До встречи в Бомбее

Глава 28

Он ушел с веранды — она не успела сдвинуться с места и остановить, — исчез, не сказав ни слова, будто его никогда там и не было. А праздник продолжался: фокусник дул в свой рожок, люди хлопали и смеялись, пони ржали, и, кажется, никто и не заметил, как только что перевернулся мир. Мэдди смутно понимала: нужно продолжать радоваться, ведь никто этого не видел. Но думать могла только о том, что Люк жив; он жив, а она позволила ему уйти.

Нужно было вернуть его.

На дрожащих от нетерпения ногах она кинулась за ним.

Но тут сквозь жару и шум вечеринки прорвался голосок Айрис: «Мамочка!»

Он заставил Мэдди остановиться. Единственный голос на земле, способный ее остановить.

Мэдди обернулась. Айрис бежала к ней с бледным от испуга личиком. Увидев панику, смятение в голубых глазах дочери, Мэдди ощутила стыд за то, что чуть не ушла от нее, не сказав ни слова. Она резко опустилась на траву, раскрыла объятия — ее шатало от волнения — и подхватила дочку, крепко прижав к себе ее дрожащее тельце.

— Почему ты плачешь? — спросила Айрис.

— Я не плачу, — успокоила ее Мэдди, кусая себя за щеки, чтобы не разрыдаться.

— Тот человек похож на моего папу с фотографии, — сказала Айрис.

— Да, — ответила Мэдди, представляя, как он на полпути к дороге оборачивается через плечо и думает, почему она не пошла за ним. — Айрис, мне надо пойти…

— Нет, мамочка, нет, — дочка повисла на ней, — останься со мной.

— Я всего на несколько минут.

— Нет.

— Идем вместе! — в отчаянии предложила Мэдди.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, — сказала Айрис.

— Пойдемте в дом, — раздался голос Гая, и Мэдди поняла, что он подходит. Когда он успел?

— Гай, — начала говорить Мэдди, снова глядя туда, где стоял Люк, — мне надо…

— Нет, — пискнула Айрис, цепляясь за мать.

— Идем в дом, — сказал Ричард, тоже неожиданно оказавшийся рядом. Его лицо под бумажной шапочкой исказилось, рядом стояла бесконечно удрученная Элис.

«Я не хочу в дом!» — чуть не закричала Мэдди. Она сдержалась только ради прилипшей, как банный лист, Айрис.

— Я не разрешаю тебе уходить, — сказала Айрис, чтобы развеять мамины сомнения.

Мэдди набрала в грудь воздуха, готовясь умолять ее. Но прежде чем она успела открыть рот, Айрис начала плакать.

— Айрис, — теряя надежду, сказала Мэдди, — Айрис, не надо…

Но Айрис было не унять. Никому это не удавалось. Мэдди была уверена, что это не из-за Люка. Она весь день вела себя неспокойно, и то, что она так разошлась, могло быть связано с грандиозной вечеринкой — любой шестилетний ребенок был бы расстроен, если бы его день рождения пошел не так. Но от этого успокоить дочку не стало проще. Мэдди целовала ее слезы, горячие круглые щечки, с ужасом чувствуя, как время утекает, словно в раковине вода, унося с собой Люка, а она всё еще здесь и не может за ним пойти.

— Давайте-ка все в дом! — призвал отец, оттесняя гостей к вилле.

Каким-то образом Мэдди переставляла ноги. Она шла, через плечо окидывая взглядом залитый солнцем, гудящий сад в поисках Питера. Его нигде не было видно, только Делла с Джеффом и девочками по-прежнему смотрели фокусы. Видел ли Питер Люка? Пошел ли он за ним?

Она надеялась, что пошел и что Люк хотя бы не один сейчас. Питер все объяснит ему, напомнит, как она любила его, и скажет, что будет любить всегда.

«Только ты, — безмолвно сказала она ему, держа за руку их безутешную дочь и идя в дом вслед за мужем, — всегда был только ты один».

Он знал, что они поженились. Сначала он пришел на виллу Гая, но там его направили сюда. Арнольд рассказал ему о свадьбе в то же утро в Пятом королевском, когда он вспомнил все. Доктор показал ему фотографии, которые прислала Диана, и Люк почувствовал, как его мир снова рухнул.

Но он приехал в Индию. Он должен был. В Англии он не мог понять вообще ничего. Оправившись от первого удара, нанесенного теми снимками, он разозлился и исполнился решимости выяснить, что же могло привести к таким катастрофическим последствиям. Если бы Мэдди вышла не за Гая, а за кого-то другого, возможно, он бы подождал, написал сначала ей или даже прислушался к словам Эммы Литтон, предположившей, что раз уж Мэдди вышла замуж, возможно, по-человечески лучше оставить ее в неведении. «Все-таки она думала, что ты погиб». Но Люк знал, что Мэдди никогда не будет счастлива с Гаем. Еще до того, как увидел ее теперь — раздавленную тысячей и одним обстоятельством, которые никак не могла объяснить даже его восстановившаяся память и уж тем более его безграничная любовь, заставлявшая щемяще сжиматься его сердце от самого незначительного движения ее руки или губ.

Раньше она шутила по поводу свадьбы с Гаем: «Можно подумать, я когда-нибудь собиралась так сделать!» И увидев ее такой одинокой на лужайке у родительского дома, такой исхудавшей и печальной, он еще больше утвердился в своем мнении. Люк пинал пыльную дорогу, разбрасывая гравий, и яростно ругал Мэдди, что она уступила, отказалась от собственного счастья. За это он не мог простить ее, просто не мог.

— Она никак не могла смириться с тем, что тебя нет, — сказала ему мать всего двумя неделями ранее, когда они гуляли с Коко по открытому всем ветрам пляжу недалеко от дома. Собака то жалась к ногам Люка, то носилась по песку, обезумев от радости. Преданная Коко. — Мне так жаль, — вздохнула Нина. Глаза ее увлажнились от ветра и холода. — Я ведь и сама ее уговаривала смириться.

— Не извиняйся, — велел ей Люк. Он не мог простить себе, что мать чувствовала себя виноватой и ужасно состарилась от горя — как состарились оба его родителя, — и многое бы отдал за то, чтобы вернуть им отнятые годы.

— От Мэдди тоже нельзя требовать извинений, — позже сказал сидевший возле камина отец. — Ты должен помнить об этом, когда окажешься там.

Люк ответил отцу, что едет не за извинениями.

И сейчас ему нужны были не они.

Он остановился у ворот виллы и утер пот с пылавшего лба. Было жарко, отвратительно жарко. И где же она? Уж точно не бежит следом. Может быть, успокаивает Айрис. Айрис, у которой был день рождения — он это знал и купил в «Хэмлис» миниатюрный набор доктора. Он так и лежал у него в сумке. Айрис, от чьих больших глаз и пружинистых кудряшек, от самого факта ее невероятного существования у него перехватило дыхание. И она разбила ему сердце, обнимая Гая, будто ища у него защиты. Испугалась. Его собственная дочь. Оцепенела от страха. Перед ним.

Он сжал челюсти, унимая резь в глазах и бесполезные слезы, и продолжил шагать по тихой, покрытой листьями дороге.

Люк был на полпути к арендованной машине, когда сзади раздался крик.

— Люк. Люк! Не заставляй меня бежать. Я в самом деле не могу.

Люк знал этот голос. Он пробился в его сознание сквозь охватившие его горе и злость и, несмотря на все это, всколыхнул душу. Обернувшись, он сощурился от бьющих в глаза солнечных лучей и резко задержал дыхание: какое это было счастье — увидеть старого друга, торопливо ковылявшего, припадая на одну ногу, по краю дороги. В светлых глазах Питера блестели слезы, которым он наконец дал волю. В последний раз Люк видел его, когда оба они были окутаны облаками газа, а рядом мучительно умирали мальчишки, такие как бедолага Фразер Китон, и повсюду рвались снаряды.

Он думал, что им тоже суждено умереть. Когда к Люку вернулась память, он мучительно пытался вспомнить — погиб Питер или нет? И только когда родители сообщили ему, что друг до сих пор жив и живет в Индии, рядом с Мэдди и Айрис, ощущение вины оставило Люка. Ему отчаянно хотелось увидеть Питера тоже, поблагодарить, что поддерживал Мэдди все эти годы, всегда был к ее услугам. Но из-за того, что всё сложилось так отвратительно, он забыл поискать его на празднике.

Как он только мог забыть?

Люк быстро одолел разделявшее их расстояние и обнял Питера с чувством благодарности и облегчения — необыкновенного облегчения, что он оказался здесь.

— Бог мой! — выдохнул Питер, крепко сжимая пальцами спину Люка. — Бог мой. Где же ты был?

— Это долгая история, — ответил Люк. — Здесь не расскажешь.

— Так идем отсюда к чертовой матери, — предложил Питер.

— В порт, — сказал Люк.

— О нет, — возразил Питер. — Нет…

— В порт, — повторил Люк. — Никуда больше я не собираюсь.

Мэдди не пошла к Гаю на виллу. По крайней мере, не пошла сразу, как он ни старался убедить ее, уверяя, что там ей будет проще сохранить спокойствие. Она не хотела спокойствия. И конечно, ей не требовалось успокоительное, которое Гай собирался развести. Ей нужен был Люк. Ее отчаянное желание быть с ним, слышать его голос, снова обнимать его росло с каждой секундой, переполняя душу. В голове без остановки крутились вопросы: «Где ты был? С кем ты был? Нужна ли я тебе? Нужны ли тебе мы?»

Мэдди не слышала ничего, кроме терзавших ее вопросов. Но когда ей удалось освободиться от Айрис и Гая и всерьез задуматься, что пора попытаться разыскать Люка, его давно и след простыл. И Питер ушел вместе с ним.

— Питер обещал позвонить, — сообщил Мэдди отец, улучив момент, когда Гай, потрясенный и измотанный Гай, с каждой минутой казавшийся всё старше, выбежавший на минутку в сад, с героической улыбкой принялся прощаться с гостями. — Он сделает это, как только у него появится возможность, — Ричард заключил ее в долгие объятия. — Я говорил с ним до того, как он ушел.

— Он обещал? — спросила Мэдди.

— Обещал.

Мэдди кивнула, почувствовав небольшое облегчение. Она не сказала Гаю о звонке или о своем неистовом желании дождаться его поскорее. Даже в таком состоянии она по глазам нынешнего мужа, по пепельному цвету его лица видела, насколько он уязвим, и постаралась пригасить собственные чувства, чтобы оказать ему поддержку, поделиться душевным теплом. Она не могла ранить его еще больше.

Но весь день она сидела в душной гостиной родительского дома, прислушиваясь к телефонным трелям, сцепив руки, чтобы не схватить трубку раньше времени. Все были немногословны. Родители сдержанно поговорили лишь однажды, и то в коридоре; она видела их напряженные лица, но не слышала их слов. Мать после разговора была молчалива и, по всей видимости, расстроена, и Мэдди предположила, что они спорили, с кем из мужей она должна остаться.

«Боже мой, — подумала Мэдди, подавляя раздражение. — У меня два мужа. Два».

— Мамочка, — сказала Айрис и заерзала у Мэдди на коленях, — ты меня очень сильно стиснула.

— Прости, — проговорила Мэдди, заставив себя расслабить руки. — Прости.

Она ждала, что Айрис спросит у нее о Люке. Но она не спросила. Она больше не заговаривала о своем папе с фотографии, а просто задумчиво сосала большой палец — возможно, думала о нем, возможно, переживала из-за испорченного дня рождения, а потом задремала от жары и усталости. У Мэдди наконец появился веский повод, чтобы прямо сейчас не возвращаться к Гаю.

— Я могу отнести ее, — предложил он.

— Мне не хочется ее беспокоить, — ответила Мэдди.

— Лучше не стоит, — поддержала Делла. Она отправила своих девочек домой с Джеффом, прослышав о возвращении Люка и узнав о предстоящем звонке. Когда Гай не мог слышать — уходил принести Мэдди еще воды или налить себе бренди, чтобы взбодриться, — она шептала Мэдди, какой негодницей себя чувствует. — Это я твердила тебе все время, что он мертв.

— Ты ведь не знала!

— Все равно я ненавижу себя за это. Что же теперь тебе делать?

Мэдди не имела ни малейшего понятия.

Она была уверена, что не разберется, пока не увидит Люка. Но стрелки часов передвинулись с трех на четыре, никто, кроме Деллы, даже не пытался заводить разговор о случившемся — и Гай меньше остальных, — а телефонный звонок так и не нарушил напряженную влажную тишину. Мэдди чувствовала на себе внимательные взгляды родителей, но не находила сил посмотреть в их взволнованные лица и не знала, как отвечать, если они вздумают о чем-либо спросить. Мать, которая, похоже, не разговаривала с отцом (или, возможно, наоборот), наливала бесконечные кружки чая. Элис вроде намеревалась принести еще и сэндвичи, но так и не несла. Делла подосадовала, что праздник прошел не очень хорошо, и предложила отметить день рождения Айрис еще раз на следующий день. Гай согласился, что это замечательная мысль, и спросил, не стоит ли разбудить Айрис, чтобы та не отказалась потом спать ночью.

— Пусть еще поспит, — сказал Ричард, — ей это явно необходимо.

Когда девочка проснулась, то, к облегчению Мэдди, снова стала сама собой: сползла с коленей матери, зевнула, потянулась и объявила, что хочет есть. Сон, похоже, восстановил ее силы. (Если бы только все можно было поправить так легко.)

— А сейчас пора пить чай? — поинтересовалась она.

— Да, малышка, — ответила ей Делла.

— Пить чай? — переспросила Мэдди и всполошившись посмотрела на часы. Пять? Как вышло, что уже прошло столько времени?

— Мне, наверное, пора домой, — с сожалением сказала Делла. — Девочки затерроризируют Джеффа.

— Нам тоже надо идти, — Гай поднялся с кресла. Не собираясь в этот раз терпеть отговорки, он взял Айрис за руку.

— Да, — согласился Ричард, кивая Мэдди и давая тем самым понять, что сообщит ей все новости. Впрочем, вряд ли отец еще ждал их. Об этом говорил его нахмуренный лоб. Да и сама Мэдди, увидев, который теперь час, и сообразив, как давно ушли Питер и Люк, ничего не ждала. В небытие канула целая пропасть времени, и от этого Мэдди стало страшно. Что помешало Питеру позвонить?

— Идем, золотце, — настаивал Гай, не ведая, какой леденящий ужас наполнял душу его жены. — Поужинаем сами, ляжем пораньше. Если эта маленькая принцесса разрешит.

— Я не устала, — заявила Айрис.

Конечно, она не устала. Взбодрившись после сна (и, как подозревала Мэдди, почувствовав облегчение, что злополучный праздник остался позади), Айрис болтала всю дорогу домой о подаренном Питером игрушечном драконе, о том, когда она сможет открыть остальные подарки и как нарисует открытку Суйе и остальным в качестве извинения, что не было торта. Из-за этого у Мэдди не было возможности не только объясниться с Гаем, но и подумать, что ему сказать И, как в гостиной у родителей, она с волнением ждала, что Айрис упомянет Люка, спросит хоть что-нибудь о нем. Но девочка о нем не говорила. Просто решила забыть, что отец приходил. Мэдди почти жалела, что Айрис не говорит о Люке в присутствии Гая. Нет, ее буквально убивало, что даже Айрис делала вид, будто он совсем не важен! А он важен. Еще как важен.

Ей нужно было увидеться с ним. И она не могла ждать больше ни минуты. Куда они с Питером могли пойти? Мест не так и много, рассуждала она про себя, заходя в дом следом за Гаем и Айрис. Как только Айрис угомонится, она пойдет и найдет его. Гай, конечно, поймет, что ей необходимо это сделать. Да, конечно, поймет. Конечно.

Но ему это не понравится, чего греха таить. Натянутым от дурного предчувствия голосом Мэдди велела Айрис идти в детскую, чтобы они с Гаем могли поговорить о взрослых вещах.

Слышал ли ее слова Гай и понял ли их смысл, Мэдди не знала, но подозревала, что он неспроста немедленно предложил Айрис остаться с ними внизу подольше.

— Это ведь ее день рождения. Давайте сегодня вместе поужинаем.

— Правда? — воскликнула Айрис. И ее глаза загорелись от предвкушения. — Мне можно поесть с вами?

— Тебе ведь хотелось бы, правда? — уточнил Гай и принужденно засмеялся, как делал это всегда.

— А можно мне шампанское? — спросила Айрис.

— Лучше газировку с лаймом, — ответил Гай и повернулся к Мэдди: — Что скажешь? Только один раз.

— Пожалуйста, мамочка, — взмолилась Айрис. Впервые за весь день по ней можно было сказать, что она действительно довольна своим днем рождения. — Ну пожалуйста!

Мэдди сомневалась и была готова сказать «нет», но Айрис почти не дышала от восторга — и это после давешней истерики! Как было отказать дочери? «Ведь у нее день рождения!» И если бы Мэдди настояла на своем, не настроила ли бы она девочку против Люка?

Они ужинали на веранде при свете керосиновых ламп. Айрис с салфеткой на коленях во время всей трапезы была похожа на кошку, нализавшуюся сливок. А Гай, упорно сопротивляясь усталости — веки его набрякли и потяжелели, — твердил, что зря позвал на праздник всех своих друзей, а потом предложил Айрис отметить ее день рождения еще раз на следующий день, как предложила Делла.

— Я уйду на обед, и мы сходим поесть мороженое в «Си Лаунж».

— Правда? — воскликнула Айрис, переводя взгляд с Гая на Мэдди и проверяя, не почудилось ли ей.

Мэдди прекрасно все слышала и постепенно все больше раздражалась. Гай был не дурак; он наверняка понял, что Люк (куда бы он ни ушел) скорее всего захочет завтра увидеть свою дочь. Но теперь этого не захочет Айрис, даже если он попросит. (Каково это — просить о встрече с собственной дочерью! Мэдди было больно об этом думать.) Да и этот ужин! Он словно был задуман ради того, чтобы оградить их от Люка. Гай повел себя нечестно, выказывая Айрис благосклонность. Всё было нечестно.

— Правда, — сказал Гай Айрис. — Возьмем Эмили и Люси?

— Да, — еще больше обрадовалась Айрис, забираясь к нему на колени, — да, конечно.

Гай поцеловал ее в макушку.

Как по заказу, посыльный Гая лениво внес шоколадный торт, сверкавший шестью бенгальскими свечами. Его, видимо, передал повар родителей. Айрис наклонилась к торту, и ее восторженное личико осветилось сверкающими огнями. Она дунула на них. Гай сказал девочке, что она может загадать желание, и Айрис закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами.

— Чего ты пожелала? — отважилась спросить Мэдди.

— Я не могу сказать, — ответила Айрис, одаряя лучезарной улыбкой не ее, а Гая, — потому что тогда желание не исполнится.

«Скажи же, — рвалось с языка у Мэдди. Ее терзало отвратительное подозрение, что желание касалось выбора папы. — Я не уверена, что хочу исполнения этого желания».

Когда бесконечный ужин закончился, было уже больше девяти вечера. Мэдди чудом удалось убедить Айрис, что ее усталость как раз такая, при какой пора отправляться в кровать, и увести ее наверх. Там она быстро — насколько это было возможно, учитывая, что Айрис умудрилась уговорить маму на кукольное чаепитие в честь своего дня рождения, — искупала дочку. Чай готовился из воды, в которой Айрис мылась. Затем Мэдди прочла дочурке короткую сказку и поправила простынку. Все это время Айрис ни словом не обмолвилась о папе с фотографии. Усилием воли Мэдди тоже заставляла себя молчать. Она не хотела и не имела права давить на девочку.

Только когда Мэдди нагнулась поцеловать малышку, смирившись с ее молчанием, Айрис вытащила изо рта палец и уже сонным голосом спросила:

— А куда он ушел, мамочка?

— Не знаю, — ответила Мэдди, поглаживая Айрис по голове. Ей полегчало. Даже больше, у нее гора с плеч свалилась — Айрис все-таки спросила.

— Я его увижу снова?

— А тебе хотелось бы?

— Не знаю, — ответила Айрис.

Мэдди изо всех сил постаралась скрыть свое истинное отношение к реакции дочери.

— Я уверена, ему хотелось бы увидеться с тобой, — сказала она.

Айрис повернулась на бочок и уютно свернулась калачиком.

— По-настоящему у него лицо красивее, — проговорила малышка.

— Да, — согласилась Мэдди, — лицо у него очень красивое.

— Но не такое веселое, — добавила Айрис, закрывая глаза.

— Да, — мягко произнесла Мэдди.

«Устами младенца».

— Спокойной ночи, мамочка.

— Спокойной ночи, — отозвалась Мэдди и снова поцеловала Айрис.

Задержавшись, чтобы опустить москитную сетку и погасить лампу, она вернулась к Гаю в твердой решимости сказать ему, что сейчас же отправляется на поиски Люка, и не дать ему снова увильнуть.

Гай сидел на ее кровати и смотрел на дверь, вероятно, дожидаясь ее прихода. Он был без пиджака и галстука, верхняя пуговица сорочки расстегнута. Теперь он не притворялся ради Айрис и выглядел совершенно разбитым. Впадины на щеках при свете лампы стали землистого цвета. Плечи опустились. Несчастная жертва крушения любви, всем своим видом требующая сострадания… Мэдди замерла, схватившись рукой за дверной косяк, понимая, что ее решимость немедленно поговорить улетучивается.

— Я не хочу сейчас говорить об этом, — Гай буквально не дал раскрыть ей рот. — Пожалуйста, давай сначала поспим.

— Вряд ли я смогу уснуть, — ответила Мэдди.

— Тогда я разведу тебе снотворное. Тебе нужно отдохнуть. Нам обоим это необходимо.

— Гай, — начала Мэдди как можно ласковее, — мне нужно увидеться…

— Мэдди, — прервал ее Гай до того, как прозвучало имя Люка, — не сейчас. Умоляю, — он поднял глаза и встретился с ней взглядом. — Я не отрекусь от нас. Ты моя жена. Айрис моя дочь…

— Гай…

— Я слишком устал, чтобы вступать с борьбу, — он потряс головой, — и я проиграю, если начну. Поэтому, пожалуйста, не заставляй меня делать это сейчас.

— Я не хочу бороться.

— Я имею в виду бороться за тебя, — на этих словах его голос дрогнул.

Мэдди просто не знала, что на это сказать. Горло внезапно свело.

— Пожалуйста, — произнес Гай. — Можно, мы просто… подождем?

Она заколебалась.

— Пожалуйста, — повторил он.

Ее взгляд застыл на его лице. Гай тоже смотрел на нее с мольбой в глазах. (Только молил о другом!) От этого ей было больно — больно физически. Ведь он так мало просил у нее за время их короткого брака. Всего одна ночь отсрочки казалась сущей малостью в сравнении со всеми его усилиями, которые он прилагал ради нее.

Гай развел для нее гранулы какого-то снотворного и с просьбой принять его ушел к себе в спальню. Мэдди закинула склянку в раковину. Но все же вымылась, надела ночную сорочку и забралась в постель, натянув на себя простыню и опустив москитную сетку. Она даже закрыла глаза.

Он не пришел поцеловать ее на ночь. И уж конечно, не спросил разрешения на что-то еще. Мэдди не знала, принимал ли Гай снотворное, но вскоре услышала, как он негромко и ровно дышит за стенкой. Она ждала, сжав в кулаке край простыни, пока не убедилась, что он глубоко заснул, а потом встала, сбросила ночную сорочку и надела свободное платье. Кровь быстро и так громко стучала в висках, что ей казалось, это слышат все на вилле. С туфлями в руке Мэдди тихо выскользнула из спальни. Проходя мимо комнаты Айрис, она заглянула туда, чтобы проверить, не пробудилась ли дочка. Но девочка мирно спала, ее маленькая грудка мерно поднималась и опускалась, любимая игрушка лежала рядом. Мэдди спустилась по лестнице и вышла из дома в ароматное тепло шелестящего сада.

Откуда начинать поиски, она не знала. Но решив не использовать подаренную Гаем машину — это показалось ей неправильным, пробежала подъездную аллею и, выйдя на пустынную дорогу, направилась вниз по склону холма. Хруст гравия под ее ногами был единственным звуком, если не считать стрекота цикад и других ночных насекомых. В долине еще кипела жизнь, было светлее, и местные жители еще заканчивали свой долгий день: ели и пили возле своих домов, женщины в сари развешивали белье, подметали ступеньки, кормили стоявших на привязи коров… Мэдди миновала их и направилась к трамвайной остановке и стоявшим в ряд рикшам. И только попросив одного из парней отвезти ее к дому Питера, она поняла, куда собиралась.

Но у Питера их не оказалось.

Не было их и в «Тадже»; она не нашла их ни за столиком у воды в «Си Лаундже», ни в почти пустом баре или в еще более пустом ресторане. Номер Люк тоже не снимал.

— Вы уверены? — спросила она у служащего за стойкой.

— Вполне, мемсаиб, — ответил тот, подавив зевок.

Хмуро поблагодарив его, Мэдди вышла из отеля. Не удостоив вниманием выстроившиеся возле главного входа блестящие кабриолеты и кареты, она попросила портье кликнуть другого рикшу. Она чувствовала себя спокойной и уверенной. Пока. И даже, тщетно попытав счастья во множестве других мест, душевного равновесия не утратила.

Мэдди поехала к отелю «Уотсонс» и обыскала тамошний бар и рестораны, не заботясь, что разгоряченная, возбужденная и запыхавшаяся женщина невольно привлекает к себе взгляды служащих и засидевшихся гостей. («Пусть себе смотрят», — думала она.) Но там Люка тоже не оказалось. Тот же результат ждал ее в других более-менее приличных городских заведениях. Все они уже закрывались. Даже яхт-клуб (о, как мучительно было возвращаться туда!).

Паника накрыла Мэдди в «Джимхане». Обыскав все укромные уголки и закоулки — бильярдную, верхний бар, нижний бар и даже обрамленные пальмами спортивные лужайки, она замерла у обрамленного кустами входа, сжав липкие ладони и скрипя зубами от страха и досады. Где же он? Где?

В голову ничего не приходило. Оставалось только одно место, где еще можно было посмотреть. На этот раз она пошла пешком, пренебрегая опасностью быть замеченной одной в столь поздний час. Мэдди приказывала себе не надеяться и ничего не ждать. «Смысла нет. С какой стати ему быть там? Его там не будет. Точно не будет».

Она думала, что поверила собственным заверениям. Что убедила себя.

И тем не менее, добравшись до прежней квартиры Люка и найдя ее такой же брошенной, а ставни закрытыми, она разрыдалась — рухнула последняя надежда. Мэдди переводила взгляд с темных окон на запертую дверь, не пытаясь сдерживать слезы. Она проглатывала их на протяжении долгих часов, предшествовавших изнурительным и безуспешным поискам. Теперь у нее нещадно болела лодыжка, и рыдания вырывались из груди. Давясь слезами, Мэдди опустилась на ступеньки, которых он тоже когда-то касался, и уронила голову на руки. Она ужасно — больше всего на свете — жалела, что не побежала к нему сразу, как увидела на веранде, не убедила остаться.

— Где же ты? — снова и снова обращалась она к пальмам. — Куда ты ушел?

Она не знала, сколько так просидела. Ее не занимал ни ход времени, ни постепенно стихающий к поздней ночи шум улиц. Но постепенно рыдания утихли, слезы высохли. Так всегда и бывало. Мэдди неуверенно поднялась на ноги, прижала пальцы к припухшим скулам и, немного припадая на больную ногу, отправилась домой.

Как прошло это путешествие, она не помнила. Где-то нашла или встретила рикшу, и тот довез ее до виллы Гая, потому что к воротам она именно подъехала. Поблагодарив парня, Мэдди порылась в кошельке и дала ему больше рупий, чем было необходимо (на это указывало удивление на лице рикши), а потом устало сошла на мягкую обочину дороги; рикша укатил прочь.

Мэдди осталась одна. Вернее, она так думала. И собиралась зайти на подъездную аллею, не предполагая, что за ее спиной, на противоположной стороне дороги, от которой к морю спускались джунгли, стоит и ждет он.

Когда он заговорил — это был тот самый голос, которого она не слышала так невыносимо долго, тот самый низкий, проникновенный, его, его голос! — она вздрогнула.

— Здравствуйте, мисс Брайт, — сказал он.

У Мэдди перехватило дыхание, и она резко обернулась.

Он стоял, как и тогда на террасе: руки засунуты в карманы, взгляд устремлен прямо на нее. Вернее, она могла об этом догадываться, с трудом различая его силуэт под сенью темных деревьев. Но это был он, из плоти и крови, самый настоящий.

Настоящий.

Ее воспаленные глаза снова увлажнились. Еще не все слезы были выплаканы.

— Как жаль, что я уже не она, — с трудом выговорила Мэдди.

— И не миссис Деверо?

— И не она.

Еще секунду они стояли неподвижно. А потом одновременно стремительно рванулись друг к другу. Мэдди упала в его объятия, как мечтала каждую ночь с тех самых пор, как он ушел в 1914 году. Она цеплялась за него, не веря, что это явь, держалась все крепче, вдыхала его тепло, запах мыла и сигарет, осязала его… Мэдди почувствовала, как его руки сжались. Она чувствовала его спину под рубашкой, каждый удар его сердца. Он прижимал ее к себе все сильнее, будто не собирался больше отпускать. И ей хотелось, чтобы он держал ее в объятиях вечно. Она потянулась к нему, целуя сквозь слезы, и он ответил на поцелуи. И она заплакала навзрыд, понимая, что, прождав его столько долгих лет и веря, что он жив, сдалась, лишив себя надежды на его возвращение. А он все же вернулся, вернулся, а она ужасно, непередаваемо по нему тосковала.

— Где ты была? — спросил он.

— Где был ты? — спросила она в ответ.

Его щеки дрогнули; слабая тень улыбки. Его улыбки, так ею любимой.

— Ты первая, — сказал он.

— Я искала тебя, — ответила она. — Питер должен был позвонить…

— Это я не дал ему, — обронил он, растворяясь в ее глазах. — Мне нужно было время. Я был в порту, снял свою старую квартиру…

— Я как раз там и была.

— А я пришел сюда, — сказал он. — Смотрел на окна Гая, представлял тебя там.

— Не надо, — попросила она, собираясь снова поцеловать его, — прошу, не надо.

Он отстранился.

— Что же ты натворила! Мне страшно. Ты нужна мне, Мэдди. Я хочу, чтобы мы были вместе.

— Я тоже хочу, чтобы мы были вместе.

— Питер рассказал мне…

— Нет, — остановила она Люка и заставила его поцеловать себя. — Не хочу говорить про Питера. Вообще не хочу говорить.

Ей хотелось только чувствовать его прикосновения, осязать его кожу, ощущать его тепло — убедиться, что он в самом деле живой, — и больше ничего.

Она мягко, незаметно подтолкнула его к джунглям. Зная о его сомнениях и предчувствии дурного — «мне страшно», — Мэдди стала целовать его настойчивее. Его страх пугал ее.

— Пожалуйста, — попросила она, — пожалуйста, — и облегченно выдохнула, почувствовав, что он поддался ей и его сопротивление исчезло.

Подхватив Мэдди, он прижал ее к дереву и начал целовать ее шею и ключицы. Ему тоже нужно было убедиться, что она настоящая.

— Я здесь, — сказала Мэдди, — и ты здесь.

— Мы здесь, — подхватил он.

Она выгнула шею и закрыла воспаленные, заплаканные глаза, забыв о темной вилле всего в ста ярдах отсюда. Мэдди чувствовала его руки у себя на талии, на бедрах, и ее захлестнуло возбуждение от его прикосновений, от его присутствия.

О Гае она не думала.

Он не представлялся ей спящим в полном неведении — такой доверчивый, благородный и добрый. Старый друг. Новый муж.

Она вцепилась в Люка и говорила ему, как любит его, слушала, как он отвечает ей теми же словами, и не думала о том, сколько раз твердил ей то же самое Гай. Забыла Мэдди и его фразу, прозвучавшую всего несколько коротких часов назад, что она — его жена, и Айрис — его дочь.

«Я не отрекусь от нас».