Дом Соли [машинный перевод]

Бекир. Путь к свету

— Ты долго бродил по дому сна Бога Вспышек. Что ты видел? — Бекир открыл глаза и снова увидел Кемаля-шейха.

Не то чтобы он не ожидал, но это лицо начало раздражать.

Бекир медленно поднял руки к глазам. Почему-то показалось, что они пылают. Кожа не изменилась. Под ногтями была та же грязь, а по пальцам проколы и царапины — следы путешествия по Дешту. Тогда он задрал штанину и осмотрел раны. Порезы зажили и превратились в розовые рубцы, словно им было несколько месяцев. Из покоев Кемаля-шейха, пока он был без сознания, его снова перенесли в маленькую келью. Бекир перехватил взгляд старика.

— Мне снилась мать.

Шаман поджал губы. Он ждал другого ответа. Но через мгновение его лицо снова изменилось. Губы растянулись в терпеливой ухмылке.

— Это естественно. Когда ребенок переживает за мать, мать приходит к нему во сны. Только ты уже не ребёнок.

— Я не говорил вам, что с ней что-то случилось. — Бекир подобрал ноги и спустил их с кровати. В голове все еще гудело, но мысли вдруг упорядочились. Как будто после долгого сна он увидел все в новом свете. Старик так хотел задержать его в Кара-Тобе, что не остановится перед какой-нибудь ложью.

— Ты забыл, мальчик, я чильтаны. Я вижу, что у тебя в голове, — проговорил Кемаль-шейх.

— Если вы видите мои мысли, почему спрашиваете, что мне снилось?

— Сны — владение Бога Вспышек, — громче, чем подобает, шаман.

— Ма, — упрямо повторил Бекир и наугад выпалил: — Суер сказал, что она жива.

В черных глазах шамана разгорелся огонь. Он всматривался в лицо Бекира.

А потом медленно произнес, будто все, о чем они говорили до этого, ничего не значило:

— И это все, что ты запомнил? Черной Корове показалось, что она горела в огне. Может, ты видел Золотую Колыбель? Держал ее в руках? Знаешь, как отыскать?

Бекир вспомнил сон: вес Золотой Колыбели, когда страшный мужчина ударил ею одержимую девочку. Но вслух произнес:

— Думаю, я уже могу прочесть ваши мысли. — Бекир поднял голову и удовлетворенно отметил, как дернулись брови старика. — Вы надеетесь, что во мне проснулись такие же способности, как у Черной Коровы или еще более разрушительные. Несмотря на все, что вы мне рассказали, вы до сих пор хотите найти Золотую Колыбель, потому что и вам надоело сидеть в этих пещерах. Вы хотите выйти на поверхность с самым мощным оружием Дешту и своей Армией чудовищ. Да?

— Ты умный, Бекир. Ты бы мог стать моим генералом. Вместе мы могли бы отразить твою Ма у Старших Братьев.

— Значит, она жива! — Бекир чуть не подпрыгнул.

— Боюсь, мы этого точно не узнаем. Теперь твой дом здесь. — Кемаль-шейх бросил в рот щепотку уха и поднялся.

— Вы не сможете держать меня в этой келье вечно! Так я точно никогда не узнаю, какой дар получил от сувора. Черная Корова смогла овладеть огнем только тогда, когда мы с ней побеседовали.

Но все было бесполезно. Шаман вышел и закрыл дверь, в замке обернулся голова руками. так долго ненавидела. А он глубоко под землей без всякого шанса выбраться.

Джанике-ханум был прав: Кемаль-шейх таки выпустил его. На следующий день, когда Бекир без всякой надежды хлопнул дверь, они со скрипом открылись.

Кемаль-шейха в пещерах не было. На дворе к Бекиру прицепился обожженный Карасевда. Он не подходил близко, но и не скрывался, словно говорил: «Убежать из Кара-Тобе невозможно».

Бекир повернул к Джанике-ханум, невольно втягивая в грудь сладкий влажный воздух. Пахло травой, цветами, перезрелыми плодами и животными в отрядах. В задумчивости он сорвал красный лист с дерева с желтыми плодами, так понравившимися Черной Корове. Листочек напоминал сердце и пах так же, как и оранжевые фрукты. Бекир положил его в карман и подумал, что Кара-Тобе могло прокормить гораздо больше, чем сейчас. Он подумал о доме и соленой боре на завтрак, об обеде и ужине. Выжившие после гибели Ак-Шеих могли бы найти убежище здесь, и все равно всем хватило бы еды. Он до сих пор надеялся, что кто-то выжил.

Бекир тряхнул головой, отгоняя соблазнительные мысли, обошел дом Джанике-ханум и направился к выгону тулпаров. Он надеялся, что обожженный не спросит о его маршруте.

— Я ищу друзей, — еще с дороги прокричал Бекир.

К его счастью, Болбочан был в лагере армейцев. Рядом стоял Шипохвост, как звали скользкого засоленного с шипом морского кота на голове, и Сейдамет — армиец с железной короной, росшей из головы. Остальные прилаживали к животным большие дорожные мешки. Были здесь и новообращенные буы.

— Смотрите, кто идет! Мы завтра отправляемся. Думал, уже не увидимся.

Что тебе подарила Вода Жизнь, сладкое мясо? — Болбочан поднял руку в приветственном жесте и широко улыбнулся. В сердце Бекира вспыхнула надежда.

— Хм. А по поселку ползут слухи, словно твоя подруга превратилась в ходячую атеш-траву. Нет?

Бекир отрицательно покачал головой.

— Бум — и все пылает. Вот бы увидеть, но Джанике-ханум к ней никого не пускает, даже меня. — Бей Армии чудовище подмигнул здоровым глазом.

— Даже вас? — не понял Бекир.

Болбочан посмотрел на Бекира, потом на обожженного и оттолкнул его в сторону. Сейдамет и Шипохвост, как по команде, загородили их от подручного Кемаля-шейха.

— Вообще-то здесь не разрешается, чтобы местная женщина с чужим мужчиной… — Болбочан наклонился к Бекиру. — У Кемаля-шейха какая-то своя идея чистоты крови.

А она что-то говорила обо мне? Твои же у нее живут?

— Да-а, — неуверенно протянул Бекир. — Я бы вам рассказал, но без него. — Умное сладкое мясо. Пошли прогуляемся. А ты, Карасевда, можешь присмотреть за моими ребятами. Они как раз грузят дары Кара-Тобе. Чтобы не схватили излишнего.

— Дары? Дань! — хмыкнул обожженный.

— Это гнилое мясо, Карасевда, вытащил жребий. Но сжал к нам присоединиться и стал рабом Кемаля-шейха. Старик такое любит, — сказал армиец, когда они отошли подальше. Говоря о Джанике-хануме и подтрунивая над странными обычаями Кара-Тобе, они подошли к отвесной скале за пастбищем тулпаров. В отличие от других стен Кара-Тобе, она казалась почти ровной и неприступной. Яркие клочки и фрукты, оставленные на камнях, свидетельствовали о границе селения. Это был священный удж.

Граница между цивилизацией и бесконечными темными коридорами — трещинами в хрупкой породе. Именно у них за попытки побега нашли Тимура-Кертина.

— Когда вы затащили нас сюда, знали, что назад дороги не будет? Кемаль-шейх хочет, чтобы мы остались.

— Его можно понять. Вы не изменены. На таких, как вы, Вода Жизни действует по-особому. За дар, доставшийся Черной Корове, каждый армиец заплатил бы половиной жизни. — Болбочан вытер пальцы об одежду. Теперь он говорил серьезно, будто забыл шутки о Джанике-хануме. «А может, тоже их использовал в качестве повода без лишних ушей поговорить», — подумал Бекир.

— Вы должны были меня предупредить. — Бекир собирался говорить другое, но слова так и лезли наружу.

— А может, отдать вас бури? — Усы Болбочана угрожающе подпрыгнули.

— Да и куда тебе идти? Ак-шеи разрушены.

— Я знаю, что моя мама жива.

— И в руках Белокуна. А с Матери Ветров никто еще не возвращался. — Болбочан наклонился ниже. Усы-пружины поцарапали щеку Бекира. В голосе армейца неожиданно появилась теплота. — Узнаю этот взгляд. В твоих словах, сладкое мясо, ненависть к Старшим Братьям. Ты бы стал хорошим армейцем. Не то что эти, — железноусый кивнул на новобранцев. — Но этого не будет. Кемаль-шейх тебя не отпустит. Даже если в тебе никогда не проснется дар Воды Жизни. Ты даже скорбью стать не сможешь. И поверь, это не так уж мало. Кара-Тобе — его город. Здесь его правила. В Армии чудовищ с Кемалем-шейхом есть договоренности. Он помогает нам, а мы не лезем в его дела и не злоупотребляем гостеприимством. Что любит честных, ты же это знаешь?

— И потому в Деште постоянно лгут.

— Не мое, — согласился армиец и достал из кармана кисет с ухом. — Очень давно был такой полковник.

Говорят, она ему даже далась, он на время завладел Киммериком.

— Болбочан ощетинился в ответ на скептически приподнятые брови Бекира. — Не ложь.

— А я соврал Кемалю-шейху.

— Что касается дара Воды Жизни? Бог Вспышек подарил тебе какое-то невиданное могущество?

— Можно сказать и так. Он показал, как найти Золотую Колыбельку — самое мощное оружие в Деште, которое навсегда уничтожит Старших Братьев.

На мгновение, пока Болбочан внимательно всматривался в глаза Бекира, все пружины на его лице замерли, а потом запрыгали с новой силой, словно полковник решил, что парню можно доверять.

— Кто еще об этом знает?

— Только вы и мои друзья. Вы должны нам помочь.

— Ты еще ничего мне не сказал, сладкое мясо. Выкладывай.

— На поверхности. Когда вы нас выведете.

— В Деште постоянно лгут. Трудно верить тому, кто так сказал. — От улыбки Болбочана Бекиру стало жутко.

— Я расскажу на поверхности. — Он плюнул на руку и протянул ее армейцу, надеясь, что клятва на воде все равно сильна для всех засоленных.

— С одной стороны, договоренность с Кемалем-шейхом, с другой, — Золотая Колыбель? — Болбочан не спешил подать руку в ответ. — И скорее, чем Бекир осознал угрозу последней фразы, дело было улажено.

Болбочан плюнул на руку и накрыл его ладонь.

Бекир решил: чем бы ни закончилось соглашение, он подумает об этом на поверхности.

— Ты мог бы хоть посоветоваться, прежде чем сговариваться с Болбочаном! — Ниязи насторожил уши и прижал к груди Забувайка. Ящерица до сих пор боялась Черной Коровы, которая сидела перед оджаком и играла огнем.

— Ма, жива, я не могу здесь оставаться.

— Ты не можешь, — Ниязи сделал акцент на «ты», — но хочешь, чтобы мы все ушли. Ты сказал, что для Кемаля-шейха Черная Корова — только оружие, но и Армия чудовищ захочет его использовать.

— Вдруг что — я не прочь повоевать, — подала голос Черная Корова.

Ниязи закатил глаза.

— К тому же это конец как опасно. Думаешь, Кемаль-шейх просто так отпустит такое ценное мясо?

— В этом ты, Ниязи: тебе не влезть в драку, — сказал Бекир. — Первым в случае опасности всегда спасаешь себя.

На мгновение воцарилась тишина. Стало слышно, как трещит огонь. Ниязи встал.

Его тень прыгнула на стену.

— Потому что я не такой, как ты, неизмененный, и не пуляю огнем, как она! Даже дед считал тебя, а не меня своим учеником.

— Ты можешь остаться здесь, тебя никто не тянет.

Черная Корова обернулась. Бекир не поднял глаз.

— Зря ты так. Он не отходил от меня, когда я лежала после воды жизни. Ниязи, конечно, дуринда и ветшало, но считает тебя своей семьей. Отец говорил, что семья — это самое важное. — Девочка на мгновение задумалась, словно вспоминая, когда и как были сказаны эти слова, а потом оседлала свою любимую лошадку: — А знаешь, как отец меня любил? Очень. Даже во сне пришел, чтобы дать крайне важное поручение. Я тебе о нем рассказывала?

— Не менее ста раз. Он приказал, чтобы ты отнесла тумар с посланием Бога Вспышек Белокуну.

— Точно! — Черная Корова широко улыбнулась.

— Представляешь, до самого Белокуна? — Она снова протянула руку к оджаку, чтобы засунуть в огонь. После воды жизни ее кожа стала неуязвимой для пламени. Но на этот раз резко забрала вспять. — Ай! Представления не имею, когда эти штуки работают, а когда нет.

— Больно? — Бекир схватил ладонь Черной Коровы и дунул на ожог.

Девочка хитро прищурилась. — Что? Ма так делала. У меня где-то есть ее мазь. — Бекир убрал руку и сделал вид, что трясет карманы. Его щеки пылали. «Дурак, зачем я схватил ее за руку?»

— И мне приснился отец. Это он сказал, что мама жива. Но, знаешь, его черт я так и не увидел, хотя часто смотрю на его укравший у Ма фото. — Бекир виновато улыбнулся.

— Покажешь?

— Не сейчас. Лучше повторим, что мы будем делать завтра. У меня где-то есть камедь. Пригодится как клей.

Бекир снова пошарил в карманах. В одной нащупал что-то гладкое и прохладное.

— Хочешь посадить его на поверхности? — недоверчиво улыбнулась Черная Корова.

— Нет, ты что? Там он не выживет.

— Возможно, — задумалась девочка, разглядывая листик. — Это от кайсы. Вот бы эта вкусняшка прижилась наверху. Ниязи просто неистовствует от ее плодов.

Бекир отвернулся, будто не услышал имени друга. Его уже начало приходить в совесть за то, что набросился на Ниязе. Но не мог же признаться в этом Черной Корове.

Девочка отдала ему листик и неожиданно спросила:

— А напомни, зачем нам клей?

— Уф, ты вообще меня слушала? — усмехнулся Бекир. Черная Корова имела дар своевременно менять тему. — Давайте еще раз. Ты попросишься ночевать в Джанике-ханум. Ты любимица Кемаля-шейха, он разрешит. Мне он не доверяет, так что оставит у себя. Дали дело за ханум.

— Быстрее-быстрее! — лихорадочно прошептала Джанике-ханум, пытаясь вытряхнуть из Бекира сон.

Парень увидел каменные стены, изображения Бога Вспышек и наконец узнал келью в пещерах Кемаля-шейха. Как и предполагал, шаман заставил его ночевать в своих покоях. Бекир потер лысую макушку и с удивлением ощутил щетину под пальцами. Волосы, которых он никого не имел, вдруг начали расти.

— Кемаль-шейх наконец уложился, — зашептала ханум. — О, бедная моя голова, я думала, этого никогда не произойдет. Пришлось всыпать сон траву.

Надеюсь, не переборщила. Сейчас ко мне.

Вместе они свернули на матрасе, где спал Бекир, подобие человеческой фигуры, а затем выбежали из пещер и направились в дом Джанике-ханум.

В ее хате было не протолкнуться. Сейдамет заталкивал в рот янтихи.

Его губы и щеки блестели от масла, словно он хотел наесться перед путешествием в Дешт. Железные зубы весело оскалились, когда он увидел хозяйку с Бекиром.

Болбочан развалился на подушках, наблюдая за превращением детей. Бекир с облегчением выдохнул, когда заметил Ниязи.

— Тебе подходит, — все, что смог придумать Бекир.

Мальчик-лисенок поднял на него темные острые глазки.

— А ты похож на ежа. Как это у тебя отросли волосы?

— Дар Воды Жизни, я захотел стать самым крутым существом в Деште.

— Кем же? — мордашка Ниязи вытянулась.

— Степным лисом, — подобострастно улыбнулся Бекир. — Но Бог вспышек любит тебя сильнее, поэтому отдал тебе весь мех, а мне только немного засеял голову.

— Бекир провел рукой по коротким волосам, а потом легонько толкнул Ниязи в плечо. — Я рад, что ты решил уйти.

— Ак дост кара кунь ичюн — «белый друг для черного дня», — повторил любимую поговорку Азиза-бабы Ниязи. — Я в шоке от того, что ты мог подумать, будто я не уйду.

— Что бы ты ни говорил о деде, ты второй человек после Азиза-бабы, знающий столько поговорок и бессмысленных сказок.

— Бекир, твоя очередь, — позвала Джанике-ханум.

Приготовление кончили через час. Кемаль-шейх планировал вывести отряд Болбочана во время утреннего намаза, пока все будут в доме молитвы.

Болбочан осторожно отодвинул занавеску, проверяя, не подстерегает ли никто у дома.

— Надо спешить.

— Не подгоняй меня, мужик, — шикнула Джанике-ханум и больно уколола Бекира иглой. — А то и тебе что-нибудь пришью.

— У меня там все хорошо, поверь. — Армиец лихо подкрутил железный ус и подмигнул женщине.

В дверь неожиданно постучали. Болбочан приказал молчать, поднял с пола длинную деревянную питекурек, которой Джанике-ханум укладывала хлеб в печь, и спрятался за дверью, где ночью спала хозяйка. Туда же отправили Черную Корову. пришлось спрятаться в куче сброшенных на пол подушек.

— Ты чего так рано? — проворчала Джанике-ханум, демонстративно протирая глаза. Из своего тайника Бекир видел, как напряглась тень Болбочана.

В дом забежала дородная запыхавшаяся женщина в ярком тюрбане. Длинные косы-змеи ударили о спину и закружили в такт ее движениям. Женщина шарила глазами.

Змеиные головы поступали так же, от чего казалось, что женщина плавает в море. У Бекира перехватило дыхание и зачесалось в носу. Подушки пахли пылью и нечесаной шерстью. Он боялся шевельнуться или чихнуть.

— Кемаль-шейх приказал узнать, как девочка, — произнесла женщина.

— Спит. Спала. — Джанике-ханум кивнула в сторону ширмы и принялась разжигать ожак. Схватила джезву, по дороге подобрала еще несколько подушек и швырнула на груду, где прятались мальчики. Глаза Болбочана сверкали. Если бы змеекосая женщина только на пол туловища развернулась, ее не обошла бы встреча с палкой. Женщина уже потянулась к ширме, когда из ниши послышался слабый голос Черной Коровы.

— Тетя Джанике-ханум, кто там? Мне что-то нехорошее, тетушка. Я еще полежу.

— Лежи-лежи, моя козочка. — Джанике-ханум подскочила к ширме и перехватила руку змеекосой. — Кемаль-шейх сказал ее не трогать. Она еще видит сны Бога Вспышек, — просыпала женщина. — Все с ней хорошо, Таисие. Или ты хочешь, чтобы из-за твоего длинного носа ей стало хуже?

Таисия испуганно покачала головой и искривила толстые губы. Змеи, как облако пыли, поднялись в воздух и опали.

— Тот, другой, мальчик тоже спит, — кивнула она. — Прости, Джанике-ханум. Страшная потасовка. Сначала спал Кемаль-шейх. Потом разорался.

Приказал все проверить к утренней молитве — Таисия взяла из подноса кусок засахаренного молока кхатти-шекер.

Кемаль-шейх доверил ему провести молитву. — Женщина с презрением задрала нос.

— Не всем женщинам выпала такая честь, Таисие-ханум.

— И не говори! — Змеекоса даже не заметила яда в голосе Джанике-ханум. — Женщины в Кара-Тобе словно одурели. Вчера Малика заявила, что балыг — плохой ритуал. Говорит, мы должны позволить детям выходить наружу, когда они захотят. Даже девушкам! Представляешь? А Таша! Уже уселась у входа в мертвый город и причитает. Хочет в последний раз провести сына. Даже не собирается на утреннюю молитву. С ней Заричанская и Тюльпан-мама. Как будто это что-то изменит.

Пусть эти быки хоть где-нибудь послужат, если не хотят быть хорошими мужчинами.

Ох и получат они от Кемаля-шейха! — Таисия надула губы и потянулась к следующему кусочку. — Ты знаешь, он может попросить у Бога Вспышек для них еще одного испытания Водой Жизни. С их грехами они его просто не выдержат.

Джанике-ханум побледнела, ее глаза грозно сверкнули.

— Не всем рожать дочерей, Таисие-ханум. — Хозяйка потянула к себе поднос. — Ты опоздаешь на молитву. И мы тоже. А я еще должен приготовить завтрак.

Нас теперь двое.

Таисия кивнула, словно услышала самый весомый довод.

— Эбет. Пусть бережет вас Бог Вспышек, — сказала змеекоса и вышла за дверь. Одновременно из нескольких уголков раздался громкий выдох.

— Тупая курица, — просыпала Джанике-ханум.

— С ней будут проблемы? — спросил Болбочан.

— У нее пятеро дочерей от первого мужа. И все на нашей стороне.

— Вы должны пойти с нами. Иначе вам достанется от Кемаля-шейха, — сказал Бекир и посмотрел на женщину, а затем на Болбочана. В живом глазу железноголового вспыхнула надежда, но мужчина промолчал.

— Не бойся за меня. — Джанике-ханум положила руку на плечо Бекира. — Кемаль-шейх недооценивает женщин Кара-Тобе. Думает, мы ценны только тем, что рожаем, но мы не только рождаем, но и воспитываем.

— Атеш-трава, — Болбочан вложил в руки женщины мешочек. — Растет только наверху. Вдруг что-то пойдет не так.

Джанике-ханум улыбнулась и прижала руку к груди, затем поправила наряды Черной Коровы, произнесла благословение и коснулась холодными губами каждого из детей.

— Думаю, Джанике-ханум круче королевы амазонок, — уже на улице произнес Сейдамет.

Болбочан наградил его трудным взглядом.

— Пойдемте. Чем дольше Кемаль-шейх будет с нами, тем больше времени мы выигрываем для женщин, чтобы что-то изменить в этом грязном джанате.

Через несколько минут они были у входа в город мертвых. Там уже стояли Кемаль-шейх, Мастер Ключей и собачий с тулпароголовым. От вида последних Бекира передернуло. Рядом успокаивали тулпаров остальные отряды Болбочана во главе с обмащенной слизью Шипохвостом. Животные нервно переминались с лапы на лапу и издавали хриплые гортанные звуки. Возле пролома в скале сидели три женщины. Их головы были посыпаны пеплом и кной, они громко завывали и ритуально рвали на себе волосы, как на смерть провожая сыновей-буюков, которые сегодня должны были покинуть Кара-Тобе. Бекир пытался сохранять спокойствие.

Сейчас его не узнала даже Ма. Джанике-ханум наклеила на его руки и лицо мех. Остальные тела прятали сплошной костюм для выхода наружу и маска от пыли. Одежда и грим изменили до неузнаваемости Ниязи и Черную Корову. Но, несмотря на тщательную маскировку, у Бекира сжалось сердце, когда они приблизились к матерям, пришедшим попрощаться с сыновьями, которые должны были навсегда выйти в Дешт. Разве та, которая родила, способна спутать с кем-то другим собственное дитя? Он инстинктивно поднял плечи, словно пытался скрыться от полного отчаяния взглядов.

Бекир надеялся, что женщин предупредили и плачи — только актерство, иначе они рискуют быть разоблачены еще на выходе из Кара-Тобе. Он поймал взгляд одной из матерей и на миг забыл дышать. Женщина с больными, черными от безнадежности глазами изучала его лицо — так смотрят только в последний раз, пытаясь запомнить каждую черту. Она думала, что он ее сын. Мать робко протянула руки и бросилась с последними объятиями. Бекир почувствовал, как под наклеенным мехом невыносимо зачесалась кожа. Она точно слезет, когда его сжимает «мать», и тогда их разоблачат, и они навсегда останутся в Кара-Тобе.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Кемаль-шейх недовольно поднял руки и потряс есой. Он выглядел еще более запущенным, чем всегда.

Волосы сбились в колтун, колпак съехал, глаза запали, а морщинки напоминали трещины на высушенной земле. Руки в широких рукавах хирки казались худыми и обезвоженными, а бледные хрусталики суету едва виднелись на пепельной коже.

— Йок-йок! — еще раз пригрозил женщинам Кемаль-шейх. Мастер Ключей шикнул на великанов-хранителей — и они предстали перед женщинами, заставляя матерей отступить.

— Они уже наши, так велел Кара-Тобе, — поддакнул Болбочан и быстро пропустил детей в каменный коридор.

Бекир уже хотел было с облегчением выдохнуть, когда небольшая, покрытая рыжим мехом женщина схватила Ниязи и запричитала. слова так много хочется вложить, что они превращаются в бессмысленный набор штампов. Но у него с Ма не было и этого. Присоединяюсь к вам позже. Ма. Рядом Ниязи что-то прошептал женщине, крепко сжавшей его в своих объятиях.

Они договаривались молчать. Голос может выразить сильнее внешности.

Кемаль-шейх грубо толкнул женщину в спину. Она удивленно отшатнулась, но даже не взглянула на шамана, как будто не почувствовала удара. Ее взгляд прикипел к Ниязе. К удивлению Бекира, мальчик-лисенок прижался прислоненными маской губами к руке матери и побежал в коридор. Женщина не шевельнулась даже тогда, когда мимо нее прошел замыкавший процессию Кемаль-шейх. Бекир обернулся, до последнего ожидая, что она дернет шамана или иным образом даст знать, что узнала в переодетом в ее сына чужеземца, но мать словно замерла. Лишь наконец, когда Бекира заставили идти дальше, на лице женщины появилась тень злорадной улыбки, и та была направлена в спину Кемаля-шейха.

Остальные дороги армейцы, их сопровождение и переодетые в буков дети шли в тишине. После насыщенного водой и запахами Кара-Тобе мертвый город показался пустым. Бекир понял, что они дошли до подъемной шахты, когда потянуло смрадом падаль. Он вспомнил бешеный скачок в неизвестное, когда, спасаясь от бурной бури, они направили тулпаров под землю. Выжить удалось не всем. В памяти всплыл последний вскрик раненого тулпара, когда Сейдамет перерезал страдальцу горло.

Кемаль-шейх остановился у железной двери, ведущей к шахте, и зашептал молитву, перебирая бусины на четках. чудеса; Джанике-ханум считала, что шаману удается держать. связь с поверхностью благодаря знанию механизмов.

Бекиру очень хотелось узнать, как это происходит на самом деле, зато он, не сводя глаз, юркнул мимо старика, а когда оказался в шахте, едва сдержал подступивший к горлу кашель и завтрак. У носа, выбивая слезы, ударил вонь крови и гнилых требух.

— Плохой запах — плохая примета, — прошептал Ниязи и закашлялся.

Бекир участливо посмотрел на друга. Мальчик-лисенок имел значительно лучшее обоняние.

Когда в шахту вошел последний, Кемаль-шейх поднял руки, потряс посохом и чётками и, хватая ртом воздух и стараясь не дышать носом, быстро заговорил:

— Благодарим Бога Вспышек за перерождение и возможность быть частицей единства. Вам нельзя остаться, но мы будем за вас молиться. Ритуал вы знаете. Думаю, можем переходить к существу. — Кемаль-шейх подошел к железной коробке в стене, рядом тянулись крепления для древнего лифта. Бекир не мог поверить, что столь большой механизм до сих пор работает.

— Отвлекитесь, — пропищал Мастер Ключей.

Собакорилый и тулпароголовый демонстративно заслонили Кемаля-шейха спинами. Болбочан лениво покрутил рукой, мол, отвлекитесь, раз уж так просят. Отряд, посмеиваясь, развернулся лицом ко входу. Кемаль-шейх открыл железный ящик и дернул несколько рычагов. В недрах штольни загудело.

Электрические лампы мигнули. С железным визгом и стуком начал пробуждаться неизвестный механизм.

— Пусть, — сказал шаман. — Можете обернуться. Для включения лифта необходимо знать шифр. А его знаю только я.

Кемаль-шейх коснулся кнопок с цифрами. Рядом с ящиком замелькали разноцветные лампочки. Бекир как очарованный наблюдал. Впервые перед его глазами давние механизмы заработали. Джанике-ханум был прав: Кемаль-шейх умел ими управлять. И в то же время это было магией, потерянными знаниями, которые Бекир так стремился вернуть.

Вверху заскрежетал металл. Звук нарастал. Бекир задрал голову и увидел движение.

Кабину из прозрачного пластика защищали стальные решетки.

В некоторых местах расползлись желто-зеленые пятна.

— Ничего не прикасайтесь! — рявкнул Кемаль-шейх. — Эта желтая мерзость — монстр, способный сожрать живьем. В первые дни создания отсюда пытались бежать операторы пусковой установки — и превратились в живую плесень. — Шаман обнажил испорченные зубы. — Если она попадет на кожу или в легкие, то через несколько часов вы превратитесь в груду зловонной трухи. Но сквозь пластик не пролезет. Инструкция такова: вы зайдете в кабину, я прикажу лифту подняться, а когда выйдете наружу, отправлю следующую партию. Сначала люди, потом животные.

— Ты хочешь, чтобы мы забились в эту стеклянную коробку? — оскалился Шипохвост.

— Не будь дураком, скользкое мясо, — осадил его Болбочан и кивнул на Сейдамета, — мы поднимались, и с нами все хорошо.

Остальные армейцы закивали на слова руководителя. "Не очень уверенно", — подумал Бекир. Прежде чем он успел решить, боится ли древнего механизма, раздался визг Ниязи, а в нос ударил запах горящего меха. Бекир раньше других понял, что произошло. То ли от страха перед лифтом, то ли от рассказов шамана дар Черной Коровы неожиданно начал действовать.

— Ты меня обманул! Это не буяки! Ты украл детей! — заорал шаман. — Держите их!

Началась суматоха. Болбочан бросился к старику. Другие армейцы оцепили здоровил. Бекир видел только испуганные глаза Черной Коровы.

— Воды! Дай воды!

Ниязи не сразу понял, чего от него хочет Бекир. Вдвоем им удалось найти бутылку и залить водой руки девочки. Черная Корова осела, Бекир едва успел схватить ее под руки, чтобы она не шлепнулась на каменный пол.

— Хватит! — раздался голос Кемаля-шейха.

Его держал Болбочан. Лезвие ножа касалось сморщенной шеи старика.

Собакорил опустил руки и недовольно зарычал. Тулпарообразный лежал на полу. Рядом с ним хрипел тулпар с разорванным горлом, еще дальше стонал откинутый всадник.

— Ты презренный предатель и лжец. Ты пренебрег гостеприимством. Пролил кровь в доме, что тебя приютил, — застонал шаман.

— Это ты лжец, Кемалю-шейху, — Болбочан тяжело дышал. Усы безумно прыгали. — Ты знаешь пророчество. Оно записано в сказаниях о жизни Бога Вспышек. Этот мир спасут ангел огня и ангел жизни. Дар девочки свидетельствует, что она избрана. Ты хотел оставить ее себе.

— Ее дар — случайность. Парень пуст. Бог вспышек так к нему и не заговорил.

— Что за пророчество? — спросил Бекир.

— Сказка о джине огня и ангеле жизни. Азиз-баба ее сто раз рассказывал, — испуганно прошептал Ниязе.

— Ты уедешь с нами. А этот, — Болбочан кивнул в сторону Мастера Ключей, — нас поднимет. Потом, когда мы выйдем, спустит тебя. — Болбочан приказал армейцам и детям залезть в лифт.

Уже в дверях кабины он развернулся к Мастеру Ключей и сказал:

— Если ты остановишь лифт, мохнатое мясо или попробуешь вернуть, я убью Кемаля-шейха.

Когда люди зашли на платформу, Болбочан в последний раз взглянул на тулпаров и дернул за ручки. Дверь лифта захлопнулась.

Лишь через несколько ударов сердца мужчины поняли, что движение их не убило, и начали переговариваться. Для всех места было мало. Бекира подпирали со всех сторон, но он сумел снять с рук и половины лица наклеенный мех. Черная Корова потеряла маску еще внизу. Длинные волосы цеплялись за чужие руки. Ниязи забился между ног армейцев и чувствовал себя более или менее комфортно.

— Ты еще заплатишь за свою измену, — прохрипел Кемаль-шейх. Хрусталики в коже зловеще блеснули. — Дешт любит честных.

— Кто бы говорил об измене? Это ты, а не я работал на Старших Братьях и таскал им детей.

Старик побледнел и дернулся к Болбочану, но в тот же миг его прижало к стене.

Через некоторое время мужчины привыкли к скованности кабинки, начали всматриваться в тусклый пластик и даже насмехаться друг над другом. Кемаль-шейх был вдавлен в стену, так что его даже не приходилось держать. Где-то на полпути к выходу в пластик ударило желто-зеленое пятно. А потом еще и еще, как будто кто-то оббрасывал переспевшими плодами кайсы. В месте прикосновения поверхность пузырилась, стекая струями пара, но пластик выдержал, повреждения были только извне, ядовитая субстанция не попала внутрь кабины. Лифт вздрогнул, заскрипел и остановился.

— Демон шахты! — торжествующе закричал Кемаль-шейх. — Киссас! Расплата.

Армейцы зашевелились, пытаясь угадать, откуда придет следующая атака. серо-желтое облако плесени приобрело человеческие очертания. Вместо лица была воронка. что вела к Кара-Тобе? Было ли возможно, что ядовитое вещество, пытавшееся их убить, — все, что от него осталось? Лифт снова вздрогнул, переживая очередной приступ желтой плесени.

— Не трогай кнопок!

Но безумное толкание Болбочана по панели управления сработало.

Механизм набрал обороты. Рессоры завизжали, кабина вырвалась из сетей плесени.

Раздался запах жженого пластика и трения металла, крик и стуки тел. Движение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Внезапная остановка прижала людей к поверхностям. Где-то наверху угрожающе заскрежетали. Что-то лопнуло, кабина провисла, словно механизмы нашли идеальные пазы.

— сработал ловитель. Подъем заблокирован, — прохрипел Кемаль-шейх, сплевывая кровь. — Люлька уже не сдвинется с места! Киссас.

— Смотрите! — неожиданно отозвался Ниязи. Его острые звериные глаза увидели то, на что не обратили внимания другие. Вплотную к кабине шла вмонтированная в стену железная лестница. Ниже их разобрали, очевидно думая, что это обезопасит от незваных гостей и беглецов, но здесь, недалеко от выхода, лестница осталась.

— И что? Как выбраться из этой пластиковой хрени? — Болбочан встряхнул шамана. Но тот только безумно засмеялся.

— Никак. Можете попытаться разбить. — в голосе Кемаля-шейха слышалась насмешка. Он знал, что пластик, выдержавший ушибы ядовитого вещества, невозможно разбить.

Армейцы принялась хлопать в стены. И это было еще страшнее, чем остановка.

Кабину начало трясти, но пластик не сдавался. Руки Черной Коровы снова стали красными.

— Стойте! — заорал Бекир, схватил руки девочки и направил их в место, показанное Ниязе. Теперь и Черная Корова закричала. Раскаленный круг вырвался из ее пальцев и ударил в стену. Пластик обуглился. Кабину заполнили дым и кашель.

Пол вздрогнул. Девочка снова ударила. Когда пыль спала, Бекир увидел в стене дыру.

Прежде чем мужчины пришли в себя, с плеча Ниязи соскользнул Забувайко и юркнул в лаз. Его не было несколько мгновений. Бекир держал в объятиях Черную Корову и старался не думать, что будет, если она не сможет контролировать свой дар и продолжит стрелять. Девочка, стиснув зубы, ждала ящерицы и чуть не заплакала от радости, когда в дыре появилась знакомая голова.

— Чисто, — прошептал Ниязи и забрал Забувайка.

Совместными усилиями им удалось расширить проход. Каждый молился, чтобы живая плесень осталась позади. Даже Кемаль-шейх молча наблюдал за мужчинами. Когда простора стало достаточно, Шипохвост высунул руку в дыру, схватился за перекладину и вылез из кабины. За ними последовал еще один армиец, потом Ниязи и Черная Корова.

Болбочан и Бекир остались последними.

— Пойдем с нами, — сказал сталеголовый Кемалю-шейху. — Кабина не сдвинется с места — твои слова. Пойдем. — Болбочан протянул руку старику, вжавшемуся в угол кабины. Хрусталики побледнели. Теперь Кемаль-шейх казался не моложе Азиза-бабы.

— Если такова воля Всевышнего, я ее приму, — осклабился старик и посмотрел на Бекира. — Ты только бедный, обманутый Азизом-бабой дитя. То, что ты считаешь спасением Дешту, — смерть для всех нас. И пусть этот тщеславный бурдюк не захотел учить меня настоящей мудрости чильтаны, я все же умею видеть. И я вижу! Смерть нам всем!

Старик похлебнулся смехом. Кабина снова вздрогнула. Болбочан с отвращением в последний раз взглянул на шамана и подтолкнул Бекира к дыре. Приделанные к стене железные перекладины-ступени вывели на балкон, по кругу опоясывающий шахту.

Это была последняя остановка перед выходом. Металлический балкон был сверстником шахты. Когда-то он служил аварийным убежищем для персонала. А теперь напоминал металлолом из Дешту. Ржавчина проела все детали конструкции. В полу зияли дыры. Балкон заскрипел под тяжестью новоприбывших. Армейцы втиснулись в стену, осторожно обходя пропасть. Бекир схватился за перила и посмотрел вниз. С высоты шахта казалась бесконечно глубокой разинутой пастью огромного черва. Падение с балкона означало смерть. Ниязи схватил его за руку и, оттягивая от края, и кивнул на армейцев.

Болбочан нашел железную дверь. Они были со сглаженными углами и хорошо припасены к подводным лодкам, которые прятали в скалях на юге Киммерику к вспышкам. все усилия, вентиль не поддался. другие мужчины.

— Может, какой-нибудь магически-механический засов? — спросил Шипохвост.

— Да нет. В прошлый раз они легко открылись.

Болбочан приложился к двери. Луна разнесла глухой удар шахтой, балкон угрожающе заскрипел и затрясся. Вентиль даже не сместился. К бею присоединились другие армейцы. В несколько рук они принялись тянуть металлический круг, стучать в металлическую поверхность и громко предлагать, что еще можно сделать с упрямой дверью. Отборная брань заставила Ниязи втиснуться в стену. Бекир тоже отступил.

Как он мог помочь там, где несколько здоровых мужчин были совершенно беспомощны?

Он огляделся в поисках Черной Коровы. Девочка сидела у шахты лифта.

Она обхватила колени руками и склонила голову. Тусклый свет обострил ее черты, под глазами темнели круги. Длинные волосы, всегда такие тяжелые и непослушные, свисали тонкими бессильными прядями.

— Ты как?

— До сих пор не знаю, как они вспыхнули. — Черная Корова растерянно посмотрела на собственные руки. — Я потянулась за Забувайком. Без него плохо.

Как вы держите все помнить?

Девочка беспомощно улыбнулась. Бекир не нашел ответа. Вот что стоит забвение, но кем он будет без этой боли?

Руку отдал бы, чтобы держать в памяти каждый уголок дома, каждую мельчайшую морщинку на лице матери.

Ненависть и любовь — вот что дает силы двигаться дальше.

— Сможешь помочь? — Бекир показал на дверь, с которой мучались мужчины.

— Они намного крепче пластиковых, — с сомнением сказала Черная Корова, но уже через мгновение на ее лице появилось знакомое выражение. Пусть она страдала из-за невозможности забыться, но до сих пор оставалась той же неудачной жертвой, которая просто не верит, что есть обстоятельства сильнее ее.

Мужчины расступились, когда дети подошли. На лицах читался благоговейный трепет. Болбочан освободил пространство перед дверью и поднял лампу.

Черная Корова потерла ладони. Бекир увидел, как задрожали ее пальцы. Губы девочки побелели. Она вытянула руки перед собой, словно сжимая воздух, и от напряжения заскрипела зубами. Забувайко засуетился на плече в Ниязе. Если бы у него был голос, то скулил бы. Но ничего не вышло. Руки Черной Коровы остались бледными. Она несколько раз ими встряхнула, пытаясь заставить работать, но пламя не появилось.

— Гнилое мясо! Да эта дверь какая-то очарованная! — взорвался Шипохвост.

Сейдамет снова ударил в вентиль. И как в ответ загудел двигатель.

— Это лифт. Он спускается, — сказал Ниязи.

— Эй, ну-ка, ну-ка! Мы должны высадить эту проклятую дверь! — закричал Болбочан. — Если лифт может спуститься, то сможет и подняться. Скоро здоровили Кемаля-Шейха будут здесь.

Черная Корова стиснула зубы и снова выбросила вперед руки, и снова результата не было. Никакого проклятого огонька, Бекир бессильно застонал. Их прижали к стене без всякого шанса на побег и спасение. Мужчины с новой силой застучали в дверь, рискуя оторвать балкон и сбросить всех вниз. Но это было равносильно стремлению Черной Коровы добыть огонь.

— Тихо! — приказал Болбочан. После недолгого молчания механизмов лифт снова заработал. Внизу заревели тулпары и что-то закричал шаман. Ни у кого не было сомнений: на этот раз идут за ними. Детей оттеснили поближе к двери. Во главе обороны встал Болбочан, его спину прикрыл Сейдамет. Балкон был слишком узким для более широкой линии обороны. Бей армейцев осторожно прикрыл решеткой разрушенный пол балкона и оскалился. Бекир вспомнил последние слова Кемаля-шейха: Ты еще заплатишь за свою измену. Дешт любит честных», и сжал кулаки.

Первой в дверь лифта продвинулась огромная голова собачьего. Из острых клыков стекала слюна, в глазах пылала ярость, он хотел завершить то, что начал внизу. Из-за его плеч выглянул тулпароголовый. На серо-зеленой коже краснели порезы. Он оклигал и был готов к бою. Собакорилый прыгнул и нанес удар острыми когтями. Рука Болбочана, которую он вытянул для защиты, безвольно повисла. Лицо Сейдамета залило кровь, он присел в отчаянной попытке попасть коротким лезвием в ногу собачьего. Другие продолжали хлопать в дверь. И в безумии криков и стука Бекир услышал едва уловимые ответные удары. Кто-то извне их нашел. Бекир не был уверен, но подбежал к двери, проталкиваясь между мужчинами, и изо всех сил закричал:

— Мы здесь!

Дверь встряхнула еще один удар с той стороны. Мужчины его услышали и отошли. собачий и попал в ловушку, подготовленную армейцами. Нога огромного чудовища застряла в дыре в полу.

Бекир услышал хруст кости. Тулпарообразный наскочил на спину приспешника, и крепление балкона в том месте наконец не выдержали. Болты со свистом начали вылетать из стен. Балкон пошатнулся и поплыл. Но Бекир не успел рассмотреть, что произошло с бурмилами Кемаля-шейха. Дверь наконец поддалась. Чьи-то руки подхватили детей и вытащили на воздух. За ними выпрыгнули другие мужчины. Из темной пропасти за их спинами раздались крики. Бекир услышал, как с грохотом обрушились древние металлические конструкции, и отступил еще на шаг от выхода, словно его могло затащить к пропасти. Перед глазами прыгали пятна.

Дешт ослепил. Он никогда не думал, что на поверхности бывает так много света. В небе закричал кхартал, Бекир коснулся раскаленной земли и только тогда поверил, что они спаслись.

— Схвати меня, Шейтан, за бороду, — раздался знакомый голос. — Это Бекир. Не жизнь, а чистая для тебя американка. Ты снова мне виноват, птичка моя. — Возле него стоял их спаситель Саша Бедный.