ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 13

Так как торт будет готов только завтра, я пришел в больницу с большой (трехлитровой) банкой салата, который мне всучила растроганная заведующая кулинарки. Салат отдаленно напоминал знаменитое в будущем оливье, звали его: «Мимоза», сдобрен он был домашним майонезом[1] — только из натуральных продуктов, никаких Е-добавок и стабилизаторов. Рецепт был такой: масло рафинированное, свежие желтки, готовая горчица, сахар, уксус, соль и специи.

Очень мне хорошо было в кулинарке — девчонки, чуть старше шестнадцати напоминали собственную молодость, хоть и не возбуждали. Мой взгляд после переноса останавливался на женщинах постарше.

Салат вызвал восторг у дежурной смены.

Профессор меня не дождался, но дежурная смена была предупреждена и встретила меня доброжелательно. Не каждый день им попадались пациенты, которые только НОЧУЮТ в специальной комнате для буйных. Ну а то, что я внешне был нормален, их не смущало. Старые сотрудники твердо знали, что все люди — ненормальные, просто им еще не поставили диагноз.

К салату собрали хороший стол. Кто-то притабанил домашние котлетки, кто-то выставил на стол банку с винегретом, была и вареная картошка, но большинство принесли с собой рыбу. Благо в эти времена достаточно было закинуть удочку в Ангару, чтоб к столу были хариус или ленок. Попадались громадные таймени[2]… (В желудках взрослых тайменей находили водоплавающих птиц (целиком!), крыс и даже летучих мышей. Чтобы настигнуть ничего не подозревающую жертву, таймень резко и дерзко выпрыгивает из воды. За эту манеру охоты его и назвали тигром. Короче, плескаясь в реках Сибири, нужно знать главное правило — если таймень хочет тебя сожрать, он тебя сожрёт). И это несмотря на вред, принесенный Иркутской ГЭС — гидроэлектростанции на реке Ангаре в Свердловском округе города Иркутска. Она является верхней по расположению и первой по времени строительства ступенью Ангарского каскада, а также первой крупной гидроэлектростанцией в Сибири.

Впрочем, все относительно. Электричество — это громадный плюс для людей. Но столь же громадный минус для водоплавающих.

За ужином пораспрашивал, какого тут служит? Все же изоляция, большая, чем в тюрьме, запахи кошмаров и едкого пота с карболкой.

Но сотрудники только посмеялись и рассказали забавный случай про Кузю.

Когда привезли Кузю-юродивого, жить психам стало чуток веселей. Он считал себя собакой на все сто процентов: на коленях и локтях от постоянной ходьбы на четвереньках образовались мощные мозоли, лай имел разнообразные оттенки, он умел лакать из миски и отлично задирал ногу над унитазом. Кстати, кусался тоже отлично. А человеческие укусы заживают медленно, поэтому обслуга его опасалась и постоянно пичкала снотворными и транквилизаторами.

Но один тихий шизик очень любил собак. Уже через неделю Кузя усвоил команды: сидеть, лежать, фу, место, рядом, ко мне. Он ходил рядом, держась левой ноги, выпрашивал лакомство, которое аккуратно брал с ладони, перестал кусаться, что освободило его от дурманящих лекарств, и новые друзья приступили к освоению более сложных команд: охраняй, ищи, аппорт.

— Ну и чем все кончилось? — спросил я с интересом.

— Как все у нас кончатся, хрен тебе подмышку! — сказал пожилой санитар. — Кузя умер от воспаления легких, застудился на полу спасть. А его дрессировщик остервенел и его перевели в палату для буйных. Теперь сидит на седативных.

Часам к двенадцати я решил поспать. Меня запер тот же санитар, пообещав отпереть перед сменой, которая начиналась в восемь утра. Что сказать — ночь была спокойной. И утром на кулаках не прибавилось шрамов, что говорило о покое сознания боксера. Даже как-то странно, не ожидал что он быстро смирится. А утром начались кошмары.

Во-первых санитар не открыл дверь и сидел в палате до восьми тридцати, пока у них шла пересменка. А потом дверь открыл не профессор, а несколько мрачных санитаров, один из которых держал в руках смирительную рубашку с линными рукавами и вязочками на спине… Впрочем, профессор виделся за их спиной и был он со стерилизатором в руках. (Одноразовых шприцов в этом времени в СССР не было, шприцы употреблялись многоразово и их кипятили в специальных металлических емкостях вместе с иглами, что придать стерильность). Интересно, Высоцкий уже сочинил песню про писхушку, как там:

Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.

Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.

И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,

И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда…

Ну вот — самое время песни вспоминать. Я совершенно механически принял боксерскую стойку.

И тут справа от меня, невидимо для посторонних встал, копируя стойку, боксер и Герой. А слева проявилась виртуальная тень ветеринара, человека не юного, как мы, но и не хилого. Их руки светились и они положили их мне на плечи. А я ответно обнял их, как самых родных и близких. И мы — все трое, как один — шагнули на санитаров, молотя кулаками перед собой и буквально смели этих мужиков, привыкших калечить людскую плоть, не боясь возмездия. Мы буквально втоптали их в кафель пола, на котором умирал Кузя, возомнивший себя псом, ибо человеком быть трудно. Но эти санитары, как и профессор, прижимавший к животу металлическую коробочку со шприцами, в моем понимании не были людьми. В этот момент — не были. И мы с утроенной силой и реакцией втоптали их в пол, в прах, в кровавые ошметки… и забили бы насмерть, если б не услышали профессора, повторяющего:

— Получилось, получилось. В нашли друг друга. Вы соединились.

Уже потом, отходя от стресса, мы узнали, что он задумал создать экстремальную ситуацию запредельной опасности, чтоб добиться слияния сознаний. Оказывается, он вычитал в манускрипте 17 века от лекаря Гюнтера Вольфа, что от таким образом соединял разрозненные души. Только он не пугал их заключением в больницу для душевнобольных, да и больниц таких пока не было, а отправлял их в водное испытание. То бишь, просто кидал в холодную реку, в Рейн.

Каждый исторический документ, описывающий условия в таких псевдо-психиатрических лечебницах, представляет эти заведения как жалкие, грязные и переполненные темницы. Пациентов приковывали цепями, били палками, погружали в ледяную воду или просто запирали в холодных крошечных камерах на несколько недель. По воскресеньям их часто демонстрировали как чудо природы. Зрители, наблюдающие за больными, издевались над несчастными и захлебывались смехом…

Как я понимаю Кузю, спрятавшего свою человечность в имитацию собаки!

Я понимал и профессора. Вернее — мы понимали. Но дружно отказались от его желания провести сеанс гипноза. Мы еще были немного раздельны, но раздольны и воспринимали друг друга, как часть памяти. Просто новое Я обладало пышной память, где были и зарубежная война, где был Санкт-Петербург и спокойная работа в ветлечебнице, где были и мои — попаданческие заботы

Пообещав профессору навещать его в квартире (в психушке — нет, спасибо!), мы (Я) удалились из «гостеприимного» заведения спорым шагом. Правда, пришлось еще перед помятыми санитарами извиниться. Но тут они сами виноваты, недооценили пацана!

И первое, что я сделал, достигнув арендованной хаты, это сварил крепкий чай и крепко задумался. Теперь с памятью о будущем (про Питер и про свою биографию) и с физической подготовкой и отчаянностью боксера, оставаться в убогом Иркутске не было смысла. Настоящая жизнь, конечно, возможна в любой географической точке планеты, но Сибирь (несмотря на её природу и колоссальную энергетику Байкала) все менее предпочтительна, чем районы с мягким климатом. Да и провинция в СССР это все-таки провинция, но жизнь кипит только в крупных городах: Москве, Киеве, Ленинграде… Конечно, сладкое слово «Свобода» пока только за границей СССР, но это тоже — «пока», а выждать лучше в незаметном облике, но с комфортом. Комфорт же требует денег, которые в этом наивном времени не трудно добыть.

Поехать работать на Север, или в Монголию — это был самый распространенный способ заработать больше чем у себя дома. Также можно было быть простым работником торговли, особенно в хорошем магазине с дефицитными товарами — тут ни какого Севера не нужно.

Были в советское время владельцы дач, занимавшие всю площадь огорода под выращивание «виктории», их называли «клубничными королями»(в то время, когда получение дачных участков ещё не приобрело массового характера). Торговали не только клубникой; стояли на перронах тётушки, предлагая на станциях пассажирам транзитных поездов варёную картошечку с солёными огурцами и т.п.

Мой сослуживец из Хабаровска имел отца, который в свою очередь имел три огорода и выращивал ранние сорта огурцов. Часть солил, часть сдавал в государственные магазины, а часть продавал на рынке. У него была справка об инвалидности, добытая мошенническим путем и прикормленные участковые.

По выходным дням толпы людей в этом времени устремлялись на так называемую «толкучку», где можно было купить не только подержанные вещи, но и отовариться дефицитом, который с риском для себя предлагали фарцовщики(милиция не дремала): импортную обувь, модную одежду, аудиокассеты с записями В. Высоцкого и др.исполнителей.

Кто-то втихаря оказывал маклерские услуги, кто-то сдавал «угол» студентам, молодым семьям.

В сельской местности некоторые жители нелегально держали песцов, а затем везли в город на продажу ценный мех. Они не гнушались кормить зверей краденым комбикормом. Зато их дети щеголяли в песцовых шапках.

В общем, везде люди находили лазейки, источники дополнительного дохода. Я уж не говорю про недовесы, обсчёты в торговле, разбавление бочкового кваса водой, нарушения в строительной сфере(недовложение цемента в раствор и т.д.)

В советском союзе было много способов разбогатеть. Эти способы сегодня называются предпринимательством. И на некоторые виды такого бизнеса можно ыбло, даже, получить разрешение у властей. Мой знакомы еще до перестройки получил разрешение на частное фотографирование в зоопарке с ведением кассовых документов и налогом в смешные 12 процентов.

Так что, хрен подмышку, этому городу….

[1] До конца 80-х годов майонез в СССР готовили по такой рецептуре

[2] Самый крупный представитель семейства лососёвых, достигающий 1,5—2 м длины и 60—80 кг веса.