена, крови было на удивление меньше, чем ожидал Томас, но все равно она текла. Черная в темноте как масло. Единственным движением Бена было дерганье розового пальца. Томас боролся с тошнотой. Умер ли Бен из-за него? Была ли в этом его вина?

- Пошли. – сказал Алби. – Баггеры позаботятся о нем завтра.

«Что сейчас здесь произошло?» - думал Томас, мир вокруг вращался, пока он смотрел на безжизненное тело. – «Что я сделал этому ребенку?»

Он посмотрел вверх, ожидая ответов, но Алби уже ушел, трясущаяся ветка была единственным доказательством, что он совсем недавно еще стоял здесь.

Томас прищурился от слепящего света солнца, когда выбрался из леса. Он хромал, его щиколотка ужасно болела, хотя он не помнил, как повредил ее. Он держал одну руку вокруг места, куда его били. Другая рука обхватывала живот, словно защищая от попыток стошнить. В памяти отпечатался образ головы Бена, повернутой под неестественным углом, кровь, капая, брызгая, стекала по стреле, собираясь в лужу…

Эта картинка стала последней каплей.

Он упал на колени около одного из тонких деревьев на окраине леса, и его стошнило до последней капли желчи из желудка. Его всего трясло, и казалось, что рвота не прекратится никогда.

И тогда, как будто мозг хотел его окончательно добить, делая все еще хуже, у него в голове возникла мысль.

Он уже пробыл в Глэйде целых двадцать четыре часа. Один полный день. Вот оно. И он вспомнил все те вещи, которые случились за это время. Все те ужасные вещи. Хуже уже быть не могло.

Той ночью Томас лежал, глядя в мерцающее небо, думая, сможет ли он когда-нибудь снова уснуть. Каждый раз, когда он закрывает глаза, ужасающие образы Бена встают в сознании, невменяемое лицо мальчика заполняет его разум. Не имело значения, открыты или закрыты глаза, он мог поклясться, что слышит влажное щелчок стрелы, впивающейся в щеку Бена.

Томас знал, что никогда не забудет тех нескольких ужасных минут на кладбище.

- Скажи что-нибудь, - сказал Чак в пятнадцатый раз с тех пор, как они залезли в спальные мешки.

- Нет, - ответил Томас также, как и до этого.

- Все знают, что произошло. Такое уже случалось раз или два: кто-нибудь, ужаленный Гривером, нападал на кого-нибудь. Не думай, что ты такой особенный.

Впервые Томас подумал, что Чак может быть не просто раздражающим, но даже невыносимым.

– Чак, радуйся, что у меня сейчас нет лука Алби.

- Но я только…

- Замолчи, Чак. Иди спать. – Томас не мог выносить этого сейчас.

В итоге, его «приятель» задремал, и судя по храпу, доносящемуся со всего Глэйда, многие задремали. Спустя несколько часов, глубоко ночью, Томас был единственным, кто не спал. Ему хотелось плакать, но он не плакал. Он хотел найти Алби и поколотить его, без причин, но не сделал этого. Ему хотелось закричать, пинаться, плеваться, открыть Коробку и прыгнуть в ее темноту. Но он не сделал этого.

Он закрыл глаза и позволил мыслям и темным картинкам унести его в какое-то подобие сна.

Утром Чаку пришлось выволакивать Томаса из его мешка, тащить его в душ, тащить его в раздевалку. Все это время Томас испытывал хандру и безразличие, его голова болела, его тело хотело еще спать. Завтрак был размытым пятном, и спустя всего час, Томас не мог вспомнить, что он ел. Он так устал, его мозг как будто прикололи степлером к черепу в дюжине мест. В груди, где сердце, все горело.

Но, насколько он мог судить, весь Глэйд был подавлен.

Он стоял с Ньютом перед сараем Кровавого Дома, готовый к первым задачам Смотрителей. Несмотря на тяжелое утро, сейчас он был воодушевлен идеей узнать больше, воспользоваться шансом выкинуть Бена и кладбище из головы. Коровы мычали, овцы блеяли, поросята визжали вокруг него. Где-то поблизости лаяла собака, заставляя Томаса думать, не придумал ли Жаровщик нового значения хот догу.

«Хот дог» - подумал он. - «Когда я в последний раз ел хот дог? С чем я его ел?»

- Томми, ты вообще слушаешь меня?

Томас стряхнул свое оцепенение и сфокусировался на Ньюте, который говорил, кто знает, сколько времени. Томас не слышал ни слова.

– Да, прости. Не мог уснуть прошлой ночью.

Ньют выдавил жалкую улыбку.

– Не могу тебя за это винить. Тебе пришлось пройти через настоящий кошмар. Наверное, я совсем пустоголовый шэнк, раз решил, что сегодня ты готов к работе после вчерашнего эпизода.

Томас пожал плечами.

– Работа – лучшее, что я могу сделать. Хоть какой-то способ отключить мозг.

Ньют кивнул, и его улыбка стала более искренней.

– Ты действительно такой умный, каким кажешься, Томми. Это одна из причин, почему нам удается сохранять это место в чистоте и порядке. Ленишься, грустишь. Сдаешься. Все просто.

Томас кивнул, с отсутствующим видом пнув камень по пыльной каменной дорожке Глэйда.

– Какие последние новости насчет вчерашней девочки? – Если что и могло пробиться сквозь дымку его сознания сегодняшним утром, так это мысли о ней. Он хотел знать о ней больше, понять странную связь, которую ощущал с ней.

- Все еще в коме, спит. – Медики кормят ее супами, которые Жаровщик может приготовить, проверяют ее жизненные показатели и так далее. Она выглядит неплохо, только немного мертвой для этого мира пока что.

- Это все так странно. – Если бы не весь тот Бен-на-кладбище инцидент, Томас уверен, что всю ночь думал бы о ней. Возможно, он не смог бы уснуть по нескольким причинам. Он хотел знать, кто она такая, и знал ли он ее раньше.

- Да, - сказал Ньют. – Странно – подходящее слово, полагаю.

Томас посмотрел через плечо Ньюта на большой блекло-красный сарай, стараясь выкинуть девочку из головы.

– Так с чего начнем? Доить коров или прирежем несколько бедных маленьких поросят?

Ньют засмеялся – звук, который, как понял Томас, он не слышал ни разу с тех пор, как прибыл.

– Мы всегда начинаем с того, что заставляем Новичков побыть Резчиками. Не переживай, это не вся работа, которую нужно делать для Жаровщика. Резчики делают всю работу, связанную с животными.

- Так плохо, что я не могу вспомнить всю свою жизнь. Может, мне нравилось убивать животных. – Он всего лишь пошутил, но до Ньюта, кажется, не дошел юмор.

Ньют кивнул в сторону сарая.

– О, ты определишься с этим к тому времени, как сядет солнце. Пойдем встретимся с Уинстоном – он Смотритель.

Уинстон был прыщавым мальчиком, невысоким, но мускулистым, и как показалось Томасу, этот Смотритель любил свою работу слишком сильно.

«Может, его послали сюда как серийного маньяка?» - подумал Томас.

Уинстон проводил Томасу экскурсию весь первый час, рассказывая, какой прибор для какого животного, где клетки с курицами и индюками, что творится в сарае. Собака, надоедливый черный лабрадор по имени Барк, слишком шустрый для Томаса, провисел у него на ногах всю экскурсию.

Удивляясь, откуда взялась собака, Томас спросил Уинстона, и тот ответил, что собака всегда здесь жила. К счастью, похоже кличку ему дали в шутку, потому что он был вполне тихим.

Второй час прошел за работой с фермерскими животными: кормление, уборка, чистка загонов, выгребание дерьма. Дерьмо. Томас осознал, что все чаще стал пользоваться Глэйдерскими словечками.

Третий час был самым сложным для Томаса. Ему пришлось смотреть, как Уинстон забивает свинью и начинает разделывать ее на части для приготовления в будущем. Томас поклялся себе в двух вещах, когда уходил на обеденный перерыв. Во-первых, он точно не будет работать с животными, во-вторых, он никогда больше не будет есть ничего, произошедшего от свиньи.

Уинстон сказал ему дальше заняться своими делами, а не болтаться просто так вокруг Кровавого Дома, и Томаса это устроило. Когда он шел в сторону Восточной Двери, он не мог перестать представлять Уинстона в темном углу сарая, грызущим ноги сырых свиней. Из-за этого парня у него началось нервное состояние.

Томас как раз проходил Коробку, когда с удивлением увидел, как кто-то входит в Глэйд со стороны Лабиринта через Восточную Дверь – какой-то азиатский мальчик с сильными руками и короткими черными волосами, выглядящий чуть старше Томаса. Бегун остановился через три шага и затем согнулся, упираясь руками в колени, пытаясь отдышаться. Он выглядел так, будто пробежал километров тридцать, с красным лицом, покрытым потом, в мокрой одежде.

Томас смотрел на него с любопытством – он еще не видел Бегуна так близко и тем более не заговаривал с ним. Плюс, если судить по прошедшим двум дням, Бегун вернулся домой рано. Томас сделал шаг вперед, приготовившись подойти и задать вопросы.

Но прежде, чем он успел сформулировать мысль, Бегун упал на землю.