—Точный Ромашка, а не верю!..
Мне тоже с трудом верится. Уж очень долго мечтал я встретиться с дядей Сеней.
—На улице повстречал — не узнал бы! — восклицает он.— Скажи, какой! — И кивает на Павла Макарыча.— А это кто же с тобой?
Макарыч держит в руках картуз и, улыбаясь, говорит:
Незваный гость, Семен Ильич. Тебя знаю со слов Романа и Данилы Наумыча.
Тогда, значит, хороший человек! Проходи, гостем будешь!— Семен жмет руку Павлу Макарычу, пододвигает стул, усаживает и выбегает из комнатки.
Скоро его голос доносится со двора:
—Дуня, иди скорее!..
Не мигая, гляжу на дверь, жду. Встреча с Дуней меня и радует и пугает. У нее глаза в таких же темных и густых ресницах, как у моей покойной маманьки. И вся она, молодая и красивая, так похожа на нее, что во мне все напрягается. Мне трудно сдерживаться дольше, я срываюсь и выбегаю во двор.
В темном платье и платке, завязанном по-старушечьи, Дуня идет вдоль забора.
Бросился я к ней, охватил руками, прижался.
—Рома, да откуда же ты? — взволнованно спрашивает она и проводит руками по моей голове ото лба к затылку.
Глянул я ей в лицо и растерялся. Щеки запали, а нос будто разбух, веки набрякшие, красные, и за ними не видно глаз, с которыми мне так надо встретиться.
—Что смотришь? — через силу улыбается она.— Ничего это. Плакала я... Семена-то завтра на войну...— Голос у нее задрожал.— Вот горе у меня, а слезы, говорят, горю помощь. Ты так на меня не гляди! — И она торопливо начала водить ладонями по щекам, присушивая глаза рукавом.— Кто с тобой пришел-то?
Узнав, что со мной Макарыч, она подумала, прикусила губу и легонько махнула рукой:
—Погодим идти-то. Давай вон на лавочке посидим — ве-терочком меня обдует. Ты как в Саратов-то попал? Зачем?
Как всегда, рассказываю беспорядочно, сбиваясь и путаясь. Она слушает, покачивает головой. А когда я сказал, что письмо от нее и дяди Сени мы с Макарычем получили накануне отъезда из Двориков, что Акимка просил узнать про своего отца, Дуня взяла мои руки в свои и, просветлев лицом, заговорила: