До встречи в Бомбее

Глава 12

Бомбей, июнь-июль 1914 года

Через две недели пришло известие об убийстве эрцгерцога Австро-Венгрии. Все эти две недели в небе толпились кучевые облака, знаменуя скорое наступление сезона дождей. Элдисы уехали в отпуск в Англию, а остальные приготовились к расслабленному времяпровождению на бомбейских холмах. Мэдди с Люком продолжали делать вид перед ее родителями, что каждый вечер ходят по ресторанам, карри-хаусам и рынкам, а сами тайком ездили в квартиру Люка у моря, куда он наконец пригласил ее после поездки, когда им не довелось увидеть черепах. В первый раз Мэдди ходила по освещенному фонарями жилищу Люка, отчетливо понимая, что по-хорошему едва ли должна здесь находиться, но безмерно радуясь тому, что все-таки это случилось. Неслышными шагами она мерила теплые терракотовые полы, разглядывая витиеватые орнаменты, вырезанные на дверях, и решетчатые ставни на окнах, через которые просматривалось серебристое море, и думала, что в жизни не встречала дома красивее.

— Теперь я понимаю, почему ты променял «Тадж» на эти комнаты, — восхитилась Мэдди.

— Да, — ответил Люк, целуя ее в ухо и в шею. — Но, конечно, есть и другие причины.

Когда они уединялись в этих комнатах, мир исчезал и оставались только они одни, страстные и неукротимые. Они ни о чем не беспокоились. И хотя время от времени заговаривали о том, что надо быть внимательнее, дабы не зачать ребеночка, никто из них не предпринимал никаких предосторожностей. Мэдди не знала, хочет ли она что-нибудь предпринимать. По правде говоря, она почти не думала об этом. Все, о чем она думала, был Люк.

Когда им хотелось есть, он, натянув брюки и сорочку, отправлялся к ближайшему уличному торговцу и приносил ужин для себя и для Мэдди. Пока он ходил, она заворачивалась в простыню и наливала теплое шампанское в керамические кружки. Ели они при свечах, удобно усевшись на диванчике возле окна в спальне. Ставни скрывали их от посторонних взглядов, но пропускали внутрь влажный бриз, а внизу рябило темное море.

Вечером накануне того дня, когда застрелили эрцгерцога, они лежали на низкой кровати Люка. Его рука покоилась на талии Мэдди, а ее — у него на плече, и ее пальцы лениво поглаживали ямочки и изгибы его ключиц. И тут он весело сообщил, что у него есть кое-какой подарок.

— Хм-м? — сонно откликнулась Мэдди.

— Хм-м, — передразнил Люк. — Да, есть, — он ловко повернулся на подушке и опустил руку на пол под кровать.

Она наблюдала за ним уже с большим интересом, но, ничего не подозревая, не слишком уж пристально.

Люк снова повернулся к Мэдди и внимательно посмотрел на нее. В руке у него был бархатный мешочек.

Она с любопытством разглядывала его.

— Это не путеводитель, — медленно произнесла она.

— Нет, не путеводитель, — улыбнулся Люк. В его глазах отразились отблески от свечи.

— И не шелк.

— И не шелк, — согласился он, протягивая Мэдди мешочек, — эдакая маленькая посылка.

Она, не притрагиваясь, разглядывала мешочек, и внутри нее росло радостное предвкушение, а на губах была готова засиять улыбка.

— Это серьги? — предположила Мэдди.

Услышав это, Люк засмеялся.

— Почему бы тебе не посмотреть?

Мэдди так и сделала. Она села, взяла у него мешочек, нерешительно потянула пальцами за шнурок, и улыбка ее стала шире; она кожей ощущала тепло взгляда любимого. Заглянув внутрь, Мэдди вытаращила глаза. В мешочке сверкала и переливалась горсть бриллиантов.

— Из них можно сделать серьги, — предложил Люк, — или брошь.

— Брошь? — произнесла она. — Но я не хочу брошь.

— Вот и хорошо, — обрадовался он и тоже широко заулыбался, — потому что я думал заказать кольцо.

Мэдди посмотрела на возлюбленного, рассмеялась, зарыдала и снова засмеялась, а потом взяла обеими руками его безумно любимое лицо и долго-долго целовала без остановки.

— Так что же это? «Да»? — спросил Люк.

— Очевидно, это «нет», — заявила Мэдди и завизжала, потому что он схватил ее и опрокинул спиной на кровать.

Той ночью они планировали очень многое: свадьбу, которую намеревались сыграть как можно скорее, чтобы провести хотя бы часть лета в Англии; медовый месяц, в который собирались отправиться в круиз, чтобы остановиться в Порт-Саиде и, возможно, даже съездить к пирамидам («Мне всегда хотелось там побывать», — воодушевилась Мэдди, с каждым вздохом приходя во все большее возбуждение); потом они говорили о том, что нужно вернуться на виллу к родителям и сообщить им. А в понедельник, поскольку следующий день был воскресеньем и телеграф не работал, первым же делом дать телеграмму его родителям.

— И Эди тоже, — сказала Мэдди. — Мы не можем забыть о ней. Но Делла убьет меня, если не узнает в числе первых.

— Завтра же заглянем к Питеру, — пообещал Люк.

— Гай тоже захочет узнать, — продолжила Мэдди, на миг расстроившись, представив себе его реакцию. Последние недели она его почти не видела. Он перестал заезжать к ним на виллу. Время от времени они случайно встречались: в церкви, в Висячих садах, или в «Джимхане», когда они обедали там с Деллой, но он никогда не задерживался рядом дольше, чем того требовало короткое приветствие и мягкая, вызывающая чувство вины, улыбка. («Ох уж эта его улыбка, — заметила Делла. — Меня саму пробирает, хотя я ничего ему не сделала. Если б только он мне предоставил такую возможность!»)

— С Гаем все будет хорошо, — сказал Люк.

— Правда? — переспросила Мэдди.

— Ну, может, и нет, — поддразнил он ее, и она пребольно ткнула его в плечо. — Я бы с ума сошел, добавил он, смеясь и потирая руку, — если бы ты выходила замуж за него, а не за меня.

— Можно подумать, я когда-нибудь собиралась за Гая!

— Ты сама ему скажешь?

— Нет. Предоставлю это маме. Можешь звать меня трусихой.

— Не буду. Мне почему-то спокойнее от того, что у тебя не будет драматического объяснения с Гаем Боуэном. Но, — Люк нахмурил лоб, — с твоей матушкой разговор тоже выйдет непростым.

Мэдди вздохнула, также предвидя это.

К тому времени она уже уяснила, что мать боится расстаться с ней. Теперь она и сама не понимала, почему так долго не замечала ее страха. Но с тех пор как Люк обратил внимание Мэдди, каким тоскующим взглядом провожает ее Элис, она стала смотреть на мать немного по-другому. Недавно ей наконец открылись спрятанная за проницательным взглядом голубых глаз мягкость и напряжение, замаскированное под спокойствие. Это случалось, когда Мэдди встречалась с матерью глазами и Элис на секунду теряла самообладание. И хотя Мэдди по-прежнему сильно обижалась на мать за то, что та не приезжала к ней в Оксфорд — просто не могла заставить себя отпустить это, — она все же перестала выходить из комнаты, как только там появлялась Элис.

Мэдди стала усерднее стараться заводить с матерью разговоры о чем-нибудь: о Люке, о Делле, обо всех своих неудачах с поваром. И Элис определенно стала чаще улыбаться. Мэдди была уверена, что это ей не померещилось. («Нет, — сказал Ричард со свойственной ему улыбкой, — я тоже заметил».) Когда Мэдди и Люк вернулись, так и не увидев черепах, в мокрой и мятой одежде, Элис, конечно, не была в восторге, но сцену устраивать не стала. («Вы упали в воду? — спросила она, оглядывая их. — Вместе?» — «Вместе, — ответил ей Люк. — Моя вина. Не сердитесь на Мэдди». — «Я не сержусь», — сказала Элис.) В сущности, виду нее был скорее смиренный. И она была почти что… мила, когда дождалась Мэдди, чтобы позавтракать вместе с ней, отметив, какое это для нее большое облегчение, что многие разъехались из Бомбея, а потом призналась, что тишина нравится ей гораздо больше.

— А ты не скучаешь без Дианы? — спросила Мэдди.

— Стараюсь сносить это как можно тверже, — ответила Элис, и ее лицо озарила эта ее улыбка.

Она даже предложила в тот же день отвезти дочь в небольшую местную школу, где училась троица неугомонных детишек садовника.

— Им там всегда помощь нужна, — объяснила Элис. — Я понимаю, что ты надеешься… Ну, что Люк… — она умолкла, потом коротко вздохнула, будто собираясь с силами. Мэдди стало так грустно, что горло сжалось от спазма. — Если есть хоть какая-то вероятность, что он сможет остаться, — продолжила мать, — я думаю, детям очень повезет с таким учителем, как ты.

«Бог ты мой», — удивилась Мэдди.

— Все будет хорошо, мама нас поймет, — сказала она Люку позже.

— Да? — переспросил он.

— Но возможно, что и нет.

И хорошо не было. Совсем не было.

Ричард радостно поздравил их, когда они вместе показали ему бриллианты, и согласно кивал, когда они рассуждали о медовом месяце, в который собирались отправиться в августе. Он поднялся с кресла в гостиной, пожал руку Люку и долго не выпускал Мэдди из объятий, из-за чего у нее опять к горлу подступил комок. Отец говорил, как грустно ему будет отпустить дочку, что он будет убит горем, но он понимает, конечно же, понимает, и будет приезжать к ним в гости — только попробуйте его остановить.

— Дайте срок, я вам еще надоесть успею.

— А вы, Элис? — спросил Люк. — Вы приедете?

— Я… — начала Элис. — Я… — продолжить у нее не хватило сил. — Извините меня, пожалуйста, — проговорила она, поднялась с кресла так быстро, что зацепила приставной столик, на котором стояли напитки, и вышла.

Мэдди смотрела ей вслед, борясь с желанием броситься за матерью и остановить, но не могла ни шевельнуться, ни придумать, что сказать ей.

За Элис пошел отец.

— Предоставьте это мне, — попросил он, стиснул плечи Мэдди и направился к двери. — Вам не о чем переживать.

Мэдди повернулась к Люку и почувствовала себя еще хуже, уловив сочувствие в глубине его темных глаз.

— Как же мне не волноваться? — обратилась она к нему.

Он не ответил, только лишь подошел к любимой и заключил ее в объятия. Мэдди уронила голову ему на грудь и закрыла глаза, медленно поднимаясь и опускаясь в такт его дыханию.

— Нам не обязательно ехать в Англию, — сказал Люк, хотя она знала, как сильно он мечтает вернуться домой и чего ему стоило предложить остаться.

За это она любила его еще больше.

В ответ она возразила:

— Надо. И надо обязательно, — и в голове у нее каруселью замелькало все, что ждало их там, дома: берега реки, ивы, лиловые сумерки и все остальное. — Я не могу не ехать, — добавила Мэдди. — Слишком сильно мне туда хочется.

— Тогда мы будем иногда возвращаться сюда, — предложил Люк. — Если Элис и в самом деле не сможет приезжать к нам, мы будем навещать ее здесь.

Мэдди подняла глаза к потолку, представив себе, как мать плачет наверху.

— Не понимаю, почему бы ей не съездить, — удивилась она.

— Тебе надо спросить об этом у нее, — ответил Люк.

Мэдди кивнула. Спросить в самом деле нужно.

Но на следующее утро она разговаривала с отцом, а не с мамой. Элис, сказав, что на этот раз у нее болит живот, к завтраку не спустилась.

— Даже не думай от меня отмахиваться, — объявила она Ричарду, прежде чем тот успел налить себе кофе. — Это слишком важно.

Отец застыл, на несколько дюймов не донеся руку до кофейника, и нахмурился. Его изборожденное морщинами лицо выражало усталость. Мэдди не знала, во сколько он лег. Когда она сама ложилась в постель, он еще не спал и разговаривал с женой.

— Даже не думал от тебя отмахиваться, — сказал он. — Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты поняла…

— Тогда объясни мне, в чем причина.

Ричард вздохнул.

— Папа, пожалуйста, — попросила Мэдди, чувствуя, что отец колеблется и правда уже где-то рядом. — Почему она отказывается ехать в Англию?

— Ох, милая, — удрученно произнес он, — дело в том, что она просто не может.

Мэдди нахмурилась.

— Не может?

Отец бросил на нее еще один долгий взгляд, будто бы решая, стоит ли продолжать.

Мэдди, сидя в своем кресле, подалась вперед, жаждая продолжения.

Но Ричард тряхнул головой, словно опомнившись, и произнес:

— Тебе стоит самой поговорить с ней. Я дал ей слово, что буду молчать.

Он снова потянулся за кофе и на этот раз налил его себе. По-видимому, кофе был ему совершенно необходим.

— Но сейчас, пожалуйста, не трогай ее. Она отдыхает.

— Но… — начала Мэдди.

— Пожалуйста, дорогая моя, — взмолился, прищурившись, Ричард.

Мэдди еще секунду поколебалась. Отец все так же просительно глядел на нее. Он и в самом деле выглядел очень усталым.

Медленно кивнув, она подчинилась.

Что еще ей оставалось делать?

— Я поговорю с ней, когда ей полегчает, — сказала она Люку, который вскоре заехал за ней, чтобы отвезти к Питеру и Делле.

Он оперся на руль и искоса посмотрел на Мэдди.

— Обещаешь?

— Обещаю, — ответила она.

— Ты точно хочешь ехать к Уилсонам?

— Абсолютно точно, — ответила Мэдди. — Иначе я буду грустить весь день.

— Что ж, этого мы допустить не можем, — усмехнулся он.

— Никак не можем, — подтвердила Делла, когда они приехали к Питеру и сообщили свои новости. — Я безумно за вас счастлива, просто ликую. И правда давно пора.

— Конечно, пора, — согласился Питер, откидывая волосы с сияющего лица, хватая Люка за руку, целуя Мэдди и провожая их в душную гостиную, где он с треском распахнул окна, а потом откупорил бутылку шампанского. — Означает ли это, что теперь я могу отправить тебя назад, Делла? — спросил он, поворачиваясь к сестре. — Могу ли я вернуть тебя маме, как порожнюю тару?

— Прости, но нет, — заявила та. — Я уже нацелилась на следующий сезон, и к тому же не делай вид, что не будешь по мне скучать, если я уеду.

Питер сузил глаза, не говоря ни да ни нет, и наполнил всем бокалы.

— А как же церковь? — спросила Делла.

— Давайте опоздаем и пропустим, — предложил Люк, у которого всегда так и получалось. — Я уверен, что Бог нас поймет.

Быть может, Бог не понял.

Или был разгневан на кого-то другого (например, на Франца Фердинанда).

В тот же вечер все вновь собрались в «Джимхане», чтобы на этот раз вместе отпраздновать помолвку. На этом настоял Ричард. Элис не пошла, продолжая ссылаться на нездоровье, хотя удивила дочь тем, что спустилась вниз попрощаться, до того как Мэдди уехала в клуб.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — тихо сказала она, стоя в халате на лестнице. — Надеюсь, ты это знаешь.

— Знаю, — ответила Мэдди. «Просто мне хотелось бы, чтобы ты по этому поводу тоже чувствовала себя счастливее».

Пока они были в клубе, от вице-короля пришло сообщение, что сербские националисты застрелили эрцгерцога Франца Фердинанда.

Никто не обеспокоился. Делла, к примеру, открыто заявила, что не понимает, из-за чего столько шума.

— Какое нам дело до этого эрцгерцога?

— Будем надеяться, что никакого, — неуверенно произнес Питер.

Мэдди тоже недоумевала. Она посмотрела на Люка и заметила, что тот неожиданно посерьезнел. Ей было ясно, о чем он думал. Слишком уж часто они обсуждали все, что творилось в Европе, и поэтому Мэдди не сомневалась, что Люк не меньше ее встревожен тем, что Австро-Венгрия, давно жаждавшая найти предлог для нападения на Сербию и увеличить свое влияние на Балканах, наконец его получила. Если австрийцы на самом деле нападут, тогда Россия, обещавшая поддержать Сербию, также будет втянута. За ней последует Франция, поскольку у нее заключено соглашение с Россией, а потом и Великобритания (спасибо Антанте). В войну вступит и Германия (они ведь союзники с Австро-Венгрией). Мэдди закрыла глаза, прочувствовав всю чудовищность того, что могло обрушиться на нее с рассветом. «Все пойдет по принципу домино, — как-то предрекала она. — Только будет совсем не забавно».

— Может, все же удастся избежать большой войны, — понадеялась она вслух больше для того, чтобы подбодрить себя.

— Да будет так, — поддержал Люк. — Я выпью за это.

И они выпили.

Вечер не был испорчен. Пришли почти все, кто остался в Бомбее на лето, кроме Гая, который прислал открытку с извинениями. «Боюсь, сегодня я должен остаться на работе. Но я желаю вам только счастья».

— Ты же поняла? — спросила Делла у Мэдди.

— А то, — ответила она.

В клубе, озаренном огоньками множества свечей, было полно народу, жаркий и влажный воздух сотрясал Гарри Лодер, звенели бокалы, царила радостная суета. Мэдди танцевала с Люком, и он крутил ее в танце и ронял к самому полу, заставляя смеяться до тех пор, пока у нее не заболели бока. Они поддразнивали друг друга и улыбались, а потом снова обсуждали всё, что сулило им лето: свадьбу, медовый месяц и речные берега в Ричмонде. Работу Люка и тот факт, что в конечном итоге она окажется не бесполезной, они не вспоминали. Ричард предложил тост за будущее, и все в радостном возбуждении подняли бокалы.

Никому не хотелось заострять внимание на убитом австрийском принце. Только не в ту ночь.

Но, похоже, все поступали так в последний раз. С того дня все разговоры были только о том, будет ли Австро-Венгрия мстить сербам. Это обсуждали не реже, чем погоду. И вопрос начала войны уже ни у кого не вызывал сомнений.

Всего за одну ночь война стала лишь вопросом времени, и для Мэдди это было невыносимо.