Ма. Мать и дочь

Ма оставила Талавира спать, а сама выскочила из погреба — святилища Девы. Уже начало светать. Ее мучили чувство вины и тревога за сына. Суерная буря окончилась задолго до того, как она отправилась на его поиски. Следы ночного безумия были повсюду.

На месте юрты Фат теперь стояла огромная арба, запряженная двумя десятками волов, от которых остались сами скелеты. На голове каждого между копытами удержалась остроконечная шапка с красной звездой. Такая же звезда украшала вход в арбу.

Эти изменения вызвали в воображении Ма ужасные картинки: Бекир прикован к постели, а его тело покрывают уродливые мутации.

Вместо юрты Ленуры появился аккуратный круг из камней, а вплотную к квартире Аслана вырос курган. Можно было только догадываться, что там поселилось. В последний раз такая буря свирепствовала сразу после ее прихода в Ак-Шеих.

Тетя Валька сказала бы, что Дешт хочет что-то им рассказать. А Ма думала, что эта природа стремится добить тех, кто так с ней поступил.

Юрта Азиза-бабы стояла на месте. Под ней было одно из самых больших бомбоубежищ, оно могло выдержать почти все бури. И детей должны спрятать именно там. Азиз-баба всегда занимался детьми, безразлично, из какой аиле они были. Ма подумала о словах Талавира, что старейшина мог быть рекрутером. Ему она не выразила удивления, но сама об этом никогда не задумывалась. У каждого у Ак-Шеих были свои тайны, свои секреты выживания. И не ей судить Азизу-бабу.

Хотя от мысли, что Бекир где-то рядом со стариком, который пусть и вспыхнул, но мог поставлять Старшим Братьям детей, ей впервые стало жутко. Хорошо, что ей удалось получить кровь. Ма поправила шлейку сумки и уже приготовилась зайти к юрте Азиза-бабы, когда увидела коня. Он пытался выдрать из-под камней засушенное растение. Только один человек в Ак-Шеих владел конем. И это была Скифянка. Следовательно, и Саша Бедный неподалеку. Мая вздохнула и вошла в юрту.

— Где мой сын? — с порога спросила Ма.

Юрта встретила тишиной, затхлым воздухом и пылью тяжелых ковров. В дальнем углу юрты послышался кашель. Ма отодвинула занавес и увидела Азизу-бабу. Маленький старик почти терялся между подушками. Его издавало хрипение.

Он громко втягивал дыхательную смесь и так же громко выдыхал. Легкие булькали и скрипели. Ма подумала, что легенды об Азизе-бабе правдивы. Он действительно живет слишком долго. И только Богу Вспышек известно почему. Рядом со скрещенными на груди руками стояла Скифянка. Синяя татуировка, как живая, бегала под ее кожей.

— Ты вовремя, Ма, — проскрипел старик. — Смотри, что принесла Скифянка.

Ма удивленно подняла глаза. У ее ног упал гигантский птенец с двумя головами. Острые, как лезвия, клювы еще не избавились от желтизны. Синие веки прикрывали закатанные белки. На лапе болталась бирка с эмблемой Старших Братьев.

Она почувствовала, как в груди больно сжалось, и ткнула тело, чтобы лучше рассмотреть чудовище.

— Потом Птерокса Мато Дуковача? Ему всего несколько дней.

— Буря их задержала, но скоро штурмовики Матери Ветров будут здесь. — Азиз-баба выдохнул синеватую пару.

Горло Ма сжалось от страха. Как будто кошмар, который приходил во сны каждый день, наконец ворвался в реальность.

Тринадцать лет Старшие Братья не касались этого места. И вот сначала умер Рябов, потом пришел Талавир, а теперь летит сам Белокун, словно узнал, что и они с Бекиром здесь.

Глаза Ма забегали. Взгляд остановился на картинке, стоявшей на столике у постели старика. С фотографической точностью Каменный ребенок изобразил Бекира и Азиза-бабу. Раньше Ма не замечала этого рисунка. Она снова вспомнила слова Талавира. Было ли любопытство Азиза-бабы к Бекиру лишь желанием учить хорошего ученика? Или старик преследовал другую цель?

— Где мой сын? — снова повторила она.

— Я помог твоему Бекиру родиться, — словно прочитал ее мысли старик, — и выжить после рождения. Для таких, как он это сложно. Когда-то я уже принимал необычное дитя. Правда, потом отдал в плохие руки. Но я думал, что так его спасаю. — Старый замолчал, словно раздумывая, правильно ли все помнит.

Потом снова словно вспомнил о Ма. — Я предложил вам дом и защиту. Это было сразу, как Армия чудовищ напала на Старших Братьев. Станция сгорела. Белокун во весь Дешт кричал об измене. Рассылал карательные отряды — искать беглецов из Станции. Засоленные боялись принимать чужаков. Боялись наказания Старших Братьев. Но Азиз-баба вас принял. Хотел искупить грех за это дитя. За то, что с ним поступили. За ошибку. И только недавно, с приходом одноликого, у меня открылись глаза. Я увидел путь и решение. И теперь я могу поправить все.

Бекир оказался в Ак-Шее не зря.

— О чем ты говоришь?.. Бекир — обыкновенный мальчик. были дневники наблюдений за испытуемыми из Матери Ветров.

Наверху стояло «Бекир». Красный туман застелил ее ум. — Ты следил за Бекиром? Зачем? Чтобы отдать Белокуну? — Ма бросилась на старика. Их хотелось раздавить его мелкую морщинистую голову. — Что ты с ним сделал? Где прячешь?

Скифянка с силой взбудораженного тулпара остановила ее ударом в живот и упала на пол. женщине в лицо. побежала струйка крови. А на сумке расползлось большое красное пятно.

— Это был наш единственный шанс уйти отсюда. — Мать упала на колени и обе руки погрузила в сумку. От пробирки с кровью Талавира остались мелкие занозы. Она сжала окровавленные кулаки.

— Лучше не начинай снова, — пригрозила Скифянка.

— Твой двигает пылает, как у джина. И даже твой нефс отдает тепло. — Азиз-баба всплеснул в ладоши, словно только посмотрел интересный спектакль. Тонкие губы расползлись в улыбке. — Я еще тогда это увидел, когда тебя нашли в Деште. Ты была полумертва, держалась за живот и все равно размахивала клешней ракоскорпа. Ты скрываешь этот огонь, но он есть. И этим ты напоминаешь мне одну из жен. Как ее звали? — Азиз-баба опрокинул в пальцах четки. — Зарема? Эльмаза? Сусанна? Неважно. У нее была рыхлая грудь. И она готовила самые вкусные янты на весь северный Киммерик. — Старик высунул край языка и причмокнул. — Ее застрелили, когда киммеринцев выселяли из их домов. Когда это было? Кажется, после второй войны. Но ты видела бы, как она отражалась!

Ма слушала. Что он мелет? Когда это происходило? Сто двести лет назад? И происходило ли вообще? Существовало ли что-нибудь до Вспышек? Каждая минута дорога, они еще могут опередить Белокуна. Могут попытаться убежать… Хотя кого она обманывает?

— Теперь ты отдашь нас Белокуну? — Ма встала. Если уж встречаться с давним врагом, то точно не на коленях.

— Ты не любишь Ак-Шеих. Не понимаешь эту землю. Как и они. Хочешь бежать. А кто же будет держать щит?

— Дай угадаю… ты, Азизе-бабо?.. Ты убил Рябова, позвал Белокуна, хочешь отдать Бекира Старшим Братьям — и все, чтобы защитить Ак-Шеих?

— Не понимаешь, — покачал головой старик. — Страх и гнев закрывают тебе глаза. И это не то, чего я хотел. сможет забрать джадала. Я думал, это будет Рябов. джадал его уничтожил.

Хорошо, что у нас еще один.

— Вы решили отдать Талавира джадалу? — Мать не верила своим ушам. Все это устроил Азиз-баба, милый и добрый учитель всех детей в Ак-Шее.

Старик сморщил лоб, а потом стукнул себя по виску.

— Эльмаза! Ее звали Эльмаза. Горячая, как свежеиспеченный янтих! Похожа на тебя. Тугонькая на ум. О Всевышний, дай Азизу-бабе терпение с этими женщинами.

— Старик поднял к небу руки, вздохнул и снова посмотрел на Ма. — Я могу немного видеть. Как тетя Валька, только без бобов. Можешь называть это будущим. Хотя мы живем в мире, где нет прошлого и будущего. Дева нас покинула, Киммерик теперь в вечном кругу Поединка-узурпатора. Джадал должен уйти из Ак-Шеих, иначе не только нам, но и всему Киммерику, а может, и остальному миру придет конец. Поэтому не думай о Талавире. Он сделал то, что не удалось Рябову, — прошел через Кара-Меркит. Так что у нас есть шанс.

— Какой шанс? — почти закричала Ма. — Со дня на день здесь будет Белокун.

Он отнимет и нас, и Талавира.

— Да, времени мало, — согласился старик и через паузу произнес: — Поэтому ты должен вывести детей.

Ма понадобилась бесконечно долгое мгновение, чтобы понять сказанное.

— Ты нас отпускаешь?

— Я сразу об этом говорил, — нахмурился старик. — Я хочу исправить ошибку.

И будто его слова обладали магической силой, стали бить барабаны. «Андыр-Шопай!» — Ма беспокойно оглянулась.

— Ты найдешь мальчика на площади.

Ма подняла сумку и посмотрела на Азибу-бабу. Он беззаботно улыбался и раз за разом прикладывался к трубке.

Тринадцать лет назад его слово позволило им с Бекиром остаться в Ак-Шеих.

Ма кивнула и развернулась к двери.

— Ты должен вывести детей и отпустить, — повторил старик.

«Отпустить» ударило, как обухом. Ма так и осталась стоять. Он серьезно думает, что она позволит Бекиру уйти самому?

— Можешь попробовать пойти с ними, — понял ее колебания старейшина. — Я, конечно, не мой учитель. У него была только одна жена. Видел далеко. Но и мне открылось: чтобы им уйти, кому надо остаться. Деч честный. Любит тех, кто отдает долги. Запомни: чтобы они ушли, ты должен остаться.

«Что ты знаешь о моих долгах?» — подумала Ма и выскочила из юрты.

На дворе раздался гром барабанов. Мая надеялась, что встретит на площади Талавира. Он даст еще крови, и у них все получится. Она хаотично размышляла, стоит ли взять тулпара или лучше идти пешком, что понадобится из запасов. Ма ругала себя за опрометчивость. Столько лет она мечтала о бегстве, а когда настал момент, оказалась не готова.

На Майдан стекалась толпа. Буря оставила отпечаток и на бешеном Дереве Боли. Мертвая древесина превратилась в кучу пульсирующих мышц и воняла, как оббеленная туша. Вместо колючек из окровавленных жил выпирали сломанные кости.

Из них сочился навоз. От ствола по земле расходились трещины, из них торчали окровавленные корни. Дом Серова нависал, заслоняя солнце. Вверху сверкнуло единственное уцелевшее окно. Ма на мгновение вспомнила о жене Геры. Долгие тринадцать лет она передавала ей странные лекарства из яда ана-арахны, позволявшие долго не спать.

Ма сосредоточилась на происходящем в каменном кругу под деревом.

Там готовился жертвенник. Проходя мимо, каждый житель поселка бросал в будущий костер что-то свое. Илогоголовый Аслан швырнул деревянный стул без одной ножки, тети Ниязи Фат и ленур притащили кофейного столика, Каменный ребенок бросил лист с нарисованной куклой. Пришел даже Гриша Сладкий, который жил в самой отдаленной юрте и редко приобщался к общему собранию.

Но Андыр-Шопай позвал его. Вокруг Гриши вечно кружило несколько десятков бледных и словно пьяных пчел. Ма заметила набухшие фистулы на руках и лице мужчины. Пчелы жили у него под кожей. Гриша положил горшок с беловатым медом и отошел подальше.

Несколько мужчин во главе с Герой Серовым закатили в кучу огромного черного котла. Каждый налил туда свою воду. Это были сотни глотков. Ма очаровало зрелище. Столько воды она видела только до Вспышек. "Надо не забыть губку сюнг", — подумала Ма.

Люди занимали друг друга, чтобы получить лучшее место у будущего костра. Ма увидела Шейтана. В нескольких шагах от него вспыхнули глаза Джина. К ее удивлению, Саши Бедного не было. Как большая гора, выплыла в первый ряд тетя Валька. Барабаны снова вздрогнули и зашлись в бешеном ритме. Толпа закричала:

Оп, оп, Андир-Шопай,

Вместо суета дождя нам дай.

Приди-приди, забери

Все болезни этой земли.

Рядом промчался Ниязи, Ма едва успела схватить его за руку.

— Где Бекир?

Мальчик-лисенок показал куда-то через котел.

— Приведи Полномочного.

Ниязи недовольно глянул — его лишали зрелища, — но покорился и скрылся в толпе.

Под всеобщее улюлюканье на Майдан вышла Черная Корова. Из ее темных волос выглянул Забувайко. Девочка расчесала пальцами прядь, коснулась треугольника на шее и подняла круглые темные глаза. У них мелькнуло удивление.

Девочка неуверенно улыбнулась. Она будто впервые поняла, где она и происходила. смех.

Почему-то в последнем Ма не сомневалась.

Оп, оп, Андир-Шопай,

Где прячешься, Мамай?

Толпа кричала. Гера Серов под общий вой облил кучу хлама жиром и поднял факел. В воздух поднялся столб дыма. И тогда Ма заметила Бекира. Слава Деви, удар Дерева Боли его не изменил. Парень стоял на границе человеческого круга — натянутый, как струна. Мама подошла и коснулась его спины. Бекир взглянул на нее. В его глазах была боль.

— Ты цел? Мне сказали, тебя ударило Дерево Боли.

— Сейчас они бросят ее в котел, Ма, — голос Бекира треснул.

У нее сжалось сердце. Ему нечего было ему сказать, потому что, как и он, не знала, как спасти девочку. И вопрос был не в Черной Корове. Жители Ак-Шеих хотели крови. За все страдания: за войну, за Вспышки и болезни.

Сегодня они были теми, кем их видели люди за пределами Дешту, — безумными чудовищами. Они точно не собирались отказываться от своей жертвы. Еще, чего доброго, затянут в котел и Бекира. Еще один неизменный ребенок.

— Мы должны уходить. — Мая потянула его за руку.

Бекир только покачал головой. Никакая сила не сдвинет его. Он не уйдет без девочки. Мать заметила, как парень подобрал большой камень. Ей хотелось извлечь его отсюда, защитить, скрыть от всего.

— Стойте! — во весь голос закричала Ма и начала расталкивать толпу. Люди узнали официальный врач Ак-Шеих и расступились, пропуская в центр, пока она не оказалась рядом с Герой Серовым. Вода в котле уже заблестела.

Ма почувствовала жар и неуверенность. Но за спиной стоял Бекир.

— Разве мы не дождемся Азиза-бабы? — спросила Ма. — Разве бей старейшина?

Серов поднял посоловелые глаза. Сейчас больше чем когда-либо он напоминал большую откормленную лягушку. Зоб на горле вздрогнул. Его губы скривились, а засаленный картуз сполз на ухо. Он поднял руку.

— Пусть говорит, — вмешалась тетя Валька.

— Сейчас не время для Андыра-Шопа. Только прошла буря. И… — Ма зашпорталась, не зная, как правильно завершить, набрала в легкие воздух и выкрикнула так, чтобы было слышно подальше: — Недалеко видели Старших Братьев.

Толпой пробежал рокот. Кто-то вскрикнул. Ма удалось завоевать их внимание.

— Нет! — вскричал Гера. — Буря — это гнев Бога Вспышек. Он требует жертвы. Неизмененный ребенок должен поделиться с нами своей благодатью. Хотите ли вы, чтобы за каждым из вас пришел джадал?

Люди зашумели. Но Ма увидела, что некоторые уже начали беспокойно смотреть на них.

— А ты, — Гера неожиданно направил в ее лицо грязного пальца, — поэтому ты нечиста. Почему его не засолило?

Головы закивали. В глазах снова начала разгораться ярость. Месть — вот чего они хотели сильнее всего. Возмездия за несправедливость, хоть кому-то. Почему они страдают от перемен, а Бекир и Ма нет?

— Может, нам недостаточно одной неизмененной? — Теперь Гера всматривался в лицо вокруг. Даже те, кто прятал лицо, должны были ответить на взгляд. — Может, пора врачу поделиться своим сыном, а нам принести в жертву джадалу два неизмененных ребенка?

— Ты не посмеешь! — закричала Ма. Она хотела сказать, что у нее есть перемены.

Что Бекир тоже испытал влияние суура, но это уже не имело смысла. Даже тетя Валька не смотрела. Они боялись, а Ма точно знала, что страх убивает разум.

Гера победоносно улыбался. Гриша Сладкий двинулся в ее сторону.

— Только попробуй. — Ма зажала Бекира спиной. — Я вас лечила, мы жили рядом столько лет.

Но это уже были не ее соседи, а испуганные чудовища, засоленные, оказавшиеся в ловушке, где, чтобы выжить, нужно убить другого.

— Ее наука против Бога! — крикнул кто-то из толпы.

— Надо убрать мальчика! — поддержал другой.

Мама не хватила воздуха. Она уже увидела руки.

— Полномочный!

К ним приближался Талавир. В его руках была винтовка.

— У вас здесь праздник, а меня и не позвали, — в его голосе не было угрозы, но толпа притихла.

— Только тебя и ждали. Ты главный гость на Андыре-Шопа. — Гера сложил перед собой руки в древнем молитвенном жесте и неловко поклонился. С его лица, как приклеенная, не сходила довольная улыбка. Ма не понравилось, что бей не испугался Старшего Брата. Толпа с противоположной стороны зашевелилась. Джин и Шейтан двинулись к Талавиру. Гриша Сладкий оставил Бекира и тоже развернулся к Полномочию.

Даже Кебап поставил девочку и устремил взгляд на Старшего Брата.

«Они ждали Талавира», — подумала Ма. Она поздно сообразила свою ошибку. Они решились принести в жертву Полномочного, ни от кого не прячась. Вот почему Саши Бедного нет. Вот почему Гера Серов устроил цирк.

Талавир был целью этого действа.

— Это ловушка, — сказала Ма, но ее никто не услышал.

Толпой пробежала волна. Небо заслонило тень. Ма почувствовала под пальцами шерсть. Это был Ниязи.

— Старшие Братья, — едва слышно произнес взволнованный мальчик.

Ма подняла голову. Над Ак-Шеих простер крылья Птерокса. С его шеи свисала клетка с солдатами. Рядом спускались грифоны. Каждый нос двух Старших Братьев. На спине сидел мужчина. Его белые волосы казались лысиной на фоне яркого меха. Женщина подумала, что только одному стало бы наглости оседлать короля грифонов.

— Ма? — Она почувствовала, как ее дергает Бекир, но не могла пошевелиться.

Разве можно уйти от Белокуна?

Несколько мгновений засоленные на Майдане парализовано наблюдали за Старшими Братьями. А потом началась толкотня. Женщина рядом с Ма вскрикнула, как ворона.

Старик в ушанке — Вася, солдат, один из немногих, кто пережил Вспышки в Ак-Шеих, — поднял плечи, шагнул назад, толкнул женщину с вороньим голосом, наступил на ногу Ниязи и вывалился из круга. Это сработало как катализатор. Кто-то больно ударил Ма в спину. На Майдане началась паника.

Люди ринулись в проходы. Бекир беспомощно замотал головой.

Ма и ребят оттеснили от центра. Под Деревом остался полный героев. стремясь показать кровавое пятно. Но Ма не была уверена, что он ее понял.

Бекир тянул ее за руку, Ниязи плакал, но она не могла сдвинуться с места.

Все развертывалось слишком быстро. С боковой улицы вылетели первые Старшие Братья. Вооруженные дубинками серые фигуры начали вгрызаться в толпу.

Талавир страдальчески посмотрел на дом Серова, в небо на грифонов, снова на Ма и бросился из круга. Гера попытался остановить его, но его сбил кто-то из засоленных. Талавир двигался, как ледокол. Девочка плелась сзади.

Полномочный поравнялся с Ма и закричал в самое ухо:

— Чего стоите? Побежали.

Ма чувствовала себя зверем, которому во что бы то ни стало надо спрятаться. Подталкивая ребят, не разбирая пути, она побежала за Талавиром. Та часть мозга, которой еще не отравил страх, приказывала ей не дурачиться. «Это эффект Белокуна. Ничего серьезного вам не грозит. Испугает, разгоняется по углам, а потом возьмет то, по чему пришел. И не факт, что ты с Бекиром. Действие взвешено. Думай».

Улицу пересекли люди в форме. Мать чуть не врезалась в спину Талавира. В стороне кололо, перед глазами расползлись красные пятна. Талавир схватил Бекира за плечо и толкнул детей в ближайший переулок. Они скрылись за развалинами.

Ниязи высунул язык и пытался отдышаться. Лицо Бекира покрывало пот, а на щеках расползлись красные пятна.

— Куда дальше? — спросила Ма, когда патруль их не заметил и пробежал мимо.

Полномочный залез по насыпи и осторожно высунулся из-за камней. Ма проследила за его взглядом. На Майдане орудовали Старшие Братья. Несколько тел остались лежать на земле. Над одним, как дым, вздымался рой. Старший Брат ударил лежащего, крикнул другому, схватился за предплечье и на мгновение застыл с пустым лицом. Талавир вскрикнул и повторил движение. Ма побледнела. Как она могла забыть о манкуре? Талавир развернул к ней воспаленные глаза.

— Они стягиваются к дому. Ищут меня. Возьми. — Талавир протянул ей винтовку.

— А ты?

— Она мне не поможет.

Ма пыталась понять, что он задумал, но лицо Полномочного было странным, словно он одновременно находился в разных местах. Она поглядела на манкура. Белокун до него добрался, и каждый миг рядом с Талавиром угрожала безопасности Ма и детей. Но она не могла просто так уйти. Талавир не хотел возвращаться к Старшим Братьям, он имел целью другое, и Ма должна была его предостеречь.

— Все спланировал Азиз-баба. Они убили Рябова. А теперь и тебя хотят принести в жертву джадалу. Не ходи в этот дом.

— Это не они, — неожиданно подал голос Бекир. — Я вышел посмотреть на джадала. Была ночь свечения Йылдыз. Прости. — Бекир быстро посмотрел на мать. — Потом я забыл, правда. А теперь, когда в небе появились грифоны, вспомнил, что Рябова оставили под деревом Аслан и Кебап. Но потом за ним пришло оно. — Оно? — переспросил Талавир.

— Да, не знаю, как лучше описать кучу хлама — из того, что я собираю в Деште. его уже не было, а Полномочный лежал мертвый.

— Значит, он там, — пробормотал Талавир, а Ма не могла бы сказать, кого точно он имел в виду.

Ма схватилась за поясную сумку, где-то там был маленький нож, она нуждалась хоть немного в его крови. Ма уже открыла рот, чтобы попросить о последней услуге, но Талавир понял без слов. Он вынул из своей аптечки автоматического шприца и сам набрал кровь.

— Идите, я их задержу. — Он передал Ма пробирку. Его глаза светились нежностью. Да еще никто и никогда на нее не смотрел.

Ма кивнула. Слова растерялись. Она не желала прощаться. Не хотела думать, что видит его в последний раз. Все, что она знала о Старших Братьях, сгорело в свете этого взгляда.

— Ты хороший, не такой, как они, — сказала Ма.

Он сжал ее ладонь в ответ, а потом сделал неслыханное — поднес к губам и поцеловал. Это был жест из давно забытой жизни. Мая привыкла, что прикосновения несли угрозу и совсем забыла, какими мягкими и желанными могут быть чужие уста.

Талавир поднял глаза и облизнул губы.

— Теперь во мне твой суйер.

— Так и есть. Мы еще увидимся, — в ответ улыбнулась Ма. Она в это почти не верила, но о таком не говорят вслух.

Талавир кивнул, махнул детям и выбежал из-за укрытия.

— Должны идти.

Бекир дернул Ниази, смотревшего в спину Талавира, схватил Черную Корову, и они побежали. Улица была пуста. Юрт становилось все меньше, еще немного — и им негде будет прятаться. Смеркалось. Главное — дождаться тьмы, ночью их не будут искать. Ма почувствовала запах Дешту и животных, значит, край села уже близко.

Снова раздались короткие сердитые возгласы Старших Братьев. Это был очередной патруль, обходивший периметр, Ма с детьми выбежали прямо на них. Мужчина в сером скинул руку, что-то прокричал, но Ма не услышала. До него было не больше тридцати шагов. Не думая и не подбирая дороги, она развернула детей и бросилась к единственному большому сооружению.

После бурной бури руины бывшей школы покрыла причудливая растительность.

Камни облепили ядовитый плющ. «Шутка Дешту» могла прятать самые затейливые ловушки, но у них не было выбора.

Внутри было прохладно и даже сыро. Знала, что это иллюзия. Листья уже начали сохнуть. поверхность покрывалась пятнами ржавчины, ствол тускнел и сгибался.

Растение через несколько часов проходило все стадии старения. В большом пурпурном цветке формировался плод. Лоза заскрипела, на пол упал яркий шарик. Плод раскололся, из него утек синеватый сок и сразу прожег бетонную поверхность.

— Ничего не трогайте, — прошептала Ма. Один из корней сполз по камню и попытался коснуться Черной Коровы. Забывайко испуганно зашипел, Бекир оттащил девочку.

— Надо идти дальше. Они нас здесь легко найдут.

— Тебе нужно лекарство. И запасы. Черт, я должна была быть готова. — Мать прижала к стене винтовку, раскрыла сумку и принялась доставать какие-то стаканы и керосиновую горелку.

— Я кое-что взял. — Ниязи сбросил огромный рюкзак. Его мордашка вытянулась. Он был на грани паники. — Дед сказал, что нам нужно уйти из Ак-Шеих. Чтобы найти…

Но я не понимаю.

Мая зажала ему рот и прижала к груди.

— Тс-с, ничего не говори, никому не говори, куда вас отправили, хорошо? Мне нужно несколько минут.

Она отпустила Ниязи и продолжила работу. Работала столь быстро, насколько это было возможно. Дети тихо переговаривались в углу. Препарата получилось мало.

— Если будешь растягивать, хватит на несколько десятков фарсахов. Так далеко в Деште они за вами не пойдут. Затем вы сможете вернуться. — Она передала Бекиру флакон.

— Мы? Пойдешь с нами.

— Нет. — Мая невесело улыбнулась. Азиз-баба был прав: чтобы один ушел, другой должен остаться. Дешт любит честных. Белокун пришел за ней. Если она задержится, то сможет отвлечь внимание на себя, дать детям фору.

За стенами послышались шаги.

— Присоединяюсь к вам позже, — прошептала Ма. — А теперь вы должны идти., как Ма сама стала матерью. устах.

— Атеш, — неожиданно для себя произнесла Ма. — Я знала твою мать.

— Атеш? — недоверчиво усмехнулась Черная Корова. Позади послышались голоса. Мая в отчаянии поняла, что времени совсем не осталось. Она притянула к себе сына, стянула с пальца обручальное кольцо, вложила ему в ладонь, а затем осторожно толкнула от себя.

— Идите.

Он отрицательно покачал головой. В темных глазах собрались слезы. И Ма поняла, что еще мгновение — и сама не выдержит. Она с мольбой посмотрела на Нияз. Мальчик-лисенок схватил Бекира за руку и потащил к выходу. Сын еще несколько раз обернулся, а потом их спрятали заросли.

Ма схватила оружие, которое ей покинул Талавир, перебежала к соседним кустам, чтобы лучше видеть, и передернула затвор. Он звонко щелкнул. Листья зашелестели.

Это была старинная винтовка времен второй Великой войны. Она сомневалась, удастся ли ей выстрелить хоть раз, но думать уже было некогда.

В комнату вошли четверо Старших Братьев, на мгновение остановились, прислушиваюсь к приказу с манкур, и начали проверять периметр.

Ма лихорадочно оценивала шансы. Самое важное — дать детям время. Ее жизнь не имеет значения. Ма прицелилась и нажала на спусковой крючок. Плечо вывернуло назад. На мгновение все застелило дымом. Ма подумала, что промахнулась. А потом увидела красное пятно, расползавшееся на животе Старшего Брата, и едва успела пригнуться от ответных выстрелов. Ее обдало острыми обломками. Ма бросилась к покрытой лианами груде камней. В голове был шум. Ее что-то ударило в сторону и отбросило к стене. Попали. Бедра залила кровь. «Печень, — подумала Ма. — Минут двадцать». В голове пульсировала единственная мысль — надо дать детям убежать.

— Эй, я знаю, что вы меня слышите, Гавен Белокун. Это Мария Дорош, это я сожгла вашу чертовую Станцию через год после Вспышек. Приходите сами, а не прячьтесь за спинами этих ничтожеств.

Ма снова выдвинулась. Мужчины замерли. Манкуры передавали послание.

Она воспользовалась паузой и попала в яркий плод, висевший прямо над головой Брата. Сок мгновенно разъел шлем. Брат выскочил, как пораженная свинья, и повалился на пол в тщетных попытках содрать одежду. Через мгновение он утих. Выстрелов в ответ не прозвучало. На мгновение Ма почувствовала облегчение: Белокун хотел получить ее в живых. Но она знала, что это невозможно. Ма поглядела на кровь, заливающую бок. Перед глазами расползались желтые круги. Неуверенной рукой она нащупала сумку и вытащила подарок Саше Бедному.

— Приказываем сложить оружие и не сопротивляться. Только так вы останетесь в живых, — наконец закричали Старшие Братья.

— Захлебнись водой, двуглавые идиоты! — Следующую фразу она сказала только для себя: — Чтобы Бекир убежал, я должен остаться здесь. Дешт любит честных.

Так что я остаюсь.

Бомба, подаренная Сашей Бедным, напоминала яйцо с делением посередине.

Ма раскрутила его и услышала тиканье. И вдруг вспомнила, чем был этот предмет вспышки — кухонным таймером. Их использовали, когда хотели измерить точное время приготовления блюда. Она хотела бросить бомбу в Старших Братьях, но возле нее на пол что-то упало и зашипело. В комнате потемнело. С лиан поднялись клубы дыма. В горле запекло. Ма закашлялась. К ней подошли Старшие Братья. За их спинами вырос третий. Из-под дыхательной маски торчали белые патлы Белокуна.

— Нашел. — Мая улыбнулась, почувствовала на губах соленую кровь и подумала, что все в Деште начинается и заканчивается солью. Бомба в ее руке завибривала, раздался «Би-и-ип!» — и мир разорвало вдребезги.

11 Движение — в исламе высшая часть человеческой души. У суфиев движение — синоним «перворазума», «первообразование».

12 Нефс — в исламе «животная» душа человека, являющаяся средоточием всех негативных качеств и эмоций, свойственных людям и джинам.

Загрузка...