Бомбей, весна 1914 года
После первой ночной встречи с Люком Мэдди проснулась поздно. Она продолжала вспоминать каждую мелочь, улыбалась в подушку и раз за разом прокручивала в памяти, как это было. Она вспоминала, как он смотрел на нее, сидя напротив, этот почти поцелуй в темноте, его слова: «Мне кажется, мы с вами знакомы уже давно». Мэдди закусывала губу от волнующего предвкушения новой встречи с ним через пару коротких часов и сама не верила этому счастью.
По царившей в доме тишине она поняла, что отец уже в офисе, возможно, даже с Люком. Ему не нужно было говорить отцу, что он приедет сегодня, потому что она сама уже сделала это за него. Ричард еще не спал, когда Мэдди вернулась домой. Он стоял в халате на крыльце, хотя жутко вымотался на работе, да и времени было уже хорошо за полночь. «Я просто хотел убедиться, что с тобой точно все в порядке». Когда она сказала ему, что Люк за ней заедет, он воспринял это благосклонно, как она себе и представляла. Отец удивился, но это не стало для него неприятным сюрпризом. Он сказал Мэдди, что днем Люк произвел на него хорошее впечатление.
— Да, — сказала Мэдди, — он замечательный.
Ричард устало улыбнулся.
— Питер о нем, конечно, высокого мнения, — сказал он и взял свечу. — Насколько я понимаю, брать с собой маму в качестве компаньонки ты не желаешь?
— Все верно, — ответила она.
— Хм, — отец снова улыбнулся. — Не знаю только, что она об этом подумает.
Мэдди тоже не знала.
Она повернулась на бок и посмотрела на разрисованный камешек у кровати. Настроение тут же немного подпортилось из-за того, что дальше ей предстояло спуститься вниз и узнать. Даже несмотря на недавнее потепление в отношениях с Элис, рассказывать про Люка не очень-то хотелось. Она могла бы рассказать матери, вернувшись накануне ночью — у той в спальне горел свет, и она тоже еще не спала. Но после того как Делла заставила ее проговорить всю обратную дорогу («Даже не пытайся прикрываться тем, что ты очень устала, — заявила неугомонная подруга. — Я хочу знать абсолютно все». — «О, боже, — простонал Питер, — мы на самом деле должны это знать?»), Мэдди было трудно удержаться от соблазна юркнуть к себе в спальню и поскорее остаться наедине со своими мыслями, вихрем кружившимися в голове. К тому же это была ее мать. Кроме того случая с рисованием в саду, она не могла припомнить ни одного момента, когда они говорили с Элис о чем-то более личном, чем жара.
Но поскольку другого выхода не оставалось, Мэдди подскочила с кровати так быстро, что комната поплыла у нее перед глазами, и, глянув на часы, поняла, как мало времени осталось до того самого «завтра». Она подошла к шкафу, чтобы поскорее одеться и покончить с предстоящим, по обыкновению натянутым разговором.
Спустя полчаса, которые Мэдди употребила на то, чтобы быстро искупаться, натянуть чулки на влажные ноги (что всегда нелегко), уложить и заколоть волосы, а потом застегнуть белое кружевное нарядное платье (понравится ли оно Люку? Мэдди не знала, совсем не знала), она наконец спустилась и застала Элис за вышиванием. Мать сидела в тени на веранде. Завтрак уже убрали со стола. Единственная тарелка с едой дожидалась Мэдди под сеткой от насекомых. Ей стало интересно, означало ли это, что повар с ней еще разговаривает.
Она неуверенно потопталась на месте, не понимая, почему вообще думает о поваре, и услышала сухое замечание Элис. Мать сообщила, что с удивлением узнала о новом неожиданном знакомстве дочери.
— Папа тебе сказал? — спросила Мэдди, хотя было и так ясно, что сказал.
— Да, — ответила Элис. — Он сказал, что это один из друзей Питера.
По холодному тону матери она заподозрила, что Ричард рассказал ей что-то еще, возможно, попросил не упрямиться и отпустить дочь, не навязывая ей своей компании. Элис с каменным выражением лица нервно продевала иголку через ткань и выглядела как человек, которого попросили не поднимать шума.
Неужели все только из-за того, что дочь отказалась взять ее с собой? Мэдди так не думала, но и спрашивать не стала. Она подозревала, что Элис не одобряет что она намеревается отправиться куда то не с Гаем. Но предпочитала не уточнять и оставаться при своих догадках. Она изо всех сил старалась не придавать значения все усиливавшимся опасениям по поводу определенных надежд матери и предпочитала не думать о том, что Гай начал считать себя не просто дядюшкой (неспроста были все эти бутылки с кипяченой водой).
И сейчас Элис снова завела разговор о том, чтобы Мэдди пересмотрела планы на день, осталась дома и предложила Люку попить чаю у них.
Мэдди не соглашалась ничего менять.
— Ты не можешь бездумно мотаться везде, будто мы абы кто в этом городе, — возразила Элис. — Подумай об отце, о его должности.
— Его это не беспокоило.
— Пойдут слухи.
— Слухи ходят всегда, — парировала Мэдди, уже привыкшая к этому явлению (спасибо тебе, дядя Фитц!).
Лоб Элис сморщился, словно она подумала о нем же. Но, конечно, она ничего не сказала вслух. Она никогда не говорила ни о нем, ни об Эди.
Она резко оборвала нитку, сложила шитье и встала.
— У меня болит голова, — объявила она. — Пойду отдыхать, вряд ли я спущусь, когда он сюда приедет.
— Что? — Мэдди в замешательстве уставилась на мать. Такого она не ожидала. — Ты его даже не поприветствуешь?
— Ясно ведь, что ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое, — бросила Элис.
— Но… — Мэдди начала говорить и умолкла.
Хотелось ли ей, чтобы ее оставили в покое?
Частично — да. Но другая, как ни странно, большая часть ее души жаждала, чтобы мать поздоровалась с Люком, когда он придет, и, может быть, даже улыбнулась так же, как в тот вечер, когда они рисовали в саду.
Обидно, что она даже попытаться не хочет.
Но прежде чем Мэдди успела выразить это словами, Элис повернулась, велела дочери съесть что-нибудь, прежде чем куда-то идти, и ушла.
Мэдди стояла с открытым ртом и смотрела, как мать уходит. Элис исчезла так быстро, что она растерялась и даже не сообразила ее окликнуть. Когда она опомнилась, было уже поздно.
Мэдди упала в ближайшее кресло. Что вообще такое случилось? Она не могла взять в толк. Как не понимала и того, почему чувствует себя так, будто у нее выбили почву из-под ног. Неужели она на самом деле надеялась, что Элис может заинтересовать Люк, что она захочет узнать, кто он такой и откуда? Неужто она была настолько глупа, что решила, будто Элис обрадуется счастью дочери?
Разочарованно вздохнув — больше в свой адрес, потому что и впрямь на что-то понадеялась, хотя давно уже должна была все понять, — Мэдди подняла сетку с тарелки, на которой лежали фрукты и хлеб, и снова опустила ее, ни к чему не прикоснувшись. Кусок не шел в горло.
Стараясь выбросить Элис из головы, не позволить ей все испортить, Мэдди откинулась на спинку кресла и посмотрела через дверь на часы в гостиной. Оставалось меньше часа. Нервно вздохнув, она представила Люка в одном из отцовских залов для заседаний, красивого, в сорочке и жилете, рассказывающего о разных секретных вещах — подготовке индийской армии к войне, если она случится. Питер рассказал ей, когда они ехали домой. Мэдди представляла, как он выходит из конторы, бегом спускается по высокой парадной лестнице, выходит в уличный хаос, садится в служебную машину и едет к ней. К ней.
Мэдди встала, не имея понятия, куда идти и чем заняться. Но просто сидеть и рассматривать несъедобную еду ей не хотелось. Она оставила ее, мысленно извинившись перед поваром, и ушла в дом.
Поднаторевшая в тоскливом искусстве убивать бесконечные минуты, Мэдди принялась за обычные дела: скучную игру на фортепиано, наполняющую душную виллу нестройными аккордами, попытки начать читать, чтобы вскоре бросить взятый в кабинете томик Бронте, бесконечным улучшением прически у себя в спальне. Проходя в свою комнату, Мэдди прислушалась к тишине за дверью спальни Элис.
Когда до назначенного времени оставалось пятнадцать минут, Мэдди больше не могла выносить это бесцельное времяпровождение ни минуты. Стараясь не расстраиваться из-за матери и прислушиваясь, не слышно ли подъезжающего автомобиля, который, казалось, не приедет никогда, она надела шляпку, натянула перчатки и пошла дожидаться Люка на терракотовых ступенях главного крыльца.
Было жарко, слишком жарко, чтобы сидеть на солнце без укрытия. Повсюду стрекотали насекомые. Длинная пыльная подъездная дорога расплывалась в дымке.
«Где он сейчас?» — подумала она и тут же забеспокоилась сильнее. Прижав ладони к щекам, Мэдди приказала себе: «Спокойно, возьми себя в руки». На лужайках на редкость беззаботно что-то клевали птицы. И даже несчастные, вечно преследуемые павлины, бродившие у клумб с гибискусами, выглядели в тот момент спокойнее, чем было у нее на душе.
Ей снова стало интересно, куда он ее повезет.
Мэдди прикрыла глаза, уберегая их от яркого света; бисеринки пота выступили у нее на лбу. Она сидела и надеялась, что независимо от того, куда Люк собирается ее пригласить, он приедет уже скоро. Неизвестно, сколько еще у нее получилось бы так прождать.
Люк увидел ее в белом, отражающем солнечные лучи платье, задумчиво сидящую на залитых солнцем ступенях, еще до того, как она заметила его. Увидев ее, он остановился у ворот. Было так необычно смотреть, как она сидит, сцепив руки на коленях. Эти руки он, хоть и недолго, но держал в своих ладонях прошедшей ночью. Она ждала его. Его.
Все утро он сгорал от нетерпения, чтобы поскорее приехать к ней. Люк сидел в офисе у отца Мэдди, а Эрнест Элдис все говорил и говорил, приводя рациональные доводы тому, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя отправляться в Европу, потому что его присутствие необходимо в Бомбее. «Сейчас мы обсуждаем, сколько солдат находится в запасе у вооруженных сил Британии», — напоминал ему Люк, причем не раз. Сам он при этом видел мысленным взором ее, думал о ее голосе, смехе, бесчисленном множестве подробностей, которых еще не знал о ней: что ей нравится, а что нет, что она читала и все в таком роде. И с каждым часом ему все отчаяннее хотелось уйти.
По счастью, ее отец был чрезвычайно добр и прямолинеен. Он не стал возражать, когда Люк сказал ему, куда он собирается пригласить его дочь.
— Питер за вас поручился, — сказал Ричард, — и моя дочь явно считает вас неплохим человеком. Этого для меня достаточно. Если счастлива она, я тоже счастлив.
Люку показалось, что в его голосе прозвучали нотки облегчения. Для него это не стало неожиданностью. Питер уже рассказывал ему, как Ричард обеспокоен интересом майора Гая Боуэна к своей дочери. Люк узнал это днем ранее, когда спросил Питера, почему Фразер Китон думал, что Мэдди помолвлена с Гаем.
— Может быть, потому что Китон еще не научился не принимать на веру все, что ему здесь рассказывают, — ответил Питер, а потом добавил, что парню надо быть осторожнее, чтобы невзначай не ляпнуть такую глупость в лицо Ричарду. — Пока мы были в отъезде, Элис часто писала мужу и рассказывала про поездки, в которые Гай брал Мэдди.
— Он их не одобряет? — поинтересовался Люк, понимая, что и сам этого не одобряет.
— Просто он думает, что это неправильно, — ответил Питер, — в отношении Мэдди.
Люк не стал выпытывать у него больше. Ему не хотелось обсуждать Гая Боуэна и что правильно в его отношении к Мэдди, а что нет.
И конечно же, у него не было никакого желания думать о Гае сейчас, когда он стоял в начале подъездной дорожки возле дома Мэдди и ждал, пока она, ослепленная солнечным светом, его заметит.
Люк стоял, не шевелясь.
Внезапно его осенило, что, как и вчера на базаре, он ждет, когда она посмотрит в его сторону и увидит.
На этот раз она увидела.
Даже на расстоянии Люку было заметно, что она заулыбалась.
Эта ее улыбка подействовала на него особым образом.
Больше не сдерживаясь, он пошел вперед, ускоряя шаг и сокращая расстояние, уже не понимая, как он вообще мог стоять и чего-то ждать.
Пока Люк шел к ней, Мэдди встала и дрожащими руками расправила юбки. Она всматривалась в него, понимая, что впервые видит при свете солнца. На нем был серый костюм. Пиджак и верхняя пуговица сорочки были расстегнуты. Его волнистые волосы под панамой были темнее, чем она думала, а кожа — светлее. Скорее легкий загар, чем коричневый, какой был здесь у многих. А его лицо было точно таким, как она помнила.
«Спокойно, — повторила она себе. — Просто успокойся».
Но Мэдди было совсем не спокойно. Даже ее голос прозвучал высоко и резко, когда она прокричала ему приветствие.
Его же голос, наоборот, показался низким и теплым.
— Я хотел принести цветы, — сказал он, подойдя к Мэдди. — Но тогда я бы опоздал.
— В таком случае я рада, что вы не принесли цветы, — ответила она.
Люк улыбнулся, и возле глаз у него появились морщинки. От его улыбки у Мэдди внутри что-то шевельнулось. Ей стало не по себе. Совсем немного.
— Мы зайдем? — спросил Люк, кивнув на виллу.
— Только если хотите, — ответила Мэдди, снова подумав о матери. На мгновенье она забыла о ней.
— Это не обязательно, — заверил ее Люк, и Мэдди, вспомнив свои слова, сказанные ночью: «Волноваться нужно не из-за отца», предположила, что он, наверное, тоже думает об Элис.
Если это и было так, то он не подавал вида.
Люк спросил у нее, готова ли она идти.
— Думаю, да, — ответила она. — Но я до сих пор не знаю, куда мы направимся.
— Тогда, наверное, пора узнать?
На дороге не было ни машины, ни рикши, ни коляски. Люк вообще не остановился у дороги, а пошел дальше к густо растущим деревьям на противоположной стороне. Он придержал ветку для Мэдди, чтобы она могла пройти в заросли.
Она поколебалась, сморщив брови не то в улыбке, не то в удивлении.
— Куда это мы? — спросила она.
— Есть только один способ узнать, — сказал Люк.
Она помедлила еще мгновенье и, поддавшись любопытству, нырнула под ветку, чувствуя, как ноги проваливаются в мягкую подстилку из листьев.
Под сенью деревьев стало темнее. Ветки заслоняли свет. В воздухе пахло листвой, теплой и влажной землей и немного солью с моря. Люк шел впереди, а Мэдди за ним следом. Она запыхалась, пока они пробирались под уклон к пляжу.
— Тут, наверное, могут быть змеи, — испугалась Мэдди.
— Да, — ответил Люк, широко улыбаясь через плечо, — нам лучше поторопиться.
Других людей там не было. Только слышалось, как ноги скользят по размякшей грязи и поют птицы, а потом ко всему этому присоединились их голоса: Мэдди спросила Люка, как прошло его утро и нужно ли ему возвращаться днем на работу. Она еще больше обрадовалась, когда он ответил, что не нужно.
— Питер рассказал мне, чем вы здесь занимаетесь, — сообщила Мэдди и тут же поскользнулась на особенно крутом месте, едва удержавшись от падения.
Люк поймал ее за локоть, крепко сжав его сильной рукой, и Мэдди тут же ощутила, как все мышцы в ее руке напряглись и словно одеревенели.
— Ну, значит, теперь вы всё знаете, — заметил Люк, продолжая держать ее. — Как я и говорил, довольно скучная вещь.
— Полагаю, это спорный вопрос, — ответила Мэдди.
— Может быть, вы воспринимали бы это иначе, — усмехнулся он, отодвигая очередную ветку, — если бы разок провели утро с Элдисом.
— Я провела довольно много времени с Дианой.
Люк засмеялся. Мэдди невероятно понравился его смех.
Они уже почти добрались до пляжа. С берега доносился мягкий плеск волн. Мэдди наклонилась, выглянула из густой листвы и посмотрела на песок.
— У нас будет пикник? — озвучила она пришедшую в голову мысль.
— Не здесь, — ответил Люк.
— Значит, где-то в другом месте?
— Прекрасное предположение, — проговорил он, прыгая вниз.
Мэдди тоже выпрыгнула из тенистого убежища под яростные лучи солнца. Прикрывая ладонью глаза, она посмотрела на море, ослепительно сиявшее голубизной, потом перевела взгляд на берег со стороны города, пытаясь догадаться, куда же он собирался ее привести.
— Будем там плавать? — предположила она, пытаясь за шуткой скрыть недоумение.
— Если не возражаете, — улыбаясь, подыграл Люк.
Она тоже улыбнулась.
— И как далеко мы отплывем?
— Всего на милю или около того.
На этот раз засмеялась Мэдди.
— О, всего-то на милю.
— Я знал, что вы не будете против, — сказал Люк. — Но на всякий случай я все-таки взял напрокат лодку.
Он указал на отмель, где рыбаки в подвернутых штанах и просоленных рубахах развешивали на просушку сети. Там, в нескольких ярдах от берега, плясала на волнах маленькая парусная шлюпка. Причем под несколькими ярдами подразумевалось их изрядное количество. Смерив глазами расстояние до ялика, Мэдди с сомнением посмотрела на свои юбки и подумала о ботинках и чулках.
Через секунду она спохватилась, заметив, что Люк смотрит на нее и, казалось, сдерживает улыбку, явно угадав ее мысли.
— Не волнуйтесь так, — пообещал он, сел на камни, снял туфли и подкатал брюки, — вы практически не намокнете.
— Вы собираетесь подвести лодку к берегу? — спросила Мэдди, отчаянно желая, чтобы щеки так не горели.
— По-другому не получится, — ответил Люк.
— Но… — начала было Мэдди и тут же умолкла, потому что Люк поднялся и двинулся в сторону моря. Ей стало понятно, что он задумал.
— Так вы плывете? — спросил Люк.
— Да, — смекнула она, — конечно.
Люк подошел к лодке, положил туда туфли и шляпу, потом снял пиджак и тоже бросил в шлюпку. Мэдди ждала у кромки воды, а он, опустив глаза, закатывал рукава сорочки, темным силуэтом вырисовываясь в лучах солнца. Потом он повернулся, и Мэдди судорожно сглотнула, стараясь унять напряжение, нараставшее, пока он шел по воде, ведя лодку.
— Ну что, Мэдди, ты готова?
Он впервые обратился к ней так. Это сразу отвлекло ее внимание от мыслей о том, как же она все-таки доберется до лодки. И прежде чем она успела что-нибудь сказать в ответ, а ее сердце на миг замереть, рука Люка скользнула за ее спину и обняла за талию. Вторая рука подхватила ее под ноги и подняла вверх. Мэдди инстинктивно обняла его за шею. Коснувшись его кожи, она смутилась еще сильнее.
— Как вода, теплая? — спросила она, чтобы не молчать.
— Она прекрасна, — ответил Люк. — Ты не пробовала?
— Нет.
— Придется нам исправить это упущение, — проговорил Люк.
Мэдди никак не думала, что это будет исполнено сей же миг. Но он «уронил» ее, заставив взвизгнуть, и тут же поднял, давая понять, что не собирался бросать в воду на самом деле. Люк продвигался по воде дальше; она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, и почему-то вспомнила о предложении матери попить чаю дома. Ей просто не верилось, что, послушав Элис, она могла бы пропустить такое. Пусть хоть что будет с этими слухами. Для нее имело значение только то, что Люк нес ее на руках. Все, чего ей хотелось, это опустить голову на его грудь и услышать, как бьется его сердце. И она прекрасно отдавала себе отчет в том, насколько сильно это ее желание.
Вскоре они были у шлюпки. Люк поставил в нее Мэдди, к ее великому сожалению. Однако огорчалась она недолго, поскольку он тоже забрался в лодку и сел рядом. Он спросил, доводилось ли ей когда-нибудь ходить под парусом (а ей не доводилось), а потом сказал, что это можно считать ее первым уроком. Он показал, как распускать парус и привязывать чалку, объяснял что-то о ветре и румпеле, но Мэдди быстро потеряла нить повествования («Ну вот! Чем у тебя голова занята?» — возмутился ее учитель). Незадачливая ученица рассмеялась. Ведь ее голова была полностью занята только им одним. А потом она вскрикнула и откинулась назад, потому что он повернул румпель (о чем и пытался ей сообщить) и они понеслись по волнам.
— Славно, да? — прокричал Люк сквозь ветер и брызги.
— Да, — так же прокричала ему в ответ Мэдди. В лицо и в глаза ей дул горячий ветер. — Да!
Ветер сдул ее шляпку. Она попыталась поймать ее, но было поздно: шляпа уже плыла за ними по волнам, явно проигрывая в скорости лодке, а потом ушла под воду. Перегнувшись через борт, Мэдди вгляделась в глубокую синеву моря. Сотни рыбок скользили под поверхностью воды, соревнуясь с лодкой. Она снова взглянула на Люка, на его улыбку и вздувшуюся пузырем сорочку и устроилась на корме, придерживая волосы обеими руками и подставив лицо ветру и солнцу.
— Ты обгоришь, — предостерег ее Люк.
— Ну и ладно, — прокричала она в ответ.
— Возьми мою шляпу, — предложил он.
Мэдди кивнула.
Они обогнули кусок суши, выступающий в море. Слева от них лежал город — мир жары, суеты, сточных канав и грязи. Справа — простирался затуманенный горизонт, и на его фоне виднелся силуэт лайнера «Пи энд Оу», лениво двигавшийся в сторону Англии. Мэдди заметила, что Люк, увидев его, неожиданно посерьезнел, и подумала, что, возможно, он думает о собственном возвращении домой. Она не хотела знать, так ли это. Ей лишь хотелось, чтобы их плаванье не заканчивалось никогда. Она радовалась, что он привел ее сюда, что они не сидят на заднем сиденье душного служебного авто, застрявшего в плотном движении на улицах Бомбея.
Мэдди предположила, что Люк везет ее на обед в яхт-клуб или в отель «Тадж». Оба заведения располагались у моря. Но сначала они миновали величественные купола отеля и столики на открытой веранде на берегу, потом красную крышу и желтые стены клуба, ступени, на которых она сидела в Новый год, и продолжили держать курс прямо.
Но вот, когда Мэдди уже оставила попытки догадаться, куда лежит их путь, Люк попросил ее пригнуться и изменил положение паруса, чтобы двигаться в сторону берега, представлявшего собой вытянутую полосу пляжа. Весь берег до самой дороги был заполнен толпами людей. Даже издалека было слышно, как гудит толпа, звучат ситары и отбивают ровный ритм уличные барабаны. Когда они подплыли ближе, Мэдди разглядела среди пестрой мешанины из сари и туник полотна, на которых были разложены украшения, сладко пахнущие благовония, всевозможная утварь, коврики и ткани. Это был еще один рынок, только не такой, как те, что она видела раньше. От углей поднимался дым: торговцы жарили на шкворчащем жиру овощи и панир. На мелководье жались друг к другу лодки, груженные овощами, мешками риса, большими, пропеченными на солнце пучками кориандра и листьев карри.
Мэдди повернулась и посмотрела в его смеющиеся глаза. Она тоже улыбалась, потому что Люк определенно наблюдал за ней и ждал, что она скажет.
— Этого не было в твоем путеводителе, — заметила она.
— Я хотел показать тебе что-нибудь новенькое, — ответил Люк. — И нам еще надо найти подарок для твоей тети.
— Это невероятно, — проговорила Мэдди, снова оглядывая все вокруг и удивляясь, насколько нелепой казалась теперь мысль, что Люк мог пригласить ее в «Тадж». Она представила себе экипажи и автомобили, выстроившиеся в ряду входа в отель, торжественный зал внутри, панкахвалл с бесстрастным выражением лиц, жаркий, спертый воздух, звон посуды, вежливый, звенящий смех и испытала сильнейший прилив жалости ко всем гостям «Таджа».
Чем дальше, тем больше Мэдди утверждалась в своих чувствах. Они вышли на берег и остановились у одного лотка купить шерстяную шаль для Эди, потом взяли по кебабу, завернутому в лепешку наан, и съели на дощатой пристани. И пока они стояли там, к ним, брызгаясь в мелкой воде, подбегали владельцы лавчонок и зазывали посмотреть, купить и еще раз купить.
— Потом, — отвечали они хором. — Потом.
Люк и Мэдди много разговаривали, свободно и непринужденно, будто у них впереди была еще вся ночь. Удовлетворяя любопытство Мэдди, Люк рассказал, как они подружились с Питером и как играли с ним в поло.
— Питер играет в поло? — удивилась Мэдди.
— В его особенную питеровскую разновидность, — ответил Люк, — которая если еще и не запрещена, то должна быть.
Люк описал свой дом в Ричмонде. И стал более задумчивым, когда упомянул об умиротворении этого местечка, хотя оно лежит совсем недалеко от Лондона. Прямо за садом несет свои воды Темза. Еще он сказал, что у него есть лодка, на которой он плавает при первой же возможности.
— Так вот где ты научился так ловко управляться с парусом, — предположила Мэдди.
— На самом деле нет, — покачал головой Люк. — За это я должен благодарить отца. Я вырос в Сэндбэнксе. И он брал меня с собой, когда ходил по проливу Те-Солент. Да и сейчас берет, когда я бываю дома.
Мэдди улыбнулась, представив Люка рядом со своей старшей версией в толстых шерстяных свитерах на волнах холодного, неспокойного моря.
Они покончили с кебабами и принялись за кулфи. Мэдди не стала упоминать, что Гай предупреждал ее не покупать это мороженое. Она и вовсе думать забыла о Гае за рассказом о маленькой деревушке в Оксфордшире, где провела детство, каникулах в Озерном крае, студенческой жизни в Сомервиль-колледже и демонстрациях суфражисток в Лондоне.
— Тебя когда-нибудь арестовывали? — поинтересовался Люк.
— Нет, — ответила она.
— Ну и не расстраивайся по этому поводу, — велел он.
Время шло час за часом, жара отступила, воздух стал свежее, и, хотя ни Люк, ни Мэдди не желали этого замечать, толпы народу стали редеть, а прибрежные воды пустеть: лодки загружались и отчаливали.
Люк поднял голову, и его каштановые кудри коснулись воротника сорочки. Он посмотрел в темнеющее небо, потом туда, где солнце окрасило горизонт кровавыми красками, и, сузив глаза, нехотя подумал о том же, о чем и Мэдди.
— Нам пора?
— Я обещал твоему отцу вернуться засветло, — произнес Люк. — Кажется, он не сильно уверен, что я хорошо умею ходить под парусом в темноте.
— Да?
— Ну да.
— Он такой паникер, — сказала Мэдди.
Люк улыбнулся.
— Подожди здесь. Я подгоню лодку.
Их обратный путь в сгущающихся сумерках был еще прекраснее, если такое вообще возможно. И неторопливее. Ветер сменил направление, и море стало спокойным, чернильным, и парус наполнялся только до той степени, чтобы мягко двигать лодку вперед. Они сидели друг подле друга. Люк показывал Мэдди, как работать румпелем, и направлял ее руку. Она смотрела на их пальцы, светлые свои и темные его, и удивлялась тому волнению и застенчивости, которые обуревали ее вначале; теперь ей казалось, что эти чувства терзали вовсе не ее. В городе один за другим зажглись огни; они призывно сверкали на берегу. Мэдди прислонилась к плечу Люка и вдохнула запах углей, которым пропиталась его сорочка, аромат мыла и его тепло. Она закрыла глаза, наслаждаясь теплым бризом, ласкавшим ее обожженное солнцем лицо, и бесконечностью моря, простиравшегося вокруг.
Когда они подошли к берегу, на небе появились звезды. Рыбаки разошлись по домам. Люк бросил якорь, спрыгнул в море и, повернувшись лицом к лодке, принялся подтаскивать ее на себя.
Мэдди положила ладони Люку на плечи и почувствовала, как его руки обхватили ее талию.
Она посмотрела вниз, и растрепавшиеся волосы упали ей на лицо.
— Спасибо, — произнесла она.
— За что?
— За этот день.
— Ты знаешь, я и выстроил его так, — признался Люк, — чтобы побыть с тобой подольше.
— Мне хотелось того же.
Медленно, чувствуя каждый удар сердца в груди, Мэдди наклонилась к нему.
На этот раз рядом не было Питера, чтобы помешать. Никого не было.
Она думала, что знает, что будет дальше. В конце концов, это был не первый поцелуй в ее жизни. В Оксфорде тоже были парни; несколько раз она целовалась украдкой в темных коридорах во время студенческих балов и вечеринок.
Но то было иначе.
В этот раз было совсем по-другому.
Его губы скользнули по ее губам раз, затем другой, и Мэдди почувствовала, что падает с лодки в его объятия со страстью, которой сама поразилась. Она не сомневалась, что это была страсть. Люк поцеловал ее еще раз, прижал к себе крепче, и Мэдди не раздумывала ни секунды. Она прильнула к нему, а его сильные руки держали ее, и их поцелуй длился восхитительно долго.
Мэдди жаждала полного счастья. Но, увы, кое-что омрачало его. Когда их поцелуй закончился, она приникла лбом к его лбу, не замечая, что замочила юбку, и по помрачневшему взгляду Люка прочитала его мысли. Откуда ни возьмись ей в голову пришло воспоминание об уходящем лайнере «Пи энд Оу». И теперь стало невозможно отогнать от себя мысль о предстоящем отъезде Люка домой. И глядя ему в глаза, Мэдди вдруг задумалась о причине, которая заставила его приехать в Индию — об этой войне, в начало которой ей не хотелось верить, несмотря на множество прочитанных статей о гонке вооружений в Европе и спорных территориях, которые все страны норовили отобрать друг у друга. Она почувствовала укол страха, терзавшего ее раньше, что это счастье, столь неожиданное и невероятное, с ней ненадолго. Эта мысль была как дурное предзнаменование, омрачившее светлый день. «Не верь своему счастью».
Люк прижал ее еще крепче, словно прочитав мысли.
Но он ничего не спросил. Так же, как она ни о чем не спросила его, когда они смотрели на исчезающий вдалеке лайнер.
Люк снова поцеловал Мэдди, и она постаралась отогнать от себя страх.
Для чего за него цепляться?
И тогда, в сгущающейся над морской рябью темноте, во всепоглощающей тишине, скрывавшей их от остального мира, она внушила себе, что в дурных предчувствиях нет никакого смысла.
«Все будет хорошо».