— Ты хочешь сказать, старик, что в этом засоленном джадале из пророчества?
Тот, что уничтожит мир? И потому мы должны его убить? — гневно спросила Гикия, указывая на Талавира. Она единственная осталась стоять. Другие расселись вокруг Азиза-бабы и теперь крутили головами, чтобы не попасть под нервное копье королевы амазонок.
— Это правда? — спросила Ма у Талавира. Со сложенными за спиной крыльями она напоминала нахмуренную горную орлицу. Все глаза прикипели к нему, словно после падения Матери Ветров он был самой большой угрозой для Дешту.
Талавир не хотел, чтобы Ма именно так узнала о духах в его теле, но теперь было поздно. — Не только джадал. нашей милой компании после того, как я вошел в дом Серова.
— И ты что, слышал их голоса?
Талавир не понял, чего больше было в интонациях Ма — сострадания или недоверия.
— Только Амагу. Но после того, как упала Мать Ветров, она наконец умолкла. — Талавир подумал, что не может вспомнить, когда слышал скрипучий голос ведьмы. Точно до того, как они с Черной Коровой уселись на Симурге. Может быть, духи его оставили? Это мнение было наивным, но, сидя рядом с Ма, он так хотел верить в счастливый финал.
— Они до сих пор там, — разрушил все его мечты Азиз-баба. Узлывающим пальцем он указал на голову Талавира. — Я думал, Албасты тебя от них освободит.
Сам старик отправил за ним Гуль, которая в конце концов и вывела на Албасты. Но откуда Азиз-баба мог знать, что ему понадобится именно к ней? Об этом Талавиру сказала Амага в темной комнате его сознания. Талавир с удивлением развернулся к старику. А тот, как ни в чем не бывало, пожал худыми плечами.
— Я чильтаны. Иногда вижу то, что должно произойти. Конечно, не так, как мой учитель, да благословит его Бог Вспышек и смешает прах со своим семьей — благословенным суетом, пусть окружит гуриями в сладком джанате…
— Тогда ты должен был знать цену освобождения от духов, — оборвал Азиза-бабу Талавир. Он не знал, что думать. Старейшина называл себя учителем, любил детей и при этом решил спасти Талавира путем передачи духов другому ребенку. — О чем он? — спросила Ма у старика. Однако Азиз-баба и не собирался отвечать, только втянул новую порцию дыхательной смеси и закашлялся так, что одной из невесток пришлось ударить его в грудь.
— Говори, — сквозь крепко сжатые зубы просыпала Ма, и Талавир увидел, как стиснуты ее кулаки. Шипы на сложенных крыльях угрожающе дернулись. Между врачом и Азизом-бабой были свои незакрытые счета.
— Амага требовала, чтобы Албасты нашла тело ребенка для Тарга. Чтобы он мог возродиться. Но такое переселение стерло бы личность ребенка. Убило бы ее. В идеале это должен быть мальчик, — последнее слово Талавир произнес так медленно, что у Ма не осталось сомнений. Ему пришлось обхватить ее за состояние, когда она потянулась к Азизе-бабе.
— Ты хотел переселить джадала в Бекиру? — закричала Ма. — Вот для кого ты его берег?
Армейцы зашевелились. Генерал Григоренко-другой закричал, что надо дать старику кончить. К кругу подошли дети.
— Я на это не согласился и этого не позволю. Ни один ребенок не получит этих, — Талавир постучал себя по лбу и развернул Ма к себе. — Я и так умру. Меня убивает яд Тарга. Скоро он не сможет ее сдерживать и превратится в джадала. Мы разговаривали только раз, и он попросил… — Талавир сделал паузу и едва улыбнулся. Если Амага до сих пор слышит, для нее это будет неприятной новостью. — Тарг попросил, чтобы я его убил. Освободил от отвратительной сестрицы и не менее отвратительной полужизни. Даже «живое мясо» в конце концов сдохнет, и только бестелесный дух никак не может успокоиться. Мне даже стало его жалко. Но, знаешь, Талавир потер золотую бляшку, будто в последний раз пытался что-то придумать, я так и не нашел способа. Если старик думает, что, уничтожив меня, упокоит и джадала, я согласен.
— Как ты можешь доверять Азизу-бабе? Я видела, что он сделал с ребенком внуки Серова, с Мамаем! Он хотел его убить, чтобы получить силу Золотой Колыбели. Но и этого ему не удалось. А когда Мамай стал учеником Зорга, а затем руководителем Матери Ветров, именно Азиз-баба отдал ему Золотую Колыбель.
Поднялся генерал Григоренко-второй. Тускло сверкнула железная маска.
— Азиз-баба — чильтаны. Так говорил Григоренко первый. То, что этот засоленный бывший Старший Брат, не причина его убивать. Это верно. — Железная маска развернулась к Ма, словно от нее зависело окончательное решение. — Григоренко первый был Старшим Братом, был клинком Поединка. Он готовился убить Мамая, но не убил. Он привел Азиза-бабу к Мамаю. А когда Золотая Колыбель взорвалась и переродила Мамая в Бога Вспышек, Григоренко первый получил откровение. И так создал Армию чудовищ. Если Григоренко-первый верил этому старику, то и мы должны. Азиз-баба проведет ритуал, который убьет мужчину, но и джадала.
— Марк Дорош должен был убить Мамая, а привел к нему тебя? — Ма выдернула руку из ладоней Талавира и пристально посмотрела на Азиза-бабу. — Это ты был киммеринцем, с которым Мамай виделся накануне Вспышек? Но почему? Когда и как вы познакомились? — Глаза врача пылали, но все, чего она добилась, — это очередное пожимание плечами.
— Я чильтаны, — выдохнул клуб дыма Азиз-баба. — Мамай тоже был одним из нас, хотя и не сознавал. Азиз-баба иногда видит будущее.
Старик поднял блестящие темные очки на Талавира, словно последняя фраза касалась его. Григоренко-другой кивнул. И Талавир понял, что все решено. Если амазонки или дочери Албасты были воинством Девы, то Армия чудовищ безоговорочно верила в Бога Вспышек. А теперь Азиз-баба намекнул, что смерть Талавира и Джала была волей Мамая. Даже Ма отстранилась и погрузилась в свои мысли. Талавир угрожал жизни ее сына.
— Когда вы хотите провести этот ритуал? — Талавир увидел свое отражение в очках старика — засоленное измененное тело — и подумал, что не так уж много теряет.
— Как можно скорее. Сегодня свечение Йылдыз — время джадала. Что бы тебе ни говорил этот Тарг, — пусть разметет пыль даже воспоминание о нем, — это ложь, обман, личина жадала. Он и его сестра очень давно мучают этот мир. Если мы его не уничтожим, то он сожрет твое тело и освободится. Может быть, уже сегодня ночью.
Талавир посмотрел на мероприятие, которое уже начало краснеть. Азиз-баба вытащил из складок халата длинный загнутый на конце черный нож.
— Стойте! — во весь голос закричал Бекир. Ему так и не удалось прорваться поближе к центру круга. — Дайте нам дорогу!
— Эти неизмененные — дети Марка Дороша. Я тебе о них говорил, — Болбочан наклонился к Григоренко-другому.
Генерал дал знак пропустить детей. За Бекиром и Черной Коровой в круг зашли Ниязи и маленькая Эвге.
— Я должен поговорить с Таргом, — выпалил парень. — Как это сделать?
— Никак, — этого Талавира ожидал меньше всего. — Я не зря держался от тебя подальше.
— О чем говорить с джадалом? Что за бред?
Бекир что-то пытался объяснять. Кричал о духах детей, которых встретил в яме под разрушенными бараками. Черная Корова даже пригрозила стрельнуть огнем, если парню не дадут сделать то, что он хочет. Но все это походило на детские сказки и затягивание времени. Талавир знал, что для Ма безопасность сына — самое важное. Он развернулся, чтобы объяснить ей, почему затею Бекира не стоит даже обсуждать. Но она его опередила:
— А это вообще реально, чтобы Бекир поговорил с Таргом?
— Ты что, не слышала, что я сказал? Дух ведьмы охотится на его тело. Ее глаза потемнели.
— Если Бекир уверен, что это поможет, я готова попробовать.
— Я не знаю, как это сделать. Они ведь в моей голове.
Мая потерла лицо, посмотрела на свои ладони, не увидела кны, которой так много лет натирала лоб, но все равно приложила два пальца к выемке под шеей, где девицы ставили пятнышко в знак уважения богини.
— Кажется, я знаю: тогирек Девы.
— Но ведь этот обряд только для женщин? — сверху донесся голос Гикии.
Талавир подумал, что кентавриха снова потребует наказания за посягательство на священные женские традиции.
— Так и есть, — неохотно признал Григоренко-другой и посмотрел на Азиза-бабу, будто тот должен был их рассудить.
— Ты веришь в тогирек Девы? — брови Талавира удивленно насупились.
— Веришь, не веришь, какое это имеет значение? Частицы суету связаны между собой. Лучший пример, как это работает, — манкуры и бакасы. Мамай описал теорию, как это можно использовать. Это все изложено в «Сказаниях Ифигении Киммерицкой». В моем отчете, — нетерпеливо отмахнулась Ма. Она не знала, как объяснить этим людям очевидное для себя. — Поверьте, суету безразлично, какого мы пола.
Йылдыз восходит на рассвете. У нас есть время попытаться соединить ваши сознания.
— Так что скажешь, Азизе-бабо? — снова обратился к старику Григоренко-другой.
Легкие чильтаны забулькали. Талавир подумал, что он будет настаивать на его смерти. Но Азиз-баба еще раз пожал плечами.
— Нужен Иушан, много Иушана.
В группе засмеялись. Наркотик был почти у всех. Азиз-баба кивнул своим женщинам. Тетя Фат неохотно достала из-под паранджи небольшой ящик, открыла и пустила кругом. Каждый всыпал в нее свою щепотку порошка. Когда ящик наполнился и вернулся к Азизе-бабе, старый вытащил мешочек — на красную горку упали обычные белые хрусталики соли.
— Этого хватит, — сказал Азиз-баба, протягивая Бекиру ящик. — Только Иушан должен быть свежим, как только сорванным.
— Что за игры, старина? Где нам взять живой иушан? Последний мы использовали в битве, — гневно спросила Гикия.
Но после того, как Ма посмотрела на сына, Талавир понял, что она знает ответ.
— Нет ничего легче. Покажи им, Бекир, — подпрыгнул Ниязи.
Бекир осторожно прикоснулся к порошку.
«Жайчи — тот, кто умеет говорить с растениями», — набожно зашептали амазонки.
Григоренко-другой приказал разжечь костер, чтобы всем было видно, что происходит.
— Хорошо, что нам нужно сделать?
— Я пойду с тобой. — Черная Корова решительно взяла Бекира за руку. То же самое сделал Ниязи.
— Эвге тоже лучше присоединиться. Она суерный резонатор, — кивнула девочке Ма.
Но Евге уже и сама коснулась кавычки Ниязи. Ма рассказала об умении девочки, и Талавир ждал скорых перемен, но то ли Ниязи достиг своего суерного максимума, то ли Евге научилась контролировать смертельное прикосновение. — ничего не произошло.
— Да, — согласился с ней Азиз-баба. — Но тебе, Ма, придется остаться.
— Нет. В этот раз я не отпущу их. А вдруг что-нибудь пойдет не так?
— Если до свечения Йылдыз они не договорятся с джадалом, мы убьем Талавира, — сказал Григоренко второй. — Азиз-баба права. Ты мать маленького, ты была женой Марка Дороша, ты имеешь право решить, когда этот миг наступит.
— Ты во многом меня обвинила, доктор, — сказал старик. — Но Азиз-баба тебя не обманывал. Тогда в Ак-шеих я сказал: если ты отпустишь детей, то они выживут. И они выжили. Я помог родиться Мамаю. Я, правда, хотел его убить, чтобы оживить Золотую Колыбель, но это было плохое решение. В тот момент, когда Азиз-баба взял в руки младенца, он понял, что смерть ребенка никогда не вернет нашу реликвию. Тогда я отдал Мамая Зоргу, зная, что только так мальчик выживет. Я попросил Ханум присматривать за Мамаем. А когда он вырос, отдал ему Золотую Колыбель, потому что наконец осознал, что только Мамай сможет ею воспользоваться. Только он.
Азиз-баба тяжело упал на подушки, будто долгая речь забрала все его силы. — Но почему только он?
— Надеюсь, ты ответишь.
Ма попыталась еще поспорить, но Талавир покрепче сжал ее руку, потом поднес к губам, поцеловал и отпустил.
— Ты должен сделать, как говорит Азиз-баба. Мне будет спокойнее, если ты будешь за ними присматривать. Что бы ни говорили армейцы, убивать они любят, с поводом или без. — Талавир едва наклонил голову в сторону Григоренко-другого. А потом его лицо стало серьезнее. — И наоборот, если ты хоть почувствуешь, что детям угрожает опасность, действуй и не сомневайся. Обещаешь?
Ма кивнула, крепко его обняла, на мгновение зарылась носом в складку шеи так, что Талавир почувствовал болезненный укол грусти от прощания, и отступила. Ниязи передал ей Забувайко и снова встал в круг. Настало время Иушана. Все положили по щепотке на язык. Талавир почувствовал, как слюна растворила смесь и рот наполнился удивительным вкусом вдруг ставшей сладкой соли. Они взялись за руки, мир вокруг потемнел.
Талавир узнал очертания комнаты, где впервые увидел Таргу.