ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 19

Не буду рассказывать насколько разочаровался бассейном. Ну никак не вступить в реку времени повторно! Сильный запах хлорки. Волосы, стоит высунуться из воды, смерзаются. Шкафчики для одежды маленькие и без замков, служитель их запирает на внутреннюю задвижку, которую легко вскрыть. Место для хранения ценностей не предусмотрено. Обмыться после бассейна трудно, ибо всего шесть душевых кабин…

Да и на улицу выходить зимой хреново, так толком и не обсушившись.

Но я посидел полчасика в полуподвальном кафе, налился до ушей чаем и съел два пряника (благо зубы уже молодые). Да, попросив у буфетчика листик бумаги и карандаш написал довольно дурацкое стихотворение:

Сидя дома,

Сидя дома,

Ты до гроба

И дойдешь.

Сидя дома,

Сидя дома,

Так сидячим

И помрешь.

Вот случайно,

Вот случайно

Кто- то тянет

За бугор.

Ты согласен?

Не согласен?

Ты боишься,

Снова пляшет

Коломбина

И зовет

Тебя в кабак.

Снова плачет

И уходит,

Ты хохочешь,

Как дурак.

Воет ветер,

Воет ветер,

За окном

Идет борьба.

Бьются стекла,

Рвутся шторы

И не видно

Ни черта.

Что за время?

Что за бремя?

Что за дьявол?

Что за грех?

Ветер воет,

Ноет сердце,

Истеричный

Слышен смех…

Ну а потом пошел в «Березку», где потратил почти все талоны. Прежде всего купил ондатровую шапку. За 25 «березкиных» рублей. Потом довольно дорогую итальянскую повседневную замшевую куртку (вместо пиджака — я все же творческий гражданин). Брюки. Одни итальянские, с широкими гачами по местной моде. Вторые — американские рабочие. Levis 501. Всего за семь рублей. Пару рубашек из хлопка, тонкой шерсти свитер под горло. Ботинки с мехом внутри. Югославские. И конечно дубленку. Тут она стоила не 700, как на барахолке, а всего 120 рублей. Тоже дорого для простого гражданина с зарплатой еще меньше. И несколько пар носок с вшитыми резинками. Потому что носить советские подтяжки для носков на каждой ноге противно!

Ну еще взял несколько банок с мандаринами. Китайского производства. Почему-то после «перестройки» они исчезли, а так были в довольно свободной продаже. Очень вкусный компот, несмотря на консервацию. Все сложил в серую спортивную сумку с ремнем через плечо из натуральной кожи яка. Четыре рубля. Бельгия.

И еще в сберкассу заглянул, пополнил наличные со сберкнижки, которая на предъявителя.

Ну а после обеда началась работа журналиста.

Ввиду обретения собственного фотоаппарата и, купленных в «Березке» пленок 6×6 не какой-то там «Свемы», а немецкой фирмы Agfa, я теперь был автономен. Но гордиться не стал и от помощи местного фотографа не отказался. Кроме пленок я хотел представить вместе с материалами и соответствующие фото. И для начала мы с ним на другой день с утра поехали к последнему из экипажа танка, что выставлен на улице имени маршала Рыбалко П. С.

Так что остаток недели я мотался из одного конца Москвы в другой, где-то с фотографом, а где-то и с собственным фотиком. Который, кстати, оказался излишне тяжелым и несколько неудобным в работе[1]. Возможно я просто не привык к работе со средним форматом. В прошлой (или — будущей) жизни у меня был «Салют»[2], но применял я его только для особых съемок природы и портов.

(Пленка среднего формата была, пожалуй, более крупным сегментом профессионального рынка, чем сегодняшний «средний формат». Несмотря на относительно высокую стоимость по сравнению с 35-мм пленкой, соотношение стоимости между зеркальными камерами и средним форматом, до недавнего времени, было намного выше. Средний формат по умолчанию использовался в студийных условиях и в профессиональной пейзажной фотографии, и был системой, к которой стремились энтузиасты).

Ну а по истечении недельного труда решил наградить себя миндальными пирожными в кафе гостиницы чуть ли не напротив Москвы — в Национале. А что — материалы в отпечатанном виде (воспользовался услугами гостиничной бухгалтерии, где была машинка «Украина») лежали в спортивной сумке вместе с фотографиями небольшого формата и с пленками. Деньги были и даже с излишком. А рестораны наскучили еще в прошлой жизни. Так что я во всем своем обновленном (заграничном) виде и пошел удовлетворять детские инстинкты сладкоежки. Националь был рядом. Я миновал мороженицу, стоящую на картонке в валенках с галошами, зашел в кафе.

И вот в этом «долбанном» кафе я встретил девушку, которая изменила мою теперешнюю жизнь. Полагаю, что такая встреча была предназначена фатумом, ибо очень уж я вел себя развязно и свободно для этих странных времен, которые в будущем назовут застойными.

Девушка, скинувшая беличью шубку на соседний стул, сразу привлекала внимании своим зарубежным видом. У нее была пестрая блузка, свободно свисающая на строгие джинсы, прическа «карэ», [3] как у французской певицы Мирей Матье и зимние сапожки «А-ля казачок»[4]. Изобретенные в СССР эти обувные новинки успешно делались французскими обувщиками и не менее успешно продавались русским модницам. Стоили они на черном рынке 70 рублей.

Но не модная одежда привлекла мой искушенный взор. От девушки веяло свежестью, как весной из открытого в сад окна. И в разрезе её глаз прятались смешинки, будто этот мир был подвластен ей во всех ипостасях. К тому же на девушке почти не было косметики. Чуть подведенные губы и все!

В кафе были свободные столики, но я подошел именно к занятому.

— Прошу простить, но очень хочется с вами познакомиться.

— Je ne comprends pas (Не понимаю).

— Oh pardon. Puis-je vous rencontrer? (О, простите. Можно с вами познакомиться?)

Дальше — слово за словом — я получил разрешение присесть, а потом и втянул в разговор.

Оказалось, что девушка — корреспондент коммунистической газеты «Юманите»[5] и работает с переводчиком, который отпросился на сегодня. Так что она пока упорядочивает сделанные записи и готовит план работы на завтра.

Девушка просто выглядела молодо, на самом деле она была, наверное, постарше моего нынешнего тела. Но сознание продолжало воспринимать её ребенком, хотя нотка симпатий (наверное от боксера) носила сексуальный оттенок.

Мы заказали дополнительные порции пирожных и кофе. Кофе было приличным, а пирожные выше всяких похвал.

И как-то незаметно разговор перешел на поэзию. А как с французами говорить о поэзии и не упомянуть Бодлера.

Он сказала, что часто впадавший в меланхолию Бодлер испытал не только душевные, но и физические страдания. Он умер в 46 лет с истерзанной душой.

А я дополнил, что его стихотворения оказали значительное влияние на Артюра Рембо, Поля Верлена и Стефана Малларме.

— Очень огорчительно, что в свободной Франции поэт станет жертвой цензуры! Вы же помните, что 7 июля начался суд над ним как автором богохульного сборника, нарушителем общественной морали. Итог — штраф в 300 франков, по тем временам огромная сумма. И Бодлер письменно обратился к императрице Евгении и просил ходатайствовать об уменьшении суммы выплаты. Благодаря супруге Наполеона III штраф снизили до 50 франков.

Девушка прищурила, почти закрыла глаза и процитировала:

Souvent, pour s’amuser, les hommes d’équipage

Prennent des albatros, vastes oiseaux des mers,

Qui suivent, indolents compagnons de voyage,

Le navire glissant sur les gouffres amers.

(Когда в морском пути тоска грызет матросов,

Они, досужий час желая скоротать,

Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,

Которые суда так любят провожать).

— А хочешь на русском послушать, как звучит, сказал я:

И вот, когда царя любимого лазури

На палубе кладут, он снежных два крыла,

Умевших так легко парить навстречу бури,

Застенчиво влачит, как два больших весла…

Я помолчал и продолжил это четверостишье на французском, спасибо за знание ветеринару:

A peine les ont-ils déposés sur les planches,

Que ces rois de l’azur, maladroits et honteux,

Laissent piteusement leurs grandes ailes blanches

Comme des avirons traîner à côté d’eux…

В процессе разговора мы как-то незаметно перешли на ты. В французском (как, кстати, и в английском) есть и «ты», — «tu — ты» и «вы» — «vous — вы», но не всегда применяются. И выяснилось, что у нее есть сборник «Цветы зла»[6], который почти невозможно купить в СССР. (Не любят у нас символистов. Вон Гумилева даже расстреляли!) И, конечно, она вознамерилась подарить его своему, как выяснилось, коллеге. Будущему коллеге.

И мы пошли за стихами к ней в номер.

Не было ничего, но стрела Амура пролетела между нами. А циничное сознание меня — гнусного старца, прокомментировало: «женись, дурачина, вот и удерешь из страны».

Ну и на выходе из «Националя» меня прихватили два молодца, одинаковых с лица, и засунули в машину. На заднее сидение, сев по краям. Левый осторожно вынул из моих рук томик стихов, а второй попросил документы с регистрацией в стольном городе Москве.

Регистрация у меня была по гостинице. Прямо в паспорте лежал талон с регистрацией, иначе по столице было бы опасно передвигаться.

[1] Средний формат — класс фотоаппаратуры с размером кадрового окна от 4,5×6 сантиметров до 6×9 см, рассчитанной на листовую или роликовую фотоплёнку.

[2] Салю́т' — советский среднеформатный однообъективный зеркальный фотоаппарат, выпускавшийся на киевском заводе «Арсенал» с 1957 по 1972 год.

[3] «Карэ» были популярными в 60-е годы у женщин среднего возраста, потом эти причёски в начале 70-х годов подхватили и подростки, желая походить на во всем взрослых. Сейчас эта прическа уже во многом ретро.

[4] Красные, с каблучком и змейкой — их тут же окрестили «русскими сапожками». Это был прорыв в модной индустрии, и за всем этим ажиотажем стояла простая советская художница…

[5] L’Humanité («Юманите», «Человечество»), ежедневная французская коммунистическая газета. Издаётся в Париже с 1904 г.; центральный орган Французской коммунистической партии (ФКП) в 1921–1994 гг.

[6] «Цветы зла» — сборник стихотворений французского поэта-символиста Шарля Бодлера, выходивший с 1857 по 1868 год в трёх редакциях с различным объёмом.