Дом Соли [машинный перевод]

Талавир. Засоленные женщины

Талавир встал, потер ушиб и ощупал конечности. Похоже, обошлось без переломов. Комбинезон порвался, кожу покрывали ссадины, голова гудела, а из царапины на скуле сочилась кровь. Но Манкур был на месте.

Талавир огляделся. Солнце уже начало садиться. Вокруг краснела пустыня. Совершенно ровная и мертвая. Никакой тени или следа живого существа. У подножия кургана, куда он свалился с Птерокса, притаилось несколько кустов кермека. Костная ящерица — кесератка — сверкнула глазами и исчезла в норке под корнями. Талавир подумал, что нужно запомнить ее тайник. Он не имел представления, как далеко от Ак-Шеих, а запасов воды надолго не хватит. В случае чего придется сгрызть кесератку. В нескольких шагах от места падения он нашел винтовку. Нацепил на плечо и развернулся к кургану.

Это был крутой холм. Талавир прикрыл глаза от косых лучей. На вершине просматривалась какая-то постройка. Он отпил из фляжки, поправил аптечку и поднялся вверх. Кажется, прошла вечность, прежде чем он очутился на ровной площадке.

Лицо заливал пот. Талавир протер глаза, но картинка не изменилась. На вершине кургана стоял шатер. И он точно не видел его из Птерокса, но узнал с рисунка на карте Мамая.

Он обошел шатер по кругу. Оно было таким же реальным, как и курган.

Выцветшую ткань украшала вышивка — вышитые золотом олени, грифоны, свернутые в кольцо барсы. Весь периметр под крышей занимала сцена сражения.

Всадники поднимали луга, пешие короткими мечами, мертвых затоптывали лошади. украшали крышу шатра. На шпиле болтался человеческий череп. женские руки, а затем и обладательница шатра. Последние лучи коснулись идеальных изгибов.

Талавир не сразу заметил, что на ней была полупрозрачная туника. Голову женщины украшал высокий колпак, украшенный блестящими бляшками. Лицо прикрывала золотая маска. В яремной впадине краснела точка. «Дивовира», — с удивлением отметил Талавир.

Женщина пропустила его внутрь. В шатре горели масляные лампы. Пахло пряностями, тленом и сырой землей. Талавир подумал, проходил ли Рябов по этому же пути, и потянулся к ее маске. Темные блестящие глаза в прорезях сузились.

— Кто ты? — спросил Талавир.

Холодные, словно колодезная вода в жару, коснулись его губ, спустились по шее. В голове взорвалась сотня неожиданных фантазий. в этот момент Талавир почувствовал адский холод. Винтовка сползла с плеча. Свет из его рта начал перетекать к ее разверзшимся губам. он нащупал какой-то предмет в кармане и из последних сил прижал к ней рота. Это была монетка Ханум.

На мгновение вся маска стала прозрачной, и он разглядел жесткие точеные черты. Она была божественно красива, и эта красота могла принадлежать только демонике. Женщина схватилась за шею, закашлялась и словно отблевала жизнь Талавира обратно ему в горло. С каждым спазмом ее лицо менялось. Морщины разъедали кожу, она старела, утончалась, покрывалась пятнами, пока не превратилась в скелет. Курган затрясся. Земля под ногами Талавира покрылась трещинами.

Пустая туника упала в открытую яму. Почва стала обваливаться, шатер съезжал в яму. Талавир подобрал винтовку и бросился наутек.

Сломя голову скатился вниз. Отполз и посмотрел на курган. Тот снова превратился в невозмутимый земляной холм. На вершине не было и следа шатра. Талавир облизал губы, до сих пор ощущая дыхание демоницы и соль. Он чувствовал себя таким истощенным, что уснул сразу, как только отдалился от кургана.

Ему снова приснился Рябов. М-14 появился из темноты, сел рядом и что-то беззвучно заговорил. Под утро Талавира разбудил дрожь земли.

Отпил из фляги, потер застывшие мышцы и попытался сориентироваться, как линза.

— Йылдыз — затянуло облаками. В предрассветных сумерках ему померещилось движение. У подножия кургана зашевелилась земля, а затем на фоне темно-розового неба показалась голова ракоскорпа. Одна из клешней была обрублена, как ветка на старом дереве. Животное повернулось к Талавиру, словно только его и искало.

Талавир не стал ждать. Ракоскорпы могли передвигаться по земле. Обычно людей не атаковали. Но Талавир решил не рисковать и побрел в противоположную кургану сторону. Еще несколько раз он видел несимметричную голову ракоскорпа. Он не отставал, но и не приближался. "Ждет, пока я загнусь, чтобы потом поживиться падалью, — подумал Талавир, — а Белокун даже не узнает об этом". Манкур во лбу чесался, но Талавир не чувствовал чужого присутствия, о котором предупреждала Сфена. Талавир остановился и прижал ладонь ко лбу. На горизонте показалась фигура.

Она ему понравилась еще меньше, чем ракоскорп.

Это был огромный мужчина в остроконечном капюшоне, полностью скрывавшем лицо. Велет волочил по земле гигантский тесак. За ним вышло еще несколько человек. У одного были длинные висящие уши, другой пригибался к земле под тяжестью ноши, последней шагала женщина.

— Стой где стоишь! — воскликнул Талавир, указывая на винтовку. — Я Полномочный Старших Братьев с Матери Ветров. Я буду стрелять! — Велет на мгновение остановился и наклонил голову, словно пытаясь понять слова. Они не произвели впечатление. Тесак снова заскрипел, оставляя позади себя борозду.

— Не надо! — прокричал другой голос. — Ксяба кровь, стой на месте! щеках появились угрожающие багровые пятна. свидетельствовали о давней болезни. Землистую кожу покрывали старческие бляшки, гнойники и грязь.

На спине у старика, как рюкзак, сидело мелкое синюшное существо. В другой жизни она могла быть ребенком.

Старик остановился на расстоянии нескольких шагов, неуклюже скрестил руки, коснулся плеч, поправляя ношу, и расправил правую руку. Так здоровались только Старшие Братья или те, кому было позволено. Талавир опустил винтовку. Старик похлопал по карманам огромного пиджака и что-то достал. В его ладони сверкнула продолговатая металлическая дощечка — ярлык Старших Братьев.

— Поздравляю тебя, уважаемый Брат. — Старик наклонил голову. Он прилагал усилия, чтобы произносить слова правильно. Уроды говорили суржиком из киммерицких и давно забытых слов из материка. На Матери Ветров их понимали.

Более того, слова из Дешту непрестанно проникали в язык Старших Братьев. Но все равно язык чудовищ считали ложным и второсортным. — Прошу прощения за Кебапа, — продолжил старик, — пусть заберет его лета Дешт. Он должен был неподвижно стоять, пока мы придем. Но есть кизяки в голове! Меня зовут Гера Серов, я официальный бей этого места, вожделенного оазиса по имени Ак-Шеих. Как тебя называть, уважаемый Брат?

Талавир наконец-то поставил винтовку. По фарсам от них в суерном мареве можно было разглядеть приземистые здания. Он мог поклясться, что раньше их не видел. Интересно, не исчезнут ли они, как шатер?

— Я Талавир. — Он посмотрел на Ак-Шеих, но постройки остались на месте.

— По велению Языка и по приказу главы Матери Ветров Гавена Белокуна я прибыл расследовать смерть Старшего Брата Рябова. — Он достал свой ярлык.

Пока говорил, Серов не сводил с него глаз и перешептывался с синим чудовищем за спиной. Талавир услышал: «Еще один? Что это значит? В конце концов, бей подбил ношу, словно там был мешок, а не живое существо, улыбнулся желтыми гнилыми зубами и затараторил:

— А мы все думали, кто это посетил нашу добрую землю жизни. Аслан сказал, что видел кого-то. — Гера развернулся к мужчине с головой мула и постучал себе по виску. — Я говорю: кого, олух? Кого ты мог бы видеть у Кара-Меркита? А он говорит: мужчину в белом. А я говорю, разве уродина из кургана пропустит мужчину?

— Вы говорите об этом кургане? Я видел там женщину, кто она?

— Видел? — Гера удивленно пригнулся. Илогоголовый сделал жест, словно что-то перед собой рассыпал. — Сукуб, проклятая баба, охотится за мужчинами. До Вспышек был себе могильник, как много здесь. Лежала там какая царица. Покойный дед моей жены Олечки здесь копал. Сокровище нашло, — похвастался Гера. — А после Вспышек баба из кургана взбесилась. Ты первый, кто ее видел и остался в живых. — Гера облизал синюшные губы и спросил, словно о девке из публичного дома: — Какая она из себя?

С ними сравнилась высокая мускулистая женщина. У нее была короткая неровная прическа, словно стриглась ножом. Лоб и веки женщины покрывала цвет цвета обожженного кирпича. Так часто делали засоленные, чтобы хоронить язвы, но ее лицо было чистым. Несмотря на жару, женщина носила куртку с закатанными рукавами. Под ней виднелась простая холщовая рубашка. На крутых бедрах висела поясная сумка.

Ноги были обуты во сбитые солдатские ботинки. Она потерла штаном о холош, заметив взгляд Талавира.

— Красивая, — пробормотал он.

Талавир поднял глаза и поймал внимательный и слегка ироничный взгляд женщины. Она будто пыталась понять, видела ли его раньше.

— Средство связи. — Рука машинально потянулась ко лбу.

— Мать Ветров всегда следит за своими песиками, — насмешливо ответила женщина. Гера Серов стрельнул в ее сторону взглядом. В нем было нечто большее, чем гнев. «Угроза предостережение?» — подумал Талавир.

— Суер делает женщин в Деште непокорными. Извини за это. Тебе удалось вырваться от суккубихи из Кара-Меркита. — Бэй усердно протянул ему заиленную пластиковую бутылку.

Женщина презрительно фыркнула. Талавир открутил пробку и понюхал маслянистую жидкость. Поделиться водой в Деште — проявить уважение, отказаться — нанести оскорбления. Талавир сглотнул. Вода оказалась вкусной и прохладной, как только из источника. Он пришел в себя, только когда выпил хорошую половину бутылки.

— В моем доме есть очиститель, — довольно похвастался Гера, встряхнул полупустую бутылку, словно показывая, сколько воды выпил Полномочный, и спрятал ее в карман.

— Ты еще кого-то видел в Деште, Полномочный, кроме соблазнительницы из Кара-Меркита? — спросила высокая женщина.

— Кроме демоницы из могильника, никого.

— Это Ма — наш официальный врач, — наконец представил женщину Гера. — Ее сын Бекир любит нарушать запреты и слоняться Дештом.

— Иногда ходить Дешком безопаснее Ак-Шеих, — ответила Ма.

То, как сверкнули ее глаза, заставило Талавира подумать, что она намекнула на Рябова. Он уже хотел спросить, но Гера опередил его.

— Старшего Брата Рябова забрала буря. Обур-куртка. Не повезло. С каждым могло случиться. — Синее чудовище за его плечами подпрыгнуло и оскалилось. Но Ма даже не заметила. — Тебе известно не хуже меня, Ма, Путь бур знает только Бог Вспышек. Ты видела тело.

Талавир посмотрел в лучистые глаза. Женщина не отвела взгляд, а потом вздохнула и согласилась.

— Бури невозможно спрогнозировать. Потому я и переживаю за сына. В Деште буря может начаться в любой момент.

— Я бы хотел на него посмотреть, — завороженно вглядываясь в ее глаза, сказал Талавир.

— На моего сына?

— На тело Рябова.

— Посмотришь-посмотришь. — Гера согнулся еще ниже и показал на поселок.

— Но тебе стоит отдохнуть, показаться нашей ведьме. Если суккуб тебя коснулась, только она поможет. — Бэй сделал едва заметное движение головой, словно это был упрек в адрес врача.

— Рябов тоже шел по этой дороге? — спросил Талавир.

— Что? Нет! — хрипло рассмеялся Гера. — Его привел Саша Бедный — акинджий. А он знает, что против Кара-Меркита лучше не ходить.

— Где сейчас этот Саша?

— Еще в Деште. — Гера снова двусмысленно посмотрел на Ма. — Но скоро у нас Андир-Шопай, праздник. Они точно будут. Приведут жертву.

— Андыр-Шопай — праздник жертвоприношения. Тебе повезло, Полномочный, увидеть такое своими глазами, — уточнила Ма и посмотрела сквозь его плечо в Дешт. На мгновение между ее бровями появилась болезненная морщинка.

— Может, нам следует поискать твоего сына?

— Что? — Глаза Ма сверкнули, словно он предлагал юношу на Матерь Ветров. — Я покажу тебе тело.

Она резко повернулась на пятках и двинулась в сторону Ак-Шеих.

Через несколько шагов под ногами стало больше камней. В мелкой гальке Талавир начал замечать битые стекла, остатки пластика и железа. На мгновение они остановились у невысокого забора. Это был условный предел селения. Ее могло перепрыгнуть даже мелкое животное. И все же она была немаловажна. Талавир заметил, как женщина наклонилась и поставила вывалившийся из забора камень обратно в кладку.

Впереди стали появляться остатки стен, бетонные сваи, переломанные плиты.

Где-то угадывались окна. В разрушенных стенах длинного дома можно было додумать комнаты или этажи. Остатки штукатурки покрывали дыры от шаров и изображения Бога Вспышек. Это был схематический рисунок человека, от которого отходило шесть лучей в честь шести дней творения или шести дней катастрофы, как говорили на Станции. Он еще несколько раз встречал такое граффити.

Каждый раз Гера пытался отвлечь его внимание каким-то последующим безумным разговором, будто можно было скрыть дикие верования засоленных. Старшие Братья не признавали Бога Вспышек, но и бороться с ересью не очень-то могли.

Вдоль проторенных троп ютилось несколько десятков юрт, составленных из всякого хлама. Стены дополнительно удерживали натянутые веревки. Такие конструкции были способны пережить маленькие бури. А после больших из них можно легко собрать. У юрт на длинных палках висели ловцы ветра — тонкие камышовые палочки, способные поймать малейшее дыхание Дешту. Они предупреждали о приближающейся буре. На других сваях были ветряные мельницы, добывавшие электричество. В отрядах, распространяя вонь кизяков, беспокойно переступали с ноги на ногу небольшие заросшие мехом животные — кууны. Они давали соленый подобие молока и снабжали мясом. Значительно больше были тулпары — дикая помесь ящера и коня. Их использовали для передвижения. Уродливая живность почувствовала чужака и громко заорала. Талавир представил припавшие к щелям глаза и прерывистое дыхание затаившихся в юртах.

Дорожки вели к центральной площади. И там Талавир увидел то, чего меньше всего ожидал наткнуться в разрушенном войной и бурями поселке, — двухэтажное каменное здание. Под крышей все еще блестело целое стекло. Но не это удивило больше всего — из фундамента дома злокачественной опухолью росло огромное дерево. Талавир его узнал и непроизвольно коснулся бревна в кармане.

Как и на карте Мамая, ствол покрывали острые шипы. Некоторые ветви проросли в стены дома, образуя безобразные клубни из камня и живой плоти. Они напоминали лицо.

Каждый шип, словно новогодняя игрушка, украшала падаль. насекомых. уродливое дерево, Талавир вспомнил, что еще до игральной карты Мамая видел это дерево в одном из своих кошмаров.

— Это тоже какое-нибудь жертвоприношение? — Талавир коснулся колючки и быстро убрал руку. Она оказалась очень острой. Гера с ужасом посмотрел на кровь, выступившую на его пальце.

— Это Дерево Боли, — сказала Ма и взяла Талавира за руку. — Надо обработать. У вас есть чем? — Она бросила жадный взгляд на его аптечку. Он протянул Ма сумку. Женщина получила антисептик. С завистью посмотрела на другие средства.

— Если вам нужно какое-то из этих лекарств. — начал Талавир, но Ма сделала вид, что его не услышала, и загорелась.

— Дети так откупаются от джадала. Вешают на шипы всевозможные дары.

— Местный божий? Ма взглянула на Геру.

— Можно и так сказать. — Бей запустил пятерню в патлы, коснулся синюшного ребенка на спине. Больные глаза тревожно моргнули. — У нас хорошее место жизни. Мы чтим Старших Братьев. Дед моей Олечки верил в Поединка, когда никто здесь в него не верил. Он знал самого господина Зорга. — Гера наклонился, Талавир почувствовал кислый запах давно не мытого тела. — Но есть силы, с которыми никто не справится. Как суккубиха из Кара-Меркит или джадал — демон, живущий в этом дереве. Наши ритуалы только способ от них защититься. Пойми это, Полномочный.

Талавир вспомнил слова Ма в Деште. стал жертвой варварского ритуала?

Над площадью раздались звуки барабанов. В первый момент Талавир подумал, что его встречают гимном Поединка. Но ритм поменялся. Дробь, пауза, несколько сильных ударов и снова дробь. Через три повтора добавился вой. Занавес на входе в самую большую юрту зашевелился. Рука с длинными черными когтями отодвинула штору — и на площадь одна за другой вышла странная процессия. Талавир мог бы сказать, что они в масках, если бы не знал, что это подлинное лицо Дешту.

Первым шел уже знакомый человек с лицом ила. В его носу торчало массивное золотое кольцо. Человек радостно подпрыгивал и большими непослушными губами тянул песню. Его уши и нос были красными от кны. Дальше топтался медвежонок в капюшоне. На нем тоже были пометки красным. Следом шли мужчина с кожей змеи, уродина с четырьмя руками, женщина, спрятанная в черную ткань, за ее ногами тянулся хвост, мужчина с мечами вместо рук, толстяк, похожий на тесто, и еще с десяток чудовищ. От них пахло звериным духом и выгребной ямой. Они окружили Талавира. Каждый подвивал в такт барабану. Талавир огляделся. Гера исчез. Ма отошла в нескольких шагах и словно что-то ждала. Талавир схватился за винтовку. В голове роились сотни мыслей. Что это за обряд? И главное, чем он завершится?

Барабан наращивал темп. Процессия двигалась быстрее. Когда на Талавира прыгнул человек с золотым лицом, он, почти не думая, схватил его за руку, перекрутил и приставил к груди винтовку.

— Нет! Умоляю, — заскулило существо. — Это в вашу честь.

Мужчина снял маску. Талавир увидел, что это Серов. В руках он держал кружку. Красная жидкость, вылившаяся на пол, была подарком суеверных чудовищ. Барабан всхлипнул и умолк. Уроды уставились на Талавира. Он медленно опустил винтовку и огляделся. Перед глазами всплыло воспоминание о его самом важном сне — последней битве у Шейх-Эли. Тогда впервые и в последний раз он видел столько мутантов заодно. Талавиру показалось, что марево суету затягивает толпу внутрь. Ему не хватило воздуха. Голова стала тяжелой. Мир зашатался.

Фигуры потемнели, превратились в черные пятна. Синее чудовище на спине бея наклонилось и прошептало в самое ухо: «Поздравляем дома!»

— Остановитесь! — закричал Талавир, вытащил ярлык и показал толпе. — Убери от меня эту синюшную! — Он показал на спину Геры. — Я Полномочный Старших Братьев! Я пришел выяснить, что произошло с Рябовым.

Если вы мне будете препятствовать, то бури покажутся вам малейшим злом.

Манкур на его лбу налился кровью.

— Они не хотели ничего плохого. — Ма подняла с пола колоду карт, выпавших из кармана Талавира, и на мгновение задержала на них взгляд.

Но он заметил, как изменилось ее лицо. — Так встречают Старших Братьев. — Она вернула ему карты.

Из большой юрты выглянула дородная женщина с двумя пастями, подала знак — и засоленные начали расходиться.

«Надо было больше узнать об обычаях засоленных», — Талавир спрятал карты в карман и чуть не выругался с досады на себя.

— Тебе следует зайти к Тете Вальке. Это наша ведьма. Гера прав: встреча с суккубом может угрожать опасностью. А тетя Валька хорошо разбирается в местных травах.

— Хватит. Я хочу увидеть Рябова.

Ма кивнула.

— Мы оставили его там, где он жил. Пойдем, если можешь уходить.

Талавир набрал полные легкие воздуха, проглотил солено-горькую слюну и кивнул.

— Хороший подвал, самый лучший. Можешь и ты остановиться, — скороговоркой добавил Гера.

— Веди, — сказал Талавир Ма и припечатал бея взглядом.

— До Вспышек здесь было школьное бомбоубежище. — Ма отбросила ляду в подвал и показала на темную лестницу. Потом достала из сумки прозрачную трубку и встряхнула ее содержимое. Глаза обожгли розовый свет. — Модифицированный гриб.

Хватит на несколько часов, — объяснила Ма и подняла химический фонарь. — Старшие Братья, кажется, тоже такими пользуются. Внизу есть генератор. Будем иметь нормальный свет.

Она пошла первой. Годы спуска в подвал научили безошибочно отыскивать ступеньки. Но для Талавира такой спуск был необычным. Он пошатнулся. Земля казалась слишком спокойной после вечно подвижной воздушной Матери Ветров. Нога соскользнула, отыскивая опоры. Он коснулся спины Ма.

Женщина резко обернулась. Ее лицом пробежала тень.

— Что?

— У тебя там кровь.

У лопаток у Ма расползлось пятно.

— Упала.

Ма развернулась и быстро, словно убегая, спустилась вниз. Талавир услышал эхо и грохот генератора.

Комната оказалась просторной. На стенах все еще висели старые плакаты с информацией о том, что делать во время бомбардировок или применения химического оружия. Большую часть помещения занимали нары, заставленные ящиками с землей.

Под ногой сверкнул какой-то корнеплод. Воняло гнилью и выгребной ямой.

— Здесь была ферма Селима Черного. Выращивал бор. Она похожа на картошку, которая была до Вспышек. А лучшие удобрения для мертвой земли — продукты жизнедеятельности живых существ. Но здесь генератор, водозаборщик и нормальная вентиляция. Большинство в Ак-Шеих может только позавидовать.

Талавир понял, что ему не отвертеться от нового дома. За ночь он пропитает они боры и кизяков и по крайней мере на запах станет настоящим засоленным.

— А что случилось с этим Селимом?

— Продал дочь и уехал на юг. Она родилась с серебряной кожей.

Ма задержала на нем взгляд. Какой реакции она ждала?

— И что, здесь у всех есть подвалы?

— Это единственное, что может спасти от бури. Вспышки тоже были песчаными.

Никто тогда не думал, что мы сможем копать такие глубокие подвалы. Полагали, что грунтовые воды совсем близко. И они уже тогда были солеными. Под нами и сейчас вода, — сказала Ма. — Только ядовитая, насыщенная суетой. Как и все вокруг. Этой земле уже ничего не поможет.

— Ты давно в Деште? — спросил Талавир. Его удивил тон Ма. Она уже не огрызалась, словно что-то изменилось со времени схватки на площади.

— Достаточно. Тело там, — Ма показала на дверь сбоку.

Талавир хотел продолжить разговор. Никогда до этого он не думал о Деште как о территории с историей. Он искал собственные воспоминания и не думал о месте, где их потерял. Но за стеной был Рябов — цель его приезда. Он потянул за ручку.

В меньшей комнате на деревянном столе, завернутый в старый полиэтилен, лежало тело. Талавир поставил винтовку у стены и подошел к столу. Он ожидал увидеть Брата, потерявшего в Шейх-Эле, М-14, Рябова, человека, дело которого он извлек из афизы. Во снах Талавир никогда не мог разглядеть его черт.

— Что случилось с его лицом? — разочарованно спросил он, оглядывая труп. Кожа на голове умершего была словно испеченная кислотой. Ничего знакомого.

Ма принюхалась, ткнула палочкой в обнаженную кость, словно ее тоже заскочило это открытие, и сказала:

— Буря. Действия суету нельзя предсказать.

Внутренние органы Рябовы напоминали фарш. Ребра были переломлены сразу в нескольких направлениях. Как будто кто-то сначала залез в брюхо, а потом оттуда выпрыгнул.

— Наверное, было очень много крови?

— Да, — неохотно согласилась Ма.

— Где его нашли?

— У дома Серова. Но это ничего не значит.

Шестипалого Яшу после Обур-куртки, это пятидесятипроцентная бурная буря по вашей шкале, подобрали около Кара-Меркит, хотя тети клялись, что он лишь на мгновение вышел к ветру. Это Дешт.

Талавир подумал, что для чудовища она хорошо знает терминологию Старших Братьев. И совсем не похожа на других из Ак-Шеих. Ма больше походила на женщин с Матери Ветров.

— Дом Серова — это тот с безобразным деревом?

— Да, ты еще многое о нем услышишь. Целое каменное сооружение в Деште — редкость, поэтому местные понавыдумывали легенд.

Талавир кивнул, задержал взгляд на ее руках, оценил осанку. И вдруг все понял.

— Ты из экимов?

Каста врачей — экими — была второй после аскеров — воинов — в структуре Старших Братьев. На Матери Ветров они помогали Белокуну во время экспериментов над засоленными. Какими были уважение и привилегии, тем удивительнее было встретить одну из каст в Деште.

Мать едва заметно сгорбилась, будто вопрос попал в рану на лопатках, и вытерла руки о штаны. Только теперь Талавир заметил, как на безымянном пальце блеснуло кольцо.

— Мой муж был Старшим Братом. Марк Дорош, может, слышал? Погиб здесь, в Киммерике.

— Нет, я не знал Брата с таким именем. А если и знал, то уже не помню, — Талавир решил сказать правду. — После Вспышек я получил ранение.

— Как и Рябов? Он тоже ничего не помнил. Хотя в Деште это распространенная проблема. Вспышки украли наши воспоминания. А оставшимся очень трудно верить. Я вот тоже не уверена, что моего мужа звали именно так. — Ма чуть ли не в первый раз слабо улыбнулась.

— Да, — кивнул Талавир. Он слышал об этом феномене Дешту. Хотя Старшие Братья считали индивидуальные воспоминания неважными или даже вредными, если они противоречили тому, что рассказывали сами Старшие Братья. — Что искал Рябов в вашем селении?

— Не знаю, он мало с кем общался, и был у нас пару дней. Скажи, — вдруг спросила Ма, будто разговор о воспоминаниях заставил ее вспомнить что-то важное, — там, на площади, когда ты говорил с Герой, ты кого-то увидел на его спине?

Талавир удивленно посмотрел на Ма.

— А ты разве не видела? Синее чудовище — мертвый ребенок, он постоянно что-то ему шептал. Странная мутация, если ты об этом.

— Да, — медленно сказала Ма, словно думала совсем о другом.

Верхняя дверь хлопнула. Раздались быстрые шаги. Ма нервно взглянула на лестницу. Талавир воспользовался тем, что врач отвлеклась, и сунул руку в пазуху Рябова. Одежда была растерзана не меньше, чем тело, но она увидела тонкий шнурок на шее и знакомый блеск. Уроды оказались не такими вороватыми, как о них рассказывали. Или побоялись что-то воровать у Брата.

— Кто говорил с Рябовым последним накануне бури? — Он быстро потянул за веревку и зажал в кулаке золотую бляшку. Не только ему достался подарок от Ханума.

— Возможно, Гуль. Это женщина с аилле Азиза-бабы. С семьи старейшины. Она носила Рябову еду, — рассеянно ответила Ма, вглядываясь в темноту лестницы.

Наконец шаги остановились, в комнату вошел иглоголовый. Взглядом обшарил уголки, остановился на мужчине и женщине, улыбнулся, словно они неизвестно что делали над трупом, и проревел:

— Там Тетя Валька зовет. Привезли Черную Корову.

— Скажи, что я приду позже, Аслан, — недовольно ответила Ма.

Мулоголовый кивнул, но продолжил торчать в дверях.

— Лучше иди уж, Ма.

— Что это? — металлическим голосом спросила женщина.

Она была не из тех, кто подчинялся приказам. Ма демонстративно посмотрела на Талавира, давая понять Аслану, что имеет более важные дела.

— Там Саша Бедный. И твой сын, тем же бесцветным голосом пробормотал иглоголовый.

Ма побледнела. Даже не взглянув на Талавира, выскочила из комнаты.

— Мне тоже надо поговорить с вашим акинджием, — сказал он в ее спину, — это Саша Бедный привел Рябова?

Талавир сразу узнал, кто из группы должен быть беем акинджиев. Саша Бедный стоял впереди, словно демонстрировал, что этот поселок принадлежит ему. В нескольких шагах от него в тени юрты скрывалось еще двое: краснокожий с маленькими рогами на лбу и угольно-черный, в глазах которого вместо зрачков прыгали огоньки пламени.

— Где он, Саша? — бросилась к акинджию Ма.

— Наши дети — наша слабость, — выдохнул его черный глаз. новый Полномочный. Женщины любят красивые лица.

— А ты тот, кто привел Рябова? — спросил Талавир и почувствовал, как краснеет лицо.

— Я Саша Бедный. Я привожу людей. Твой сын вместе с Черной Коровой у нашей официальной ведьмы — у Тети Вальки, — сказал он врачу.

Ма сделала шаг, чтобы его обойти. Саша поймал ее за предплечье и потащил на себя. Мать на мгновение потеряла равновесие. Талавир оказался между ними и перехватил руку акинджия. Она оказалась мокрой от пота и неровной от язв. Талавиру захотелось вытереть ладонь о комбинезон.

— Ты должна быть благодарна, — игнорируя его прикосновение, выдохнул Саша Бедный в лицо Ма, — красивые лица не дадут тебе того, что я могу.

Женщина сбросила его ладонь, отступила на шаг и развернулась к мужчине. Ее глаза пылали.

— Мне не нужны защитники, — бросила она Талавиру. — И я сама решу, кого и за что благодарить.

Помощники Саши Бедного глубже спрятались в тень, когда Ма пролетела мимо. Талавир разомкнул руку. «Чего я влез, разве я знаю, как здесь заведено в чудовище?» — рассердился на себя.

— Я пришел выяснить, что произошло с Рябовым, — сказал Талавир. — Ма показывала мне его тело.

— Может. Показать тело, — крикнул Саша Бедный.

Талавир сжал зубы. "Сначала ответ, а потом заехать ему по морде", — подумал он.

— Я встретил его в Деште, он был растерян, — продолжил акинджий.

— Но показал ярлык. Захотел прийти сюда. Акинджии — друзья Старших Братьев.

— Он был в Деште сам?

— Сам, как и ты сейчас. Но я не спрашиваю Старших Братьев об их путях, пока они не переходят моих.

— Все пути в Деште принадлежат Старшим Братьям, — твердо сказал Талавир.

Он коснулся манкура и нарисовал в воздухе Колесо Поединка. Саша Бедный мгновение колебался, а потом повторил жест. А еще через мгновение сложил пальцы и раскрыл ладонь.

— Буа-ах! — воскликнул акинджий. Талавир впервые видел такой знак. — Я оставил Старшего Брата здесь и пошел в Дешт, но то, как он умер — плохой знак. Потому у нас будет Андыр-Шопай. В честь Бога Вспышек. — Саша Бедный повторил странный жест, и Талавир понял, в честь кого он исполнялся. — И ты будешь почетным гостем, Полномочный. Если тебе нужна женщина, ищи Гуль.

Она ухаживала и за умершим.

Другие акинджии грязно засверкали.

— Где я могу найти эту Гуль? — спросил Талавир.

— Шейтан тебе покажет, Полномочный, — с легким поклоном произнес Саша Бедный.

Желтые глаза, подведенные черным, угрожающе сверкнули. «Оставь Ма, и мы разойдемся мирно».

Краснокожий с рожками молча вывел его на улочку, ведущую к площади, и коротко рассказал, как добраться до аиле Азиза-бабы., но не сказал, для чего.

Впервые Талавир пожалел, что с такой спешкой покинул Станцию и не успел подробнее расспросить Белокуна о своей миссии. Как Рябов оказался в Деште сам? По приказу Белокуна или самовольно? И главное, почему глава Матери Ветров вместо того, чтобы отправить группу зачистки, спустил единого Старшего Брата? Ведь существовало подозрение, что во всем виноваты местные чудовища. Следовательно, и Талавиру угрожала опасность. Но Гавен Белокун хотел подробности. И пусть Талавир с Рябовым были из одного отряда, оба пострадали от первого суура, Сфена была права. Талавир только проснулся из комы. И не факт, что был готов к такой задаче. Он посмотрел на кулак, в котором до сих пор держал золотую бляшку, снятую с шеи Рябова, почувствовав вес своего подарка в кармане.

В его ушах снова зашумело, как недавно на площади, будто где-то далеко раздался издевательский смех. Он почувствовал вес бессонной ночи и холодный поцелуй демоницы из могильника. Манкур запульсировал, как в ответ на этот смех. А может быть, стал его продолжением? Белокун наконец-то решил поинтересоваться, как у него дела?

По мыслям он не заметил, как вышел в дом Геры Серова. Как оживший кошмар, Дерево Боли тянуло к пасмурному небу покрытые шипами ветви.

Талавир вспомнил о разодранном шипе палец и неожиданно почувствовал, что ему как никогда хочется зайти в тот дом. И в этот момент понял, что об этом желании узнал и Белокун.