ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 30

После обеда, который мы провели на набережной канала Грибоедова, где принимал гостей демократический классический советский ресторан «Чайка».

Сегодня в нем наличествовала кавказская кухня. Мы взяли заливную осетрину, суп Харчо и люля-кебаб с гарниром. На целых 2 ₽ 07 коп. Ну еще компот из сухофруктов за 6 копеек. Я заплатил за обеих. Дал пятерку и сказал:

— Без сдачи!

За что получил в ответ удивленные глаза официантки.

Ну да, в это — дневное время, когда ресторан работал как простая столовая, максимальные чаевые исчислялись 20 копейками. Поэтому и алкоголь подавали в стаканах с подстаканниками, будто чай.

Но мы спиртным не интересовались.

Потом я проводил Марсель на Красную Стрелу в Москву.

Особо не разговаривали. Я еще утром предложил ей формально сочетаться браком, чтоб иметь возможность уехать из совдепии. Она записала в блокнот новый для этого времени термин: «совдепия», но отказала в афере.

— Во-первых, — назидательно сказала она, — у меня в Париже есть жених. Серьезный и обеспеченный господин. Мы там по-европейски решаем проблему брачевания — заключаем контракт. Не так как у вас. А во-вторых, тебя просто не выпустят, так как Героями никто не разбрасывается. Да и служил ты, судя по всему, в иностранном легионе, не знаю как у вас этот род войск называется. А советские держат в тайне свои операции в разных странах.

Так что расстались без слез и пылких фраз. А я собрал вещички в рюкзак и вечером сел на поезд дальнего следования. Путь мой лежал на юг, в Ялту, где я (судя по чьей-то памяти) мило отдыхал именно в январе-феврале. Морской воздух, вышколенная обслуга санатория, четырехразовое питание с крымскими винами, целебные ванны и целебные напитки. Да и доступные дамы…

Проблем с билетами не было, ибо была отдельная касса для Героев. И СВ нашелся, где я ехал в гордом одиночестве. Не курортное время в январе.

Поезд был неспешный, но, наверное, скорый по нынешним временам. Я выходил на остановках и покупал домашние яства, кои менялись по времени приближения к южным областям. Впрочем, вареные куры присутствовали и тут.

А потом в вагон вошла собака.

Гигантская, килограмм под сто.

Сразу вспомнились (это уж моя память профессионального кинолога) меделяны!

О меделянской собаке — гордости российского собаководства — сегодня мало кто помнит. Собака, сбивавшая с ног быка и в одиночку справлявшаяся с медведем, кажется нашим современникам таким же сказкой. Уникальных российских мастифов держали в своих псарнях цари и князья, их дарили европейским королям и азиатским властителям.

В глубокую старину для народа раз в неделю устраивалась потеха: стравливали медведей с сильными собаками. Мой пращур, писал А. И. Куприн в рассказе: «Сапсан», — Сапсан-II в присутствии грозного царя Иоанна-IV, взяв медведя-стервятника «по месту» за горло, бросил его на землю, где он был приколот главным царским псарем. В честь и память его лучшие из моих предков носили имя Сапсан. Такой родословной могут похвастаться немногие жалованные графы.

Впрочем, вот старинное изображение породы —

Пес прошел по дорожке и лег рядом с моим купе. Проводник попытался его выдворить, но пес просто тяжело вздохнул и уложил тяжелую голову на передние лапы.

— Не надо его гонять, — сказал я, выглядывая из купе. — В крайнем случае доедет со мной, до Симферополя меньше суток осталось. А я вам заплачу.

и обратился к псу:

— Заходи ко мне, курицей угощу. Грудкой.

Пес, будто понял, встал и протиснулся в купе, заняв все свободное пространство на полу, застеленном ковриком. Куриную грудку принял аккуратно и сглотнул, как крошечную птичку. Вопросительно посмотрел на столик.

— Ну вот, картошка еще есть. Хлеб. Пирожки с вишней.

Пес не отказался ни от картошки, ни от хлеба. Ни от сладких пирожков.

А потом развернулся головой к входу и, запихав часть туловище под столик, задремал.

Мне сразу и по-детски захотелось приручить эту великолепную собаку. Я уже представлял себе, как будет он жить во дворе домика, который я непременно куплю где-нибудь в Ялте или в деревне Ялтинского района. Я хорошо знал и в прошлом любил Ялту, часто бывал там на отдыхе и по делам.

Но пес вышел на станции «Тамань-пассажирская»[1], как будто специально сюда и ехал. Этакий безбилетник!

И это было странно. Как-то мистически и угрожающе было его поведение, этого пса, похожего на давно вымершую породу меделанов!

Ну а я вышел на конечной, в Симферополе — грязном и перенаселенном городке, в котором летом жить совершенно невозможно. И успел на автобус, подгодавший к прибытию московского поезда. Полностью проигнорировав нахальные крики таксистов, обещавших «домчать за пятирик»!

Со мной была больше четырех тысяч наличными и сберкнижка на предъявителя, всего порядка девяти тысяч советских рублей — огромная сумма в 1966 году, а местным таксистам я не доверял. Впрочем, как и не доверял никому. В том числе и своим капризным сознаниям, которые в последние дни, вроде, угомонились. Только Ветеринар выразил недовольство нашим с Боксером желаниям иметь собаку — он хотел кошку.

К тому же в автобусе было просто приятней ездить, просторно. Меня всегда напрягало состояние пассажира в легковушках, ибо привык на шоферском месте рассекать пространство. В прошлом у меня каких только машин не перебывало. Запомнился первый Volkswagen. Именно потому, что был первой зарубежной машиной с легким управлением и без капризов, присущих отечественным. Я на нем рассекал без прав, купив на барахолке за 200 долларов. Продавец честно предупредил, что машина «убитая», но год — полтора проездит. Двухдверная ласточка создавала впечатление, что я сижу в тренажере…

И от машин мысли как-то плавно перешли к воспоминанию о визите в Ялту в годы перестройки, во времена, когда город поступил в ведомство новосозданной Украины, а Артек превратился в приют для педофилов. Вокзал тогда кишел беспризорниками, ибо на улице было прохладно, как и сегодня. Я продирался сквозь них, зажав в руке бумажник и вспоминал фильм про школу имени Достоевского — ШКИД. Ну буквально один в один!

А уже на улице мне парочка совсем маленьких оборвышей навязали щенка таксы. Длинношерстной, с огромными и печальными глазами и шелковыми ушами, свисающими до тротуара. Взял, чтоб пристроить кому-то, так как был в командировке, да и ждал дома пес — метровый в холке дог…

Меня отвлек интель в очках, который, оказывается, уже долгое время со мной вел беседу. Он горячо жестикулировал, реагируя на мои механические качание головой.

Я прислушался. Интель восхищался системой воспитания философа Руссо, призывающего к возврату первобытности. Что-то меня в этих восторгах разозлило и я высказался:

— А вы знаете, что вам доморощенный Жан-Жак Руссо одного за другим сдал в приют пятерых детей. Его сожительница детей рожала, а потом их относили в приют. Руссо писал, что хочет, чтобы дети стали крестьянами. Здоровый труд на свежем воздухе, простая пища, гармония с природой… Скорее всего, малютки просто умерли в приюте — условия в 18 веке были ужасающими. Но Руссо об этом не думал. Он писал трактат о правильном воспитании детей, который принёс ему славу великого педагога и просветителя. Самовлюбленный болван этот ваш Жан-Жак. И подонок!

Сосед выпучил глаза под большими очками и попытался спорить, но мы уже приехали. Воздух в Ялте очаровывал свежестью и запахом моря. Около станции стояла небольшая толпа женщин и мужчин — искали гостей на предмет сдачи комнаты. Я же направился к немногочисленным таксистам.

— Ребята, где тут самый лучший санаторий для военных?

— Подбросить, — успел самый плюгавый на побитом «Москвичонке», — за рупь?

Здоровяк на «Победе» только сплюнул с досады и проводил меня, усаживающегося в заднюю дверь сожалеющим взглядом. Ну а как же — чувак в дубленке!

[1] Станица расположена на западе Таманского полуострова (полуостров часто называют просто Таманью), на южном побережье Таманского залива,