Дом Соли [машинный перевод]

Талавир. Путь засоленного

— Лантух с навозом!.. Ты не заслуживаешь скорой смерти. И в конце концов сойдешь с ума от боли.

Ты не спасешь ни юношу, ни себя. Всех вас поглотит тьма джанахата!

— Не понимаю, почему ты так боишься, что твой брат назовет судный день? — Талавир положил в рот кусочек сушеного мяса и подставил лицо маленькому другу. Ветерок приятно холодил. А тень от скалы защищала от палящего розового солнца. — Ты бы прижилась в аду. Смогла бы мучить грешников проклятиями.

— Дурак! Когда ты умрешь, весь Дешт, весь мир накроет тьма. Все погибнут, — не унималась ведьма.

Талавира подмывало дать ответ, но он промолчал. Дни совместного путешествия показали, что Амагу лучше всего успокаивает. А вот ярость, напротив, подпитывает злого духа. Иногда он чувствовал и Таргу как дыхание воздуха в затылок или едва заметный щекот на кончиках нервов. Это случалось тогда, когда Талавир видел особенно поразительные картины: закат, переливчатое сияние Йылдыз, молнии в дальней буре или передвижение животных мертвым Дештом.

Талавиру хотелось верить, что Тарг сопротивляется темноте, что именно он не дает его телу окончательно развалиться. Но ведь талавир умирал. появляться на других участках кожи. так же разъедает внутренние органы, ему захотелось снова услышать Амагу. По крайней мере, ее голос заглушал другие мысли.

— Албасты сказала, что Бекир не тот, кто тебе нужен.

— Тогда почему мы не летим за нужным ребенком? — раздраженно сказала ведьма. — Мы летим. Просто и Бекир идет к Матери Ветров. И мы следим, чтобы он не сбился с пути.

Талавир положил в рот последние мясные крошки, сжал зубы и отодрал от кожи на бедре соль. Грифон заметил движение и, словно голодный птенец, разинул клюв. Талавир швырнул в открытую пасть окровавленный кусок. Если так пойдет дальше, Талавир превратится в оббеленную тушу. Даже Амага не знала, сколько еще он продержится. Талавир прищурился и посмотрел вдаль. Со скалы, где они остановились, Дешт просматривался на несколько фарсахов. Акинджии стали черными пятнышками на горизонте. Талавир размышлял, не стоит ли ему подняться в небо, чтобы не потерять из виду караван. А главное, чтобы и они не забывали о его присутствии.

Он с удовольствием вспомнил страх в глазах Саши Бедного, когда они встретились впервые после Ак-Шеих. Конечно, акинджий знал о намерении безумного Геры Серова скормить Талавира джадалу. Если бы он знал, что, несмотря на желание, это было нереально. Талавир должен был держаться от Бекира как можно дальше. Амага мечтала получить тело мальчика для своего демонического брата., зуд в кончиках пальцев, трем в мышцам, которые уже начали сокращаться, чтобы схватить Бекира. Только адреналин, запущенный страхом, заставил Талавира встать, залезть на грифон и убегать. Чем дольше дух ведьмы оставался в его теле, тем крепче они сочетались. Она, как опухоль, прорастала в его сознании.

Талавир приложил ладонь к глазам, посмотрел в степь и нахмурился. Караван миновал, и из-под земли вынырнула темная точка. Сначала показались блестящие желваки, а потом уродливая в своем одиночестве клешня, обрубок второй дернулся, словно тоже представлял угрозу. Ракоскорп вытянулся, словно новорожденный, стремящийся вылезти из лона матери, огляделся и снова скрылся в невидимой норе. Уже несколько дней он шел за акинджиями. И Талавир мог поклясться, что это тот самый ракоскорп, которого он встретил у кургана Кара-Меркит, когда его поцеловал дух с золотой маской, а к голове пробралась взбалмошная ведьма.

Ракоскорп был вполне реальным, хотя его поведение отличалось от всего, что о них читал Талавир на Матери Ветров. Они держались своего ареала. И уж точно не преследовали жертв: были слишком тупыми для этого. Ракоскорп, как и Талавир, сохранял дистанцию: не нападал, но и не отставал от акинджиев, будто тоже наблюдал за мальчиком. Грифон его заметил, вытянул шею и тревожно забил крыльями. Ракоскорп не входил в его рацион, однако Симург был готов на него напасть. Сказывалась нехватка пищи, вызванная хаотическими суерными бурями. Они свирепствовали сильнее, чем когда-либо, мешая птицевой охоте. Амазе, а может быть, Таргу, удавалось спасать их от стихии. А Талавиру оставалось только наблюдать за разрушительными последствиями бурь. На днях он видел превращенных в глиняные фигуры копеек, застывших с вытянутыми мордами и вросшими в землю лапами. Блеск суету на их спинах свидетельствовал о том, что буря прошла совсем недавно. Грифон затосковал, когда увидел, во что превратилась его потенциальная добыча. Если так пойдет дальше, грифон начнет голодать. И даже лакомство — кровавая соль из его тела — не поможет.

Талавир отодрал еще один ломтик из своего тела и бросил птицу, а когда поднял глаза, то увидел, что небо на севере потемнело. Это произошло мгновенно, словно на суерный купол с той стороны накинули покрывало. Талавир вскочил на грифон и приказал лететь. Он должен был снова предупредить о буре. Желание защитить детей стало фанатичным. Это чувство он делил с Амагой, хотя конечные цели у них были разными: она хотела сохранить тело Бекира для брата, а Талавир — обезопасить парня от алчных посягательств ведьмы и бурь. Кроме того, он боялся, что караван просто не дойдет до Матери Ветров. Даже Саша Бедный, несмотря на все его амулеты, не знал, что делать с новым безумием, охватившим Дешт. Годами выверенные приметы не работали, бури возникали подряд, мгновенно разворачивались или исчезали быстрее, чем они могли спрятаться. Вот и сейчас пылевой занавес словно вырос из-под земли, соединился с темными тучами в небе и подвинул на караван.

Амага отчаянно закричала.

— Разворачивайтесь! За вами буря, — прокричал Талавир, кружа над ними. Черная Корова приветливо помахала, будто не заметила опасности. Она сидела впереди Шейтана. Бекир, который сегодня ехал с Джином, поднял руку, словно и себе хотел поздороваться, но жест погас по дороге. Саша Бедный недовольно посмотрел туда, куда показывал Талавир.

— Проскочим, — прохрипел акинджий. — Из-за твоих разворотов мы уже потеряли два дня.

— Зато головы сохранили. Не дури, я видел хвост. Он заворачивает в вашу сторону.

Каждый раз повторялось то же самое. Талавир словно уговаривал Сашу Бедного спастись от бурь. И каждый раз Саша Бидный делал вид, что это его личное решение.

Если бы мог, Талавир охотно оставил бы акинджию глотать песок.

— Спаси детей, ты этого хочешь? — вмешалась Амага. Она почувствовала ярость Талавира, как акула — кровь. — Забирай их на грифон и лети.

Так легко было поддаться искушению. Увести детей в безопасное место, вернуться в Белокун, попытаться найти другое тело для Тарга — ребенка, о котором говорила большая мать из пещеры. Даже Амага соглашалась обменять Бекира на другого ребенка, главное найти вместилище для Тарги. Освободиться от духов, спасти себя, а может, и Ма. Разве велика цена — жизнь незнакомого ему ребенка? Талавир поймал смущенный взгляд Бекира и приказал Симургу подняться в небо. Правда была в том, что он не хотел отдавать на растерзание джадалу ни душу.

На земле, несмотря на усиливающийся ветер, разгорелся спор.

Марш истощил акинджиев. Саша Бедный позволял останавливаться всего на несколько часов. Скифянка что-то кричала, размахивала кнутом и показывала в сторону, куда призвал идти Талавир. За ее спиной щурился Ниязи.

Небо на севере стало грязно-красным. Как огромная лапа, по земле потянулось пылевое облако. С северо-запада начал вытягиваться вихревой хвост.

В его темном нутре вспыхнули первые молнии. На голове Саши Бедного поднялись наэлектризованные пряди. В носу защипало пыль и суету. Наконец акинджий отдал приказ отправляться. Талавир увидел, как он махнул пятнистой от язв рукой, и только тогда заметил, что Черной Коровы нет рядом с Шейтаном. Он снизился, пытаясь разглядеть девочку. Шейтан закричал и запрыгал в седле, привлекая внимание Черной Коровы, которая не спеша возвращалась от засохшего тамариска. Видимо, девочка воспользовалась спором, чтобы сходить к ветру. Но не рассчитала скорость развертывания бури. Черная Корова удивленно развернулась к пыльной стене, мгновенно остолбенело наблюдала за хвостом бури и наконец под общие крики побежала к тулпару. Никто на земле не заметил, как под ее пятками сдвинулась земля. Она едва успела устроиться позади Шейтана, когда в шаге от тулпара встал ракоскорп. Он вылез из земли почти на весь корпус и угрожающе развел клешни. Тулпар испуганно вздрогнул.

Шейтан потянул за вожжи, пытаясь усмирить животное. Черная Корова вцепилась в его спину, пытаясь удержаться в седле. И вдруг что-то случилось с ее руками. Из-под пальцев закурился дым. Ладони охватил огонь. Но на лице Черной Коровы не было боли, только растерянность и чувство вины, как у ребенка, навредившего в присутствии взрослого. Шейтан удивленно развернул голову.

Это движение окончательно запутало тулпара. Животное не удержало равновесия и завалилось на сторону. Сквозь шум бури Талавир услышал крик Бекира.

Ракоскорп, словно только этого и ожидал, ринулся наперерез Бекиру.

— Буря! — заорала Амага внутри Талавира.

От ее крика голову пронзила боль, но для Талавира больше не существовало ничего, кроме решительного лица Бекира и ракоскорпа, готового вцепиться в мальчика. Он направил Симурга на земляного членистоногого. Бекир упал от взмаха крыльев и чудом не попал под острые когти птичьего. Мальчик отполз, а грифон несколько раз дернул по голове ракоскорпа. Ветер становился все сильнее, Талавир едва держался на спине грифона, ракоскорп не стал драться, а быстро зарылся в землю. Акинджии подобрали детей, закинули на тулпаров и со всех ног поскакали от бури. Глаза Талавира забивал песок. Он слишком поздно понял, почему они убегали на юго-восток, вдоль бури. А когда увидел хвост и приказал грифону набирать высоту, уже было поздно. На него упала стена пыли и песка.

— Он проснулся!

Талавир открыл глаза и увидел над собой Черную Корову. Преодолевая боль, Талавир оторвал соль и приник к отверстию. Теперь их вода будет с его кровью.

Акинджии расположились станом у древней хижины, которая была сложена из откуда-то добытой скальной породы, а не из известняка, как большинство руин в Деште, и может, поэтому до сих пор выдерживала бури. Стены покрывал налет блестящей пыли, кое-где в щелях виднелись корни и стебли давно высохших растений, из уголков тянуло мочой и падалью. На полу белели припорошенные кости. В Деште были места вроде пустынных оаз, которые годами оставались на месте, несмотря на бури, поэтому служили защитой и временным пристанищем для путешественников. Иногда возле них разрастались селения, но чаще кладбища. Может, потому бурные бури их и не трогали: суер не любил мертвое.

Талавир прокашлялся и хрипло, визжа соль, спросил:

— Как я здесь оказался?

— Тебя принес грифон. Прямо в когтях. Взял и бросил нам под ноги, — с готовностью ответила девочка, потом улыбнулась, вылила каплю воды себе на ладонь, достала из болтавшегося на поясе мешочка щепотку порошка, что-то замесила и нанесла мазь на губы Талавира. Холод прикосновения погасил боль.

— Твои руки? — Талавир перехватил ее ладонь, вспоминая, как в начале бури они вспыхнули. Следов от ожогов не было.

— Руки? А, да. Дар Учан-Су — Воды Жизни. Не переживай. Они вспыхивают, только когда мне очень страшно или я очень на кого-то сержусь. — Девочка наклонилась чуть ниже и снова улыбнулась. — В общем, я сама не очень знаю, как оно работает.

Снаружи потянуло вареным мясом. И Талавир невольно проглотил слюну.

— Обед почти готов, — радостно сказала Черная Корова, наблюдая за движением его кадыка, а потом неожиданно вскочила на ноги и замерла. В пропасть в стене кто-то вошел.

— Мы не бросим его здесь, — сказал Бекир. Талавир не сразу понял, к кому он обращается, пока не увидел тучную фигуру Саши Бедного. Они не заметили, что он пришел в себя, а девочка сделала знак молчать.

— Тулпар Шейтана заслаб, — прохрипел акинджий. — У нас нет места.

— А куда вы дели моего грифона? — Талавир встал на локтях, наблюдая за тем, как скинуло лицо акинджия. Он, должно быть, и не надеялся, что тот проснется. В голове запульсировала боль. Амага почувствовала близкое присутствие Бекира.

— Они его прогнали. — Из-за спины Бекира выглянул Ниязи.

— Грифон набросился на одного из тулпаров, меховую птичку.

— Потому что Симург был голоден. — Черная Корова подняла к Саше Бедному обе руки.

— Эй, тише там со своими руками. Вернется ваш грифон.

— А если нет, Полномочный может уехать с Близнецами, — твердо сказал Бекир. Он явно завершил спор, начавшийся еще за пределами убежища.

Трубки на маске Саши Бедного издали резкий, недовольный хрип, но акинджий промолчал, признавая решение Бекира. Но не только это удивило Талавира, его поразили произошедшие с мальчиком изменения. Он и раньше заметил волосы на когда-то лысой макушке, но теперь чуб Бекира достиг ушей. Талавир потер свою щеку. Щетины не было, а под пальцами захрустела соль. Раньше рост волос служил измерителем времени, но в Деште даже этот ориентир испортился.

Длинные волосы дополнило упрямое взрослое выражение. В голосе Бекира больше не было страха перед акинджием. С того, как парень посмотрел на девочку, а потом на Сашу Бедного, Талавир понял почему. После того как Черная Корова продемонстрировала свой дар, расклад сил снова изменился. Теперь Саше Бедному было не так просто скрутить детей и закинуть за седла, чтобы силой отвести к Матери Ветров, теперь он был вынужден договариваться. Но дело было не только в этом. В глазах Бекира появилась мрачная решительность. Он знал, куда его ведут, и был готов к этому. Спокойное, хоть и бледное лицо парня, неожиданно придало Талавиру сил. Если Бекир готов принять свою судьбу, то он сможет покончить с сомнениями. Талавир потер золотую бляшку на лбу и чуть ли не впервые за долгое время взглянул мальчику в глаза. Бекир выдержал взгляд и сел напротив. В убежище внесли бронзовый котелок с ароматным вареньем. Близнецы подсунули под зад Саше Бедному складной стульчик. Последней зашла Скифянка, вытерла руки от крови и наклонилась к котлу — оценить, во что превратилась ее добыча.

Это был круг мира, общая еда означала переговоры.

— Ты идешь на Матерь Ветров, чтобы обменять мальчика на врача, но почему ты уверен, что Белокун тебя не обманет? — спросил Талавир Саша Бедный, когда все по очереди окунули пальцы в шурпу и вытащили по куску странного мяса. Чтобы поесть, акинджий снял маску, и теперь сквозь отверстия в щеках было видно, как желтые зубы перетирают жилистые куски.

— Он мне виноват, — голос бея акинджиев без маски звучал необычно.

— Ты для него уродина. Не человек, Саша. Все равно что тулпар. Вот ты стал бы торговаться с тулпаром? Просто взял бы то, что он принес, и все.

Саша Бедный уставился на Талавира злые желтые глаза.

— Теперь ты тоже для него уродина, птичка из хлама.

— Я тоже, — согласился Талавир. — Потому и говорю: никакие договоренности с Гавеном Белокуном не стоят бумаги, на которой они написаны.

— Вижу, у тебя есть свое решение? — Саша Бедный крякнул, однако не смог скрыть горечь., что бей акинджиев не таков.

— Мы можем отразить Ма. У нас есть грифон и огненные руки Черной Коровы.

А тебе он позволит подойти поближе, чем кому-либо.

— Что ты надумал, мешок с навозом? Напасть на Матерь Ветров? Вот как ты хочешь умереть? И все для того чтобы не отдать нам с Таргом тело ребенка? — заорала в его голове Амага.

Ведьмина правда. Долгие часы в небе над Дештом он думал, как подороже продать собственную жизнь.

Единственное, что его останавливало — страх подвергнуть детей опасности. Но после того, как он узнал об умении Черной Коровы, в душе взвилась надежда. Он получил шанс воплотить отчаянное желание: перед смертью уволить Ма и отомстить Белокуну.

— Ты сумасшедший, — засмеялся Саша Бедный и ударил Бекира в плечо, призывая присоединиться к шутке.

Парень даже не моргнул. Черная Корова захлопала в ладоши и радостно, словно решение уже было принято, воскликнула:

— Прекрасная идея, почему мы раньше об этом не подумали?

На мгновение над группой воцарилась тишина.

— Что ж, можем и подумать, — процедил Саша Бедный сквозь искалеченные зубы. — Только завтра.

— На, — Шейтан стукнул Талавира в сторону и протянул трубку.

— Нет, не люблю этого. — Талавир попытался отодвинуть руку Шейтана.

— Ты в кругу мира — отказываться невежливо.

На безобразном лице Саши Бедного возникла отвратительная улыбка. Талавир подумал, что его кожей можно пугать детей, но трубку взял. Решил, что от нескольких затяжек ничего не произойдет. И это было ошибкой.

— Поднимайся! Вставай, кому говорят, — его тряс Саша Бедный.

Было темно, и Талавир никак не мог понять, чего его будят ночью. Он попытался подняться и чуть не упал от порыва ветра. В голове стоял туман. На ватных ногах Талавир вышел из укрытия. Он не помнил, как уснул. Ужасно хотелось пить, рот словно склеила солено-пряная вязкая слюна. Он вспомнил, что накануне курил Иушан. Акинджии и дети уже забрались на тулпаров. Только Бекир все еще стоял на земле. Не было Скифянки. Талавир замотал головой в поисках Симурга, но грифон так и не появился. И это было удивительно: спасти от бури, принести к акинджиям и просто исчезнуть. Закрывая глаза от песка, Талавир поглядел в небо. Но это было все равно, что заглядывать в пасть к чудовищу.

Грифон исчез.

— Садись к Джину, — Саша Бедный пытался убедить Бекира ехать. — У меня самый сильный тулпар, я его заберу. — Акинджий указал на Талавира.

— Иди, буря уже совсем над нами, — кивнул ему Талавир и вцепился в протянутую руку Саши Бедного.

Бекир недоверчиво покосился на акинджия, но то, что ладони Саши Бедного и Талавира уже соединились, его успокоило. Талавира не покинут на произвол судьбы.

Парень залез на тулпара и быстро исчез в стене песка.

— Ты ведь не думаешь, что я уберу тебя с собой? — Саша Бедный с силой оттолкнул Талавира. Но Талавир уцепился, как ракоскорп.

— А ты не думаешь, что я дам тебе так просто уйти? — Талавир потащил его на себя. Акинджий свалился с тулпара, но не упал, умело приземлился на широко расставленные ноги и выхватил нож. Он словно ожидал именно такой реакции Талавира. — Ты что-нибудь сделал с моим грифоном? Он не мог просто так убежать. — Надо было лучше кормить.

Талавира поразила животная ярость, пылающая в глазах Саши Бедного. Его мозг закрывала кровавая пелена ревности. Талавир его недооценил, решил, что акинджий подумает над атакой на Матерь Ветров или использует его для торговли с Белокуном, но Саша Бидный был готов пожертвовать всем, даже рискнуть собственной безопасностью, чтобы расправиться с соперником. Акинджий сделал выпад. Талавиру едва удалось увернуться. Лезвие ударило о металл, выбивая искры. Боли не было, но когда Талавир посмотрел на свою руку, увидел кровь и след от оторванной соли.

— Ты приманил его моей кровью? — Талавиру вдруг стало весело. — Но тебе это не поможет. Что-то вцепилось ему в ногу.

— Не только грифона, — прокричал Саша Бедный, отступая назад. Его брови выгнулись в довольной гримасе. Бей хотел его убить, — в этом Талавир не сомневался, — но знал, что не сможет этого сделать, так что просто тянул время. — Не надо было курить столько уха. Твоя кровь — ценный товар. Я должен и тебя выставить на продажу.

Но нет, Ма достанется только мне.

— Лживое дерьмо. — Талавир попытался освободить ногу от неожиданной ловушки. Ветер усилился и швырнул ему в лицо очередную порцию пыли.

Отплевываясь, вытирая глаза руками, он наконец разглядел, что у него вцепилось. Из земли торчала единорогая голова ракоскорпа. Клешня, как открывалка, застряла в броне на икры. Ракоскорп тянул, пытаясь то ли уволиться, то ли затащить Талавира в свою нору. Боль перерезала мышцу. А с ним из наркотического тумана, все еще застилавшего сознание, вырвалась Амага и зашлась в древнем боевом крике. Земля вздрогнула от молнии, гром почти победил вопль ведьмы.

— И чего ты никак не отстанешь?

Талавир сомкнутыми кулаками, как кувалдой, ударил по голове ракоскорпа.

Уже не имело значения, кто победит. Их ждет одинаковый конец. Как дьявольская корона, над Талавиром поднялся гигантский вихрь Обур-куртки.

Он недооценил Сашу Бедного. Источенный суетой мозг акинджия рассчитал правильно. Ему удалось обмануть Бекира, загнать Талавира в эпицентр пятидесятипроцентной бурной бури и скрыться. Все еще пытаясь сбросить с ноги ракоскорпа, Талавир не без самоубийственного удовольствия подумал, что Старшие Братья тоже попадут в ловушку. Сколько раз Руф называла чудовищ слабоумиями, ошибками природы, не способными на осмысленные действия. Что бы она сказала сейчас? Талавир уже почти ничего не видел, обломки двигались на его коже, словно старались лучше защитить от стихии. Ветер забивал даже голос Амаги. Обур-куртка приближалась. Только тот, кого любит Дешт, способен пережить бурю такой силы. Талавир накрыл голову руками и присел к ракоскорпу, стараясь закрыть их обоих. "Может, и пронесет", — с надеждой подумал он и вдруг почувствовал, как и вторая нога потеряла опору. Ракоскорп воспользовался его благородным жестом и наконец затащил Талавира в свою нору.