ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 46

…Хватит заниматься трихомудией, — подумал я проснувшись утром. — Надо что-то делать, пока меня Комитет не припахал к смертоубийству.

Вариантов было два. Сменить личность или слинять за границу.

Обдумал оба. Для первого следовало сблизиться с уголовниками. Для второго — купить туристическую путевку в одну из стран социалистического лагеря. Польша, германия, Болгария… из числа так называемых стран народной демократии. Чаще всего это была Болгария. Помните: «Курица — не птица, Болгария — не заграница» (слова народные)? Повыше котировались ГДР и Венгрия. На пределе возможного стояла Югославия — некое наполовину наше, наполовину не наше, то ли демократическое, то ли капиталистическое государство (сочетание того и другого в одном флаконе считалось в СССР невозможным).

Лучше всего для моих целей — Югославия. Там, насколько я помню, во времена СССР была поездка в Италию на автобусе. На один день.

Рожденные в СССР' хорошо помнят популярность туристических поездок в Югославию. К братьям-славянам отправлялись за солнцем и морем, которых в нашей северной стране было не так уж и много, за сапогами и куртками, за хорошим вином и вкусной едой. К тому же она выглядела «самой заграничной» из доступных. В начале восьмидесятых годов курортный отдых в Югославии достигнет своего расцвета. Построят приморские отели и бальнеологические центры.

Я остудил свои аппетиты, вспомнив сентенцию известного советского литературного героя Остапа Бендера: «Заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается». В определенном смысле это высказывание касалось эмигрантов из Советской России и СССР, а также достаточно редких случаев с невозвращенцами. Но для миллионов граждан Страны Советов, выезжавших за рубеж по каналам туризма в 1955–1991 гг., возвращение на родину было быстрым и неотвратимым. В каждой группе были специалисты по такому возвращению. Да и не светила мне Югославия с усиленной проверкой личности, вот в Болгарию или Польшу возможно попаду.

А там есть посольства США и Великобритании, — шепнул внутренний голос. — По крайней мере должны быть!

Оставив на время второй пункт плана я решил наладить контакт с ворами. И применил простенький прием для поиска уголовников — пошел гулять по Гостиному Двору, выставив кошелек из кармана дубленки. И вскоре один из карманников сделал попытку его свиснуть…

Ну а дальше было просто. Карманник, коим оказался пацан лет пятнадцати, после того, как я кольнул его в шею специально купленным шилом, отвел меня к пожилому и толстому человечку, который стоял в очереди за спортивными брюками из эластика (только выбросили — сразу очередь). Существуют эластичные ткани, которые отлично растягиваются и, одновременно, хорошо держат форму. Такая особенность текстиля объясняется очень просто — в составе материала, помимо волокон различного происхождения, содержатся синтетические нити эластана[1]. Старший не стал отпираться, когда я к нему обратился на фене, и предложил посидеть в ближайшем кафе.

Кафе оказалось обычной столовой, но толстяка там знали и быстро организовали в углу зала импровизированный завтрак по-советски, включавший кроме шницеля и салата «Весенний» прозрачный графин с водкой и компот в граненных стаканах.

— Где чалился, — в первую очередь спросил карманник.

Карманник, надо сказать, вполне уважаемая профессия и в статусе воров занимает одно из первых мест.

— Под Норильском, — соврал я. — По 147[2] оттянул трояк.

— Первая ходка?

— Нет, вторая. Год был на Нижнем Ингаше, Красноярский край.

— Ну понятно. Чего от меня хочешь.

— Да ксивы мне нужны, хорошие ксивы. За границу хочу махнуть, к финикам (финнам, в Финляндию).

— Сведу. Отчего хорошему человеку не помочь. Только что ты за рубежом-то делать будешь? Фиников разводить? Давай, разливай.

Посидели, оприходовали графинсик, закусили. Пошли на улицу и условились о следующей встрече.

А на следующей встрече вор сказал:

— Что же ты мне чернуху прогнал Не было вора на киче с таким именем…

За соседним столиком обнаружились две уголовные хари — поддержка. То что я уже не обладал навыками Боксера меня не смутило. За моей спиной был восьмидесятилетний опыт и послевоенное сибирское детство, в котором уголовников было не меньше, чем калеченных воинов.

Ответил дерзко:

— Шлифуй базар! Я чё — сказал что под своей мастью чалился? На хрена подмогу привел, я на легавый шнифт падать не собираюсь.

В переводе на обычную речь данный спич значил: «Следи за речью, я не под своей фамилией был на зоне. И зачем привел с собой помощников, я не собираюсь обращаться к милиционерам».

Моя память откатилась к собственной биографии, в которой я действительно сидел именно в Нижнем Ингаше (зона общего режима), где отбывал год нетрудного срока и работал в школе библиотекарем. Попал туда после чтения в Абакане в клубе антисоветских стихов про Ленина[3]. Вот КГБ и решили меня проучить. На вокзале перед прибытием поезда ко мне подошел какой-то пассажир (ну я так подумал — пассажир) и попросил присмотреть за его чемоданом, пока он купит пирожков.

Стою я, не ведая плохого, а тут поезд подают на первую платформу. Ну я инстинктивно взял не только свой чемодан, но и его, отошел от края платформы. И тот час меня одели в наручники. Статья 144 УК РСФСР, первая часть — кража незначительная. Влепили год, а перед отправлением в зону, в тот самый Ингаш, пришел ко мне человек из Конторы и сказал, что они меня еще пожалели…

Но администрация лагеря, видя интеллигентного и образованного осужденного, определила меня не на лесоповал, а в школу. Где я, совмещая работу библиотекаря еще и вел русский язык у школьников. Время было советское, народ на первом сроке был не шибко образованный, а заветы Ленина предписывали на законодательном уровне давать зекам моложе тридцати давать образование до восьмого класса включительно.

— Ну допустим, — сказал вор. — А позволь узнать, какое у тебя там погоняло было?

— Погоняло было необычное — Маэстро, — сказал я чистую правду. И был я там библиотекарем в школе. Отрицаловка[4] — это не мое.

— Ну так и я на киче не вкалывал, числился в кочегарах котельной, — улыбнулся вор.

Это только первоходки пытаются соблюсти воровскую псевдомораль, опытные воры здоровье берегут и стараются устроиться на теплую (блатную) должность.

Но полного доверия между нами не возникло.

А у меня отпало желание пользоваться сомнительными документами воровского изготовления. Особенно, ежели их будут проверять в КГБ.

— Вижу полного доверия между нами нет, — сказал я. — Тогда разрываю договор и просьбу о ксивах снимаю. Да и вряд ли ваше фуфло проканает проверку в Комитете. Вот за беспокойство. — И я положил перед старым вором две сотни.

А потом встал и ушел, напряженно ожидая атаки со спины.

Но воры, видимо, решили не связываться с мутным фраером. (Непонятным кадром).

А я пошел прямиком на вокзал. При всей моей любви к Питеру, нынешний не совсем соответствовал моим надеждам на спокойную и комфортную жизнь. Даже деньги в этом городе было не на что потратить, не прибегая к блату, знакомству, партийной номенклатуре… Но и такие благи казались мне нищенскими… Так что я отправился в Среднюю Азию, в Ташкент — город хлебный. Исходя из надежды, что узбекские баи ни куда не исчезли, а лишь перекрасились.

[1] Эластан — это синтетическая нить. Материал выполняется на основе полиуретана, по своим качествам он весьма похож на резину на базе каучука. Он является полностью синтетическим, однако не используется в современной текстильной промышленности самостоятельно, как и ткань акрил — это также искусственный материал на основе синтетических волокон. Продукция отличается плотной структурой, она отлично тянется и восстанавливает форму. Ткань совершенно непрозрачная, она может быть окрашена в любой цвет.

[2] Статья 147 УК РСФСР (1960 г.) — «Мошенничество».

За завладение чужим имуществом или приобретение права на имущество путём обмана либо злоупотребления доверием (мошенничество) предусмотрено наказание: В том числе и лишение свободы на срок до трёх лет

[3] Снимите шапку перед мавзолеем,

в котором прах задумчивый лежит,

Лежит спокойно равнодушный Ленин

у стен Кремля Великого лежит…

[4] «Отрицала» («отрицалово»)

Сотрудники закрытых исправительных учреждений разделяют заключённых по их отношению к режиму на три категории: положительных, нейтральных и отрицателово. Последние отличаются плохим поведением, отказываются от работы и находятся в конфликте с администрацией.