ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 34

Все когда-то кончается. Кончилось и мое пребывание на Черном море. Через Ростов-на-Дону я въехал в Таганрог — 76 км по трассе. И был я в собственном автомобиле. М-20 «Победа» — любовь моя прежняя. (Тогда права любительского класса давали в 16 лет и я их получил в ДОСААФ, а проходил практику именно на М-20 с коробкой передач на руле и синхронизатором!) Как известно, именно эта машина стала первым в СССР массовым легковым автомобилем, а в какой-то степени еще и символом послевоенного возрождения страны. «Победа» даже в моем времени была культовой, и дело даже не в том, что конструкция и дизайн были для нашей страны революционными. История создания и постановки в серию автомобиля полна неожиданных поворотов, а «путевку в жизнь» ей дал лично глава государства. Кстати двигатель «Победы» вообще никакого отношения к опелевскому не имеет. Этот четырехцилиндровый мотор создан на основе рядной «шестерки», которую устанавливали на целом ряде горьковских автомобилей (ГАЗ‑11, ГАЗ‑12, ГАЗ‑51, ГАЗ‑52). Хотя корни у этого двигателя тоже иностранные, лицензию на производство американского агрегата Dodge D5 Горьковский автозавод приобрел еще в 1937 году; но с тех пор мотор был серьезно доработан. Создатели ГАЗ М-20 никогда не скрывали, что многие решения были скопированы. У немецкого Opel Kapitaen позаимствованы принципиальная силовая схема кузова, конфигурация рычагов, шкворней и пружин… Также присутствуют элементы, подсмотренные на американских «Фордах» и «Крайслерах», а 4-цилиндровый двигатель сильно напоминает мотор «Виллиса».

Купил я машину всего за две тысячи, так как она была достаточно поездившая, да и продавец не скрывал, что она повидала виды. Уже в Ростове я как-то совсем непроизвольно попал на рынок поддержанных авто и увидел эту покоцанную красавицу. И захотел… А че, права в упаковке армейских документов были, да еще второго класса с правом управления грузовыми и, даже, автогрейдерами… Видимо Боксер перед армией ходил на курсы шоферов в ДОСААФ.

Но вернемся к городу, по которому я прогуливаюсь на собственной «Победе», рассматривая уникальные памятники. (Фото некоторых в конце главы) Порт на берегу Таганрогского залива Азовского моря образует городской округ город Таганрог. Является самым западным городом области. Входит в список исторических поселений России и список городов воинской славы.

Основан Петром I в 1698 году.

И что примечательно — Таганрог стал первой военно-морской базой России, первым российским портом на открытом морском побережье и первым в России городом, построенным по регулярному плану.

Так что прокатался я до вечера, благо две канистры с бензином закинул после покупки в багажник. И пришло время искать ночлег. А времена мотелей еще не наступили, до них еще полвека. Каждый Советский городок с населением больше 200 тысяч человек в 60-е годы застраивался гостиницами, определенного проекта. Так что проблем с размещением не предвиделось. Я припарковал машину у гостиницы и взошел в вестибюль, где висела знакомая всем командировочным табличка: «Мест нет». Понимая, что работникам гостиницы тоже надо зарабатывать, а не жить на скудную зарплату, я сунул в паспорт пятерку и попросил полулюкс. Именно полулюксы соответствовали моим понятиям о приличном номере в этом времени всеобщей уравниловки.

— Как думаете, мою машину тут у гостиницы можно оставить? — спросил я дежурную.

— Лучше загоните к нам во двор, — ответила она. — Пойду, открою вам ворота.

Загнал машину и озаботился ужином. Благо, в ресторан можно было пройти прямо из гостиницы. Так что с швейцаром не пообщался, сэкономив по меньшей мере рублик. Эти поборы и создание искусственного дефицита меня уже не раздражали — месяц пребывания в СССР вернули меня, выросшего в совке, в социалистическую реальность. Благо, деньги были. И не малые!

— Принесите на свой выбор, чтоб вкусно было и безопасно, — сказал я официанту.

— Спиртное?

— Я за рулем.

— Тогда борщ и морскую рыбу с жареными баклажанами.

Я вспомнил, что одним из трёх китов таганрогского кулинарного мира, наравне с рыбой и баклажанной икрой, является борщ. Чтобы бульон был крепким и прозрачным, чисто вымытые кусочки хвостов кладутся в холодную воду и ставятся на слабый огонь. Вариться они будут часа три, не меньше. Когда закипят, нужно снять пену. Не солить, ничего не добавлять.

Часто в Таганроге борщ варят и на утке, гусе или курице. По такому же принципу. А вот со свиным бульоном у них не дружат. Готовят борщ на свинине редко, и почти всегда это означает, что хозяйка не местная.

Борщ, который принесли тот час, оказался не красным, а рыжим. Местные свёклу в борще не жалуют. Вместо неё в зажарку идут мясистые спелые помидоры летом или домашний томат зимой.

Но все было вкусно, а рыба почти без костей. Еще бы — белуга. В мое время почти исчезнувшая порода. И цена этого блюда (специально глянул в меню) всего 93 копейки. И кусок солидный. Вместе с борщом и десертом (ромовая баба и чай в отдельном чайнике плюс блюдце с нарезанным лимоном и три куска рафинада) наел на рубль сорок пять. Дал два — без сдачи.

Ну и пошел себе в номер, на второй этаж. Разделся, включил телевизор и заснул, забыв выключить.

Проснулся под его трещание и сеткой настройки. Даже забыл об этом обычае в раннем развитие телевидения. Таблица эта называлась: Универсальная Электронная Испытательная Таблица или коротко УЭИТ. Нужна она была (уже не была) для проверки цветных телевизоров — правильно ли они передают цвет, размер изображения и детали.

Была глубокая ночь, а у меня ни в одном глазу сна не осталось.

Почему-то отчетливо вспомнилась слова Льва Толстого:

'Вечная тревога, труд, борьба, лишения — это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек. Только честная тревога, борьба и труд, основанные на любви, есть то, что называют счастьем. Да что счастие — глупое слово; не счастье, а хорошо; а бесчестная тревога, основанная на любви к себе, — это несчастье. Вот вам в самой сжатой форме перемена во взгляде на жизнь, происшедшая во мне в последнее время.

Мне смешно вспомнить, как я думывал и как вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаянья, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее. Смешно! Нельзя… Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость. От этого-то дурная сторона нашей души и желает спокойствия, не предчувствуя, что достижение его сопряжено с потерей всего, что есть в нас прекрасного'[1].

Это воспоминание совсем взбодрило меня. И возникло удивление — я не чувствовал своих сателлитов!

Собрался встать, но не смог. Тело не подчинялось мне!

И тут в голове зазвучал не мой голос:

— Мало того, что ты лишил меня кайфа после дембеля, не дал встретиться с корешами, вырвал из Иркутска, увез куда-то, так ты еще и деньги мои скрысячил. Дорвался до чужого, падла! Вот теперь и сиди там — в башке и не рыпайся, задрот. Не смей моим телом распоряжаться! И ты, пидар, не смей высовываться! Уничтожу паразита!

Боксер встал и начал одеваться, рассуждая:

— Ну что машину купил, так я не против. И в санатории было клево. Но что моей наградой выкобенивался — не прощу. Не по понятиям так боевой наградой пользоваться!

Он вышел из гостиницы, положив дремлющей дежурной на стойку ключ от номера. Разбудил сторожа, заставив того открыть ворота, вывел машину и поехал к морю. Он вел машину гораздо уверенней меня, как–то экономно управляя ей. Я по сравнению с ним был разболтанней в движениях, суетливей.

Выехав к набережной Боксер припарковался у обочины и вышел из машины. Он стоял у парапета, смотрел на робкий восход и о чем-то думал. Я не мог разобрать его мысли, он четко обособил себя от нас с Ветеринаром. Я впервые почувствовал себя убогим гостем на чужом празднике. Крысой, умыкнувшей чужое. Мелким паскудником, посягнувшим на личное!

— Ну так и есть, — сказал Боксер внутри моей сущности. — Крыса и есть. Я хоть и не понимаю, как все произошло, но зато никогда чужого не брал без спроса. А вы не только мне в голову залезли, так и мое тело захапали, да и деньги растратили. Я, может, хату на них хотел купить…

— А откуда такие деньги-то? — робко спросил я, не надеясь на диалог.

— Трофей! — неожиданно ответил Боксер. — Что добыто в бою, то — трофей законный. Так полкан говорил. Муслимы[2] нам должны за кровь, что мы там проливали. Ладно, ты там пока помолчи, мне подумать надобно.

И я замолк.

[1] Письмо А. А. Толстой, 1857 г.

[2] Муслимы и мусульмане — одно и тоже, они сами так себя называют, просто два разных варианта произношения одного слова