До встречи в Бомбее

Глава 30

Бомбей, 1921 год

В ту ночь Мэдди не вернулась на виллу Гая. Они с Люком, тяжело дыша, прижались друг к другу: его голова к ее шее, ее щека к его волосам — «ты правда здесь», а потом, взявшись за руки и сцепив пальцы, медленно пошли вниз, к пляжу. На эти безмолвные белые пески Люк привел ее на первое свидание, и здесь же она горевала по нему каждый Новый год.

— Мне так тяжело думать, сколько тебе пришлось испытать, — вздохнул он, привлекая ее к себе.

— Со мной был Питер, — улыбнулась она.

— Лучше бы и ему не приходилось, — ответил он.

Им обоим хотелось того же.

Они просидели под пальмами до самого рассвета, не выпуская друг друга из объятий. Мэдди понимала, что ей нельзя дольше оставаться, что Гай встревожится, если проснется и не обнаружит ее дома, но ее обнимал Люк, она чувствовала его дыхание, и ничто, даже обида Гая, не заставило бы ее уйти.

Они говорили о многом. Он просил ее рассказать об Айрис.

— Каждую мелочь, — сказал он. — Я хочу знать все. Ничего не пропускай.

— Это займет время, — предупредила Мэдди.

— Время у меня есть, — заверил ее Люк. — Какой она была во младенчестве? Она хорошо спала?

— Не спала месяцами, — ответила Мэдди и продолжила рассказ, стараясь выудить из памяти всё, что могла: первые шаги Айрис, первые слова, то, от чего она заливалась смехом, и то, от чего она плакала, то, что она ела охотно и от чего отказывалась — словом, всё. Взгляд Люка был прикован к лицу Мэдди. И она смотрела только в его глаза — голодные, нетерпеливые и ненасытные.

— Я люблю ее, — сказал он. — Я никогда с ней не встречался, но всегда любил. Очень.

— И она полюбит тебя. Так же сильно.

— Она испугалась меня. Побежала к Гаю, — Люк постарался, чтобы его голос прозвучал ровно, но Мэдди все равно заметила, насколько это его задело.

Как это отвратительно, как несправедливо.

— Ей всего шесть, — постаралась объяснить Мэдди, — и настроение ей испортили еще до того, как ты пришел. Праздник получился ужасный, — она коснулась лица Люка, стараясь немного успокоить его; тепло его кожи по-прежнему казалась ей нереальной, — и повторила: — Она тебя полюбит.

— Я купил ей набор доктора, — сообщил Люк. — Мама мне подсказала…

— Надо поблагодарить Господа за твою маму, — просияла Мэдди. — Хватит уже кукол.

Она расспросила Люка, как отреагировали родители, когда узнали, что он жив, и он рассказал ей, как удивил их, явившись домой в воскресенье тремя неделями раньше.

— Любишь ты сюрпризы! — хмыкнула Мэдди.

— Мне хотелось сообщить им лично, — объяснил Люк, проводя пальцами вверх и вниз по ее руке. — Это было так… нереально снова оказаться в доме. Там все было так, как я помню. Сад, парадная дверь, чайки на крыше… Всё так же, — он всматривался в темное море, вспоминая. — Мать, она была в кухне. Просто сидела и смотрела на шкафчик, который я должен был починить.

— Я знаю про этот шкафчик.

Люк улыбнулся. (Та самая его улыбка.)

— Она тебе рассказала?

— Она сказала, что ты был пьян, когда пытался его починить.

Услышав это, Люк засмеялся.

Мэдди так любила его смех.

— И вот, — продолжил он, — она не услышала, как я вошел. И я сказал ей: «Может, позволишь мне починить его как следует?» Боже мой, как у нее переменилось лицо… — улыбка расплылась по лицу Люка. — Тебе надо было ее видеть, Мэдди.

— Жаль, что я не видела, — сказала она.

— Потом вошел отец и… ой, это было… нечто.

— Они, наверное, не хотели, чтобы ты уезжал, — предположила Мэдди, пытаясь представить себе, что ей пришлось бы отпустить Айрис после подобного возвращения.

— Они понимали, что я должен, — ответил Люк, и его лицо вновь посерьезнело. — Я должен был приехать, Мэдди.

— Конечно, ты должен был приехать, — отозвалась она.

В этом не было никаких сомнений.

Конечно, они говорили о войне и о том, что произошло с ним и со многими их знакомыми, не в последнюю очередь вспомнив Фразера Китона — юного симпатягу Фразера, на которого Люк набросил свой китель и которого похоронили вместе с жетонами Люка и его фотографией, не разобравшись в хаосе сражения.

— Я ездил проведать его родных, — добавил Люк, — перед тем как отплыть. Сказать, что это было ужасно, — не сказать ничего, — он внимательно посмотрел на Мэдди. — Его родители были так… благодарны, когда наконец узнали правду. Я соврал им, что он умер быстро.

— Я бы поступила так же, — кивнула Мэдди, и в глазах у нее защипало при мысли об убитых горем родителях Фразера.

Вспоминали они и Эрнеста, который, ожидая перевода в другой пансионат, пока оставался в Пятом королевском. Думать о том, что Питер, навещая там Эрнеста в 1915 году, разминулся с Люком на какие-то жалкие три месяца, было мучительно.

— Это просто убивает меня, — призналась Мэдди. — Сводит с ума.

— Знаешь, Питеру казалось, что он видел меня. На дороге в Меней после того, как меня ранило, — Люк нахмурился. — Он рассказал мне об этом вчера.

Эти слова не сразу дошли до сознания Мэдди. А когда это произошло, она вспомнила, сколько раз Питер клялся ей, что Люк не мог выжить. Она выпрямилась, испытывая недоумение и потихоньку разгорающийся гнев.

Он тебя видел?

— Думал, что видел, — поправил ее Люк. — Предположил, что это была галлюцинация от потери крови, — Люк коротко вздохнул. — Может, так оно и было. Но твой муж помог ему в это уверовать.

— Гай?! Он знал? — воскликнула Мэдди. — Гай? — она села прямо, и ее глаза сверкнули яростью. — Он никогда мне не говорил. Ни один из них ничего мне не говорил.

— Питер клянет себя за это.

У Мэдди чуть не вырвалось: «А как может быть иначе!» — но она вовремя остановила себя. Ей вспомнилось, как вернувшийся калекой Питер горевал, какой мукой было искажено его ужасно бледное лицо, когда она донимала его вопросами о смерти Люка. «Не заставляй меня рассказывать, что я видел».

— Он был абсолютно уверен, что тебя убили, — сказала она.

— Я его не виню, — ответил Люк. — То, как он выглядел, когда взорвался тот проклятый снаряд… — глаза Люка потемнели. — Ты не представляешь, — он покачал головой. — И я бы не хотел, чтобы ты представляла.

Но Мэдди неотрывно смотрела ему в лицо, пытаясь представить.

— И все же ему надо было мне сказать, — произнесла она. — Гай должен был мне сказать.

— Гай видел больше смертей, чем любой из нас, — грустно заметил Люк. — Жизнь там казалась чем-то невозможным.

— Ты его защищаешь?

— Я не хочу, — ответил он в безуспешной попытке усмехнуться, — поверь. Но вряд ли в том, что он утаил это от тебя, был какой-то злой умысел.

— А что же Диана? — спросила Мэдди.

Люк удивленно поднял брови.

— Нам на самом деле нужно говорить о ней?

— Мне хотелось бы знать, почему она не написала мне, когда увидела тебя в госпитале! — сердито сказала Мэдди, осознавая, как сильно она разозлилась на бывшую жену Эрнеста. — Я бы приехала, несмотря на подводные лодки.

— Ну, я рад, что ты этого не сделала.

— Серьезно, Люк, — Мэдди поднялась на колени и посмотрела ему прямо в лицо. — Она вечно распускала слухи, так почему же вдруг умолчала об этом?

Люк пожал плечами с удивительной небрежностью.

— Не знаю.

— Неужели ты не злишься на нее? Я злюсь…

— Я вижу.

— На самом деле я собираюсь поговорить с ней.

— Не надо, — возразил Люк. — Пожалуйста, не стоит. Что тебе даст этот разговор?

— Может, на душе станет легче…

— После разговора с Дианой? — спросил он, заставив ее улыбнуться против своей воли, — Оставь все это, — попросил Люк, потянувшись к ней, — пожалуйста.

— И все-таки после всех этих лет, — произнесла Мэдди, и ей на глаза снова навернулись слезы, сквозь грустную улыбку — улыбку настолько печальную, что это была и не улыбка вовсе. — Мне кажется это таким… бессмысленным.

— Но свершившим, — сказал Люк. — Все это уже свершилось.

— Как ты можешь так философски рассуждать?

— Я не всегда так рассуждал, — ответил он. — Сегодня днем, когда я увидел тебя в саду, я так не рассуждал.

— Значит…

— У меня было время, — объяснил Люк, — несколько недель, чтобы примириться с реальностью. — Их взгляды пересеклись. — Сначала я был вне себя, а потом вспомнил…

— Вспомнил?

— Для чего приехал, — сказал Люк. — Впереди еще долгие годы, — они соприкоснулись лбами, — но значение имеет только то, что происходит сейчас.

— Мы знаем, что происходит, — улыбнулась Мэдди. — Мы начинаем снова. Ты, я и Айрис.

— Всё не так просто.

— Почему? — воскликнула она, отпрянув. — Почему нет?

— Потому что ты замужем.

— За тобой, — ответила Мэдди. — Я замужем за тобой.

— Нет, — сказал он, — за Гаем.

— Я вышла замуж за тебя раньше, — запротестовала Мэдди и вспомнила, как у ворот виллы Гая Люк сказал ей: «Что же ты натворила! Мне страшно». И ее саму охватил страх. — Люк, мы ведь женаты!

— Я умер.

— Нет, — воспротивилась Мэдди, — ты не умер.

— Да, юридически это так. Я встречался перед отъездом с адвокатом, — Люк смотрел на Мэдди. — Твой муж — Гай, а не я.

— Нет, — затрясла головой Мэдди, — нет. Не может быть.

Боль, отразившаяся в его глазах, говорила об обратном.

— О боже мой, — воскликнула она и схватилась за голову, пытаясь разобраться. Ей стало дурно от ужаса и отчаяния, потому что выхода она не видела. Развод растянется на годы. Необходимо прожить в браке по меньшей мере три года. Но даже тогда Гай подаст на нее иск за измену, и ей не разрешат развестись с ним, если только он не совершит преступления. Их затаскают по судам, бедная Айрис…

— Это не обязательно должен быть развод, — сказал Люк, беря ее за руку. — Мы можем подать заявление, чтобы брак признали недействительным.

— Недействительным? — переспросила Мэдди. — Так будет лучше?

— Быстрее, — ответил Люк. — И, вероятно, без особой огласки. Но Гай должен дать свое согласие.

— Тогда я попрошу его, — она представила, что ей предстоит, и почувствовала себя еще хуже.

— Ты уверена? — спросил Люк.

— Конечно, уверена, — несмотря на страх, Мэдди понимала, что никогда не чувствовала большей уверенности, чем сейчас. Она повернула голову и посмотрела на море, на горизонт, за который тысячи раз мечтала уплыть.

— Я хочу уехать с тобой домой, — сказала она. — Я столько раз представляла себе твой дом в Ричмонде!

— Твой дом. Ты наследница.

— Тогда наш.

— Я слышал, ты отказалась его продать.

— Я выжидала, когда цены станут выше, — ответила Мэдди и против воли улыбнулась. Люк наклонился к ней и снова поцеловал, на несколько коротких мгновений развеяв все тревоги.

Мэдди прижалась к нему спиной и обернула его руки вокруг себя. Так они сидели некоторое время, дыша плотным ночным воздухом и молча глядя на морскую рябь. Теперь Мэдди вынуждена была думать о Гае и о том, какое потрясение он испытает, если она разобьет только что созданную его усилиями семью. Айрис тоже очень расстроится — в этом Мэдди почти не сомневалась. Но это придется сделать. Всё это должно произойти…

— Питер сказал мне, что перед свадьбой ты была сама не своя, словно не в себе, — прервал Люк ее тревожные мысли, давая понять, о чем он думал. — Я хотел сказать раньше, еще на дороге… Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через такое.

— Мне тоже жаль, — ответила Мэдди.

— Питер сказал то же самое.

— Все были в городе, — попыталась объяснить Мэдди. — Вице-король должен был присутствовать. Я не знаю, что стало бы с моим отцом. А Гай… — она резко умолкла, представив себе, как он был бы удручен, и расстроилась еще больше, понимая, что сейчас ему будет не лучше.

— Ваша брачная ночь была в «Тадже», — сказал Люк.

— Не надо, — взмолилась Мэдди.

— Мне ненавистна даже мысль об этом.

— Тогда не думай, — сказала она. — Просто не думай, пожалуйста.

— Когда ты с ним поговоришь?

— Скоро. Это будет совсем скоро, — ответила она, а потом, осмелев, задала вопрос, который рвался с ее губ всю ночь: — Сколько ты здесь можешь пробыть?

— Столько, сколько понадобится тебе, чтобы уйти, — ответил Люк и наклонил голову, не сводя с нее глаз. — Но, пожалуйста, постарайся с этим не затягивать.

Горизонт неизбежно начал светлеть, постепенно становясь из бледно-желтого золотым от поднимающегося солнца. Нехотя, медленно Люк дошел с Мэдди обратно до ворот виллы. Больше она никуда пойти не могла. Но и расстаться было невозможно. Мэдди целовала его долгими поцелуями, держала его за руки и обещала вечером прийти к нему в квартиру.

— Ты скажешь об этом Гаю?

— Не знаю, — ответила она.

— Не буду ходить вокруг да около, Мэдди. Мне претит скрываться.

— Мне это тоже не нравится, — согласилась она. — Но я боюсь ранить его…

— Если ждать, легче не будет.

Она понимающе вздохнула.

— Посмотрю, как он поведет себя этим утром, — неуверенно произнесла она. — Но да, сказать ему было бы правильнее.

Мэдди именно так и собиралась поступить. Ее решимость крепла с каждым шагом, когда она шла по тихой, залитой утренним солнцем дорожке. «Если ждать, легче не будет». Она вошла в затененный холл, собираясь с силами, чтобы подняться прямо в спальню Гая и сообщить ему по меньшей мере, что она виделась с Люком.

Но на столике в прихожей ее дожидалась написанная рукой Гая записка. Хмурясь, она нагнулась, уронив распушенные волосы на лицо, и взяла ее.

Мэдди перечитала записку еще раз, и радуясь в глубине души отсрочке, и испытывая тревогу. «У тебя в комнате было очень тихо». Неужели он не заглянул?

На его месте она бы заглянула.

Или он предпочел не знать, что ее не было? Она представила, как он задумчиво остановился у соединяющей их спальни двери, пытаясь уловить звук ее дыхания, скрип матраса, надеясь… Мэдди закрыла опухшие от недостатка сна глаза, ее воображение нарисовало убитое горем лицо Гая, не услышавшего ровно ничего, и она ощутила его горькую обиду, страдание из-за свершившегося предательства.

Не потому ли он уехал в больницу так рано? Может, не хотел присутствовать при ее возвращении?

Решив, что это скорее всего так, Мэдди смяла записку, вспоминая, каким счастливым он выглядел на протяжении прошедших двух месяцев его улыбку, игры с Айрис, восторг от того, что она согласилась выйти за него замуж. А потом Мэдди подумала, сколько времени до этого он был один, и на сердце стало еще тяжелее.

«Я не отрекусь он нас», — сказал он. Теперь она вспомнила и эти слова.

Конечно, он не отступится ни от нее, ни от Айрис. Всё не так просто. Гай, конечно, хороший и добрый, но еще он умный и очень решительный. И приносить себя в жертву на алтарь чужой любви наверняка не станет.

С ее стороны было глупо и наивно предполагать, что попросить его признать их брак недействительным станет единственной проблемой. И какой бы мучительно тяжелой ни казалась Мэдди предстоящая задача, особенно потому, что Гай, не давая ей объясниться, ускользал от разговора, она поняла, что скоро ей будет куда тяжелее.

Ведь Гай с большой вероятностью может не согласиться аннулировать их брак.

И Люка, смотревшего в спину шагающей к дому Мэдди, тоже терзали сомнения: Гай ни за что не даст своего согласия! Было неправильно, совершенно неправильно смотреть, как его любовь уходит туда, куда он не мог пойти за ней. Ах, как ему хотелось ее окликнуть, вернуть! Если бы только было возможно, он остался бы с ней на том пляже навечно.

Люк задержался еще на секунду, оживляя в памяти тот миг, когда понял, что это она сидит в тележке рикши. Ему хотелось закричать, замахать руками от облегчения и бурной радости. Ведь, что бы там ни говорил Питер, это означало… всё… Означало, что она не милуется с Гаем в их доме, а бегает по темным улицам, разыскивая его, Люка, и пребывая в таком же отчаянии, как он сам.

Он облизнул обветренные губы. На них еще чувствовался вкус ее поцелуев. Он еще ощущал ее запах. Она осталась такой же, как прежде: голос, улыбка, смех, жесты… Ради возвращения к ней стоило бороться с проклятой памятью каждый миг на протяжении всех этих лет. Стоило бы сделать больше, гораздо больше.

Если бы пришлось, он приложил бы еще больше усилий.

Не в силах больше смотреть на виллу Гая, на ее темные окна, на увившие ее ползучие растения и пустые балконы, Люк повернулся к дороге. Думать, что Мэдди сейчас там, было выше его сил. Машины Гая на подъездной дорожке не было. Этим Люк и утешился. По крайней мере, можно не изводить себя тем, что в эту минуту Гай грустно пеняет жене за ночную отлучку или смешит Айрис, а девочка отвечает ему своим звонким голоском, который он, ее отец, слышал только в своем воображении.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, Люк неторопливо зашагал по дороге, но не вниз, в долину, а наверх, к дому родителей Мэдди, хоть он и не спал с тех пор, как проснулся предыдущим утром на корабле, и потому отчаянно хотел пойти прямиком в свою прежнюю квартиру, броситься на мягкий матрас и подремать, пока солнечные лучи безмолвно льются сквозь ставни, а с моря долетает соленый ветерок. Но перед тем как отдохнуть, он хотел увидеть мать Мэдди и сказать ей, что знает (в этом он не осмелился признаться Мэдди) о письме, которое Диана написала Элис еще в 1916 году, — о короткой записке, повествующей, что, навещая мужа в Пятом королевском госпитале, Диана видела там человека, очень похожего на Люка.

«Я бы снова приехала лично, абсолютно точно приехала, если бы Элис не была так уверена в том, что Люк не мог выжить, — написала Диана Арнольду, когда прислала снимки. — Она заставила меня поклясться, что я не дам ее дочери и его жене Мэдди ложной надежды. Что тут можно поделать? Я полагаю, за это винить Элис нельзя».

Люк так не считал.

Сначала.

Он был до предела зол на Элис. Бесконечное количество дней, месяцев и лет он, пока родители оплакивали его, пока Мэдди горевала, сидел в одиночестве и ждал возвращения памяти. Но им всем не пришлось бы проходить через эти муки, если бы только Элис что-нибудь предприняла сама или рассказала бы Мэдди.

Но в конечном итоге доктор Арнольд переубедил Люка.

— Вы знаете, сколько писем мы тут получаем от родственников? — поинтересовался он. — Сотни. Да больше, чем сотни. Родные умоляют сообщить им, нет ли здесь их сыновей или мужей, — глаза доктора за стеклами очков сосредоточенно смотрели на Люка. — Их надежда, — он махнул рукой в сторону письма Дианы, — эта ложная надежда, которой опасалась Элис, — пытка для них.

— Но это была не просто надежда, — попытался отстоять свое мнение Люк. — Я же был здесь.

— Элис решила, что это невозможно, — ответил Арнольд. — Вы не считались пропавшим без вести. В извещении не писали слова «предположительно». Никто не догадался, что тело того несчастного парнишки было не вашим. Они похоронили вас. Вы были мертвы, и Мэдди получила телеграмму. Возможно, ей отправили все ваши личные вещи, письмо вашего командира…

— Но Диана…

— Предположим, она видела кого-то похожего на вас. Не более того, — Арнольд вздохнул. — Вы рассказывали мне, как Элис любит Мэдди. Подумайте только, как тяжко ей было видеть ее страдания, — он сделал паузу, давая Люку время представить. — Поступая так, — продолжил он, — она просто оберегала дочь.

— От меня?

— От еще большего горя, — покачал головой доктор, — которое обрушилось бы на Мэдди в том случае, если бы она проделала весь путь сюда и обнаружила, что Диана ошиблась.

— Она не ошиблась…

— Элис этого не знала, — Арнольд выделил голосом последнее слово. — И хоть я не склонен к азартным играм, я бы поставил на то, что она думала об этом каждый день и терзалась сомнениями, правильно ли поступила.

Теперь-то Элис, конечно, знала, как сильно она заблуждалась. Люк видел ее в саду накануне. Она стояла рядом с Мэдди. Когда Элис его увидела, на ее лице отразилось смятение, затем страх.

Вот почему ему следовало поговорить с ней.

Люк свернул в ворота виллы родителей Мэдди, щурясь от быстро набирающего силу солнца и чувствуя, как под рубашкой начинает выступать пот, и направился к дому.

Он шел с намерением, о котором уже говорил Мэдди. Ворошить прошлое и обмусоливать все «может быть» смысла нет. Но им дарован второй шанс, которого у других просто не было; это подарок, привилегия.

Теперь важно лишь, как они смогут им распорядиться.