ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 40

Палата была на двоих, но я лежал в ней один. Телевизор (непривычно не плоский) был выключен, а лампы дневного света еще не были нужны — в окна лился серый восход.

Когда мы прибыли, ко мне сразу подошла медсестра и предложила протереть тело влажными салфетками. Конечно, я согласился. Мне казалось, что я навек пропах карболкой и прочими запахами больницы образца 1966 года!

Ну а спустя время пришел обещанный профессор. Как обычно — со свитой. Но не студентов, а не столь именитых врачей — ординаторов[1]. Поэтому он частично обращался к ним, имитируя лекцию на живом материале, частично — ко мне.

— Мы на данном больном наблюдаем ранения мягких тканей с повреждением апоневроза следует расценивать как открытые повреждения черепа, которые могут приводить к возникновению инфекционно-воспалительных внутричерепных процессов (менингиты, энцефалиты и др.). ОЧМР с переломом кости без повреждения ТМО относятся к непроникающим повреждениям. ОЧМР с переломами кости, повреждением ТМО относятся к проникающим повреждениям. При повреждениях ТМО всегда имеется опасность возникновения внутричерепных инфекционно-воспалительных осложнений. Проникающие ЧМР всегда вызывают тяжелые сопутствующие повреждения мозга как локальные на месте травмы, так и генерализованные. Пули, обладая высокой кинетической энергией, вызывают значительные разрушения мозга в окружности раневого канала изза ударно-сотрясающего молекулярного разрушения мозга и окружающих тканей. Гидрофильность мозга способствует образованию больших зон его клеточного разрушения и сотрясения. Раневой канал всегда значительно превышает размеры пули.

Профессор откашлялся и больно ткнул меня в рану.

— Со времен Пирогова не многое изменилось. Как вы, наверное, помните, он рекомендовал рану ушибленную превратить в рану резаную. Живые, хорошие васкуляризованные и устойчивые к бактериальной инвазии ткани должны стать стенками раны после хирургической обработки, которую мы с вами сегодня сделаем. Эти ткани должны быть способны подавить оставшихся в ране микробов и обеспечить быстрое заживление.

— Не могу не сказать, что в военной челюстно-лицевой хирургии доминирует другое мнение. Эти принципы военно-медицинской доктрины требуют щадящего отношения к поврежденным тканям: мягкие ткани стенок раны иссекаются экономно, удаляются только явно нежизнеспособные ткани, и рана может быть зашита только вблизи естественных отверстий, в других же областях лица края раны могут быть только сближены.

Ну а потом он приступил к назначениям, адресуясь уже к лечащему врачу, выделявшемуся редкой в этом времени бородкой. (Это нынче привилегия творческого братства).

— В данном случае допустима тактика безоперационного (консервативного) лечения. Конечно, необходимо стимулировать отток жидкости из раны, накладывайте дренаж. Для профилактики столбняка анатоксин и системное использование антибиотиков широкого спектра. Кроме того инфузионная терапия, введение сосудистых препаратов, ненаркотических анальгетиков. Наблюдаю небольшую анемию, показано переливание крови. В общем готовьте больного к операции…

Перед уходом он обратил внимания на меня.

— Вы, говорят, у нас герой. Не волнуйтесь, рана не смертельная, поправитесь. — И уже направляясь к выходу добавил: — Хотя, как знать. Иногда такие ранения приводят к катастрофическим итогам.

Утешил, что называется!

Я хотел для самоуспокоения прочитать Бодлера на французском (как-то меня этот картавый язык успокаивал), но нашел в голове лишь три французских слова: «мерси, мадам и ма шер». Вместе с Ветеринаром исчезли и его знания. А если исчезло сознание Боксера, то я больше не смогу ни драться, ни стрелять! В принципе, мне это и не нужно, но у Комитетчиков может быть другое мнение… Э-э, сошлюсь на амнезию. С пулей в башке должны будут поверить.

Но тут меня пришли подкачать кровью универсальной группы и подготовить к операции. Так что рассуждения пришлось отставить. Впал в дремную дымку, наверное ранение серьезное.

Ну а очнулся уже в послеоперационной палате. Или, как именовали в будущем, — в отделении реанимации и интенсивной терапии. Кроме капельницы ко мне ничего подключено не было. Да и никаких электронных приборов вокруг не наблюдалось. Судя по сериалам, в реанимации человек лежит на кровати. К груди крепятся наклейки-электроды, через которые постоянно снимается электрокардиограмма, на плече пристегнута манжета для измерения давления, на пальце — прищепка пульсоксиметра. В одну из вен установлен венозный катетер. Это «программа-минимум». Количество датчиков, катетеров, трубок и приборов, к которым подключён пациент, может быть очень большим. Но меня Бог миловал, в будущем я в больницу попал серьезно лишь один раз. Уже в Израиле. Не мог оправится, а тут еще рак простаты завелся, так что ни помочиться, ни просраться. К вечеру вызвал старшую дочку (мы с ней в одном городе жили) а она в свою очередь — скорую. В Израиле эта услуга платная, если не положат в больницу. Меня не положили, а продержали в палате первичного осмотра несколько часов. Лежал на кровати-каталке, на которой сразу проверила работу внутренних органов, сделали анализ крови и успокаивающе-расслабляющий укол. Через пару часов позывы увенчались успехом, но я сильно ослаб. Дочь вызвала такси и они вдвоем с шофером меня отвезли и под руки полувнесли в квартиру. А потом пришел счет за скорую — 600 шекелей.

Голова не болела, мысли были вялые. Дежурный врач спросил о самочувствии и ушел. Его сменила медсестра, которая добавила в капельницу снотворное. Ну я так подумал, потому как проспал до следующего утра.

А утро началось с визитов. Профессор порадовал меня и спутников тем, что операции прошла успешно.

— Покой, только покой. Это ключ к выздоровлению. Никаких резких движений! Завтра переведем вас в обычную палату.

Потом появился комитетчик. Тот же самый — куратор. Я закинул пробную фразу про амнезию.

— Простите, но я вас не узнаю. У меня после ранения что-то с памятью. Тут -помню, тут — не помню. Простите!

— Выздоравливайте, — сухо сказал мужик в форме гражданской авиации и удалился.

А я вновь попытался найти в себе чужеродные сознания. Боксер и Ветеринар вместе со своими знаниями, как в омут канули! Это было обидно, но в тоже время замечательно. У меня, умершего спустя пятьдесят четыре года, было новое тело и никаких конкурентов на него. И при этом мне нынче всего двадцать три года, а в голове знания восьмидесятилетнего старца, который умрет в будущем. А может и не умрет, ведь я теперь внимательней буду заботиться о своем здоровье…

Хотя, кто знает какой запас прочности именно у этого тела. Может ему суждено откинуться в сорок лет. Или напротив — дотянуть до стольника. В общем, впереди сплошные загадки!

Да и знаний у меня окромя Ветеринара с Боксером достаточно. Даже в языках. Нахватался за восемьдесят годков…

И тут мне удалось проверить прочность этих знаний, так как в палату зарулил гражданин в халате с рукой на весу в гипсе и обратился ко мне на английском:

— Excuse me, I’m looking for a senior medical worker? (Извините, я ищу старшего медицинского работника).

И я чисто механически приготовил ответ, который никак не мог прозвучат от Боксера:

— There is a resuscitation here, you were mistaken. Look for another place. (Здесь реанимация, вы ошиблись. Ищите другое место). — Но вовремя сообразил и, искажая речь, добавляя акцент, сказал: — Bad to know the English.Do not understand. (Плохо знать английский. Не понимаю).

Я исходил из того, что по-любому Боксер в своих заграничных командировках сталкивался с международным языком общения. И должен был выучить десяток фраз. А еще из того, что КГБ обязательно проверить мою, предполагаемую, амнезию. Так что быть параноиком полезно для жизни!

А жизнь, если правильно себя поведу, возможна долгая и по своему счастливая. А что для меня счастье? Если не философствовать, то все прошлую жизнь я был счастлив лишь тогда, когда ни от кого и не от чего не зависел. Свобода — вот высшее счастье!

Все остальное, включая благополучие финансовое и социальное всего лишь составляющие истинного счастья. Не от этого ли счастливы бомжи (порой непьющие) и не хотят менять образ быта.

Бомжи на улицах Парижа уже будто стали частью его культуры — так кажется со стороны. Еще их принято называть клошарами — мол, миленькие такие бездомные творческие люди, выбравшие свободу. С другой стороны, встретив такого персонажа по дороге, вам вряд ли захочется с ним обсудить Гюго с де Мопассаном и дать денег на мольберт с красками. Я и без знаний Ветеринара бывал в Париже (еще до того, как город заполонили черные!) и видел под мостом и у его окрестностей целый городок этих бомжей. Жизнь там кипит, в какой час ты бы ни подходил. То варят что-то в котелке, то на плите в грузовичке, то белье сушат, то на матрасах играют в карты, то просто сидят обсуждают дела. Шарма придают (придавали в то время) граффити в хиппи-стиле вроде «Давайте полюбим мир вокруг нас».

Конечно, русский бомж существо иного порядка. Но суть одна: поиск иллюзии свободы.

Но я то мечтаю (и мечтал) о свободе истинной. Чтоб и работа — в радость, и свободное время — как Хочу, а не как Надо. Да, впрочем, я так и жил в России и так же жил в Израиле.

[1]Ординатура не предполагает получение учёной степени, её цель — подготовка врачей -специалистов.