ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Глава 36

А потом мы вернулись в Дом колхозника, где легли на койку в пятиместном номере за семьдесят пять копеек в сутки.

Боксер расслабил мышцы и впал в полудрему, сохраняя контроль на сознанием. Подавить его нам не удалось, хотя и чувствовал я усилия Ветеринара — он пытался помочь. Надо думать, что его сознание тоже привыкло к более комфортному существованию и что он так же ощущал тело, как и я.

Неприятное заключалось в том, что чувствительность тела, которым не мог управлять, сохранялась. И реакция у меня лично была совсем не такая, как у хозяина этого тела. Меня, к примеру, раздражало подтирать попу жесткими газетами, на кусках которых были свинцовые следы шрифта. Да и питаться я бы предпочел вкуснее, а жить с удобствами. Аскетизм Боксера был врожденным и менять его нам не под силу, просто надо, когда он заснет перехватить управление телом и загнать парня поглубже куда-то там, в мозге, вроде…

Но Боксера видимо учили спать в полглаза и он был все время настороже. Я как бы шевельнул пальцем на ноге, но железная воля КГБешного боевика отсекла меня от тела.

А этот хрен продремав пару часов встал свежим и, посетив туалет в коридоре, направился по делам. Для этих дел он прошагал добрых пять километров пешком и нырнул в полуподвальное помещение, над которым висела вывеска: «Пельменная».

Пластиковые «стоячие» столики, стены по шаровой масляной краской, синеватые лампы дневного света на потолке (жужжащие от попыток светить), несколько мужиков за столиком в углу и дородная буфетчица, разливающая пиво из пенного крана.

— А, паренек, — окликнула она Боксера, — только завезли пару бочек. Будешь?

— Конечно, — согласился Владимир. (Вот мы и начали хозяина тела звать по имени…).

Он принял две кружки, отрицательно ответил на предложение «прицепа» и поставил их на столик у входа. (Который одновременно являлся выходом и потому там редко занимали в полупустом зале). Но пить не стал, лишь имитировал этот процесс. (Я сперва не понял — почему, но по следующим приключениям догадался).

А тут как раз в пивнушку зашел человек восточной наружности и приблизился к буфетчице. А та ему протянула пухлый конверт. (Не знал, что рэкет был и в СССР). И тот час мужики выбрались из своего угла и окружили восточного человека.

— Ты по какому праву честную женщину обдираешь? — спросил один из них, в теплой кепке с наушниками. — Много воли себе взяли на чужой земле!

— Эй, послюшай, — сказал азербайджанец. — Это наш старший ей пиво купил по знакомству, чтоб баба выручку делала. Какой обдираешь, слюшай! Какой чужой страна? Страна одна — советская. (Ну да, ошибся я — не существует еще в СССР этой гадости).

А мужики, разыгрывая скверный спектакль, взяли айзера за грудки и повели к выходу, сломив сопротивление испуганного восточного человека. И тут на Владимир отошел от своего столика, оставив две кружки не тронутого пива и двумя резкими ударами, без предупреждения и слов вырубил двух человек из угловой компании. А третьему сказал строго:

— Отстал от человека!

И кивнул буфетчице, закрутившей диск настенного телефона:

— Не надо ментов вызывать, разобрались уже.

Ну а потом Боксер (которого я уже стал звать уважительно) предложил восточному человеку пиво, ожидаемо принял отказ и дополнил:

— К сожалению плана[1] при себе нет, а то бы кальян предложил.

— Любишь кальян с планом?

— Служил на Востоке, привык.

Ну а дальше все развивалось по накатанной и нехитрой (для меня, человека XXI века) схеме. Владимир Иванович был приглашен на плов у азербайджанцев на завтра ближе к обеду. И они с восточным человеком расстались по-восточному — приобнявшись и похлопав друг друга по спине.

А Боксер вернулся за столик и с аппетитом приступил к пиву, кивнув буфетчице:

— Сообрази там мне пару порций пельмешек с уксусом.

И сытно поев и попив (третья кружка была с прицепом и народ, прознав про пиво, прибывал) неспешно покинул забегаловку и отправился гулять. Сперва по набережной, а потом и в парк, пустой по позднему зимнему времени.

«В этом парке любил гулять Чехов, и он упоминал его в своих произведениях», — шепнул я, не надеясь что меня услышат.

Боксер услышал и даже отреагировал:

«Читал я твоего Горького. „Детство“, как его пороли и как он читал при свете лампады. Это он еще в детдоме не пожил! Там не только пороть, там и харить[2] могут…»

И сразу оборвал ниточку робкой связи между нами.

А я наслаждался разнообразием зелени и свежестью воздуха. Я знал историю этого великолепия. Давно, аж в 1806 году по представлению таганрогского градоначальника барона Б. Б. Кампенгаузена было получено разрешение на создание в городе Аптечного сада (Одно из увлечений Петра-I). Поэтому землемер Ростовского уезда инженер Шаржинский представил план сада, часть которого отводилась под аптечные плантации, другая под посадку фруктовых и декоративных деревьев и виноградников. Летом и осенью были произведены земляные работы, для которых использовались арестанты острога. Были спланированы плантации, несколько аллей и дорожек, вырыты колодцы, построены помещения для сторожей и хранения инструмента, проведены первые посадки растений… Чехов в 1887 году писал о саде в письме сестре: «Был в саду. Играла музыка. Сад великолепный. Круг битком набит». Писал о саде Чехов и в нескольких своих произведениях. В 1909 году сад был полностью вырублен и засажен новыми деревьями. В 1934 году сад стал парком, и ему было присвоено имя А. М. Горького. Парк несколько раз удостаивался звания «Лучший парк культуры и отдыха».

Все когда-то кончается. Кончилась и эта прекрасная прогулка. Боксер внес свое могучее тело в вонизм Дома Колхозника и не раздеваясь свалился на кровать. И заснул в полглаза, четко контролируя наши попытки овладеть телом.

А поутру они проснулись… Ну в смысле — мы. И отправились в диетическую столовую, которая ютилась в центре города и пользовалась успехом из-за дешевизны. И не ютилась она, а гордо принимала посетителей. Боксер к моему удивлению предъявил талон и бесплатно получил щи на мясном бульоне, хека с картошкой и чай. Хлеб был на столах. Я не удержался и запомнил меню, по которому трехразовое питание стояло всего 92 копейки.

Ну а потом наш руководитель поперся в милицейские гаражи, где пристроил нашу «Победу». По дороге он купил две бутылки «Московской» (2,87 ₽за бутылку) и несколько плавленых сырков за четыре копейки каждый.

Вручив это богатство механикам он вместе с ними провозился с машиной до вечера. Продул какие-то шланги и заменил тормозную жидкость. Сменил свечи (оказывается в багажнике был запасной комплект). Сменив резину на зимнюю, рассчитавшись за новые покрышки наличными. Прерыватель отрегулировал, так что зажигание схватывало сразу…

Он возился с удовольствием, это чувствовалось. Экое сочетание — ликвидатор, любящий природу и машинки!

На обед не ходили. Отправили человека в милицейский буфет прямо в здании ГОВД и он приволок бутерброды с колбасой и сыром, а заодно и сетку «Жигулевского» из ближайшего гастронома.

Стоит отметить, что в Советском Союзе качеству продуктов уделялось особое внимание. Будь то колбаса, или пиво, все должно было быть сделано на высшем уровне. Именно поэтому существовал ГОСТ, которому нужно было обязательно следовать. Исходя из этих правил, Жигулевское пиво должно было иметь светлый цвет и иметь крепость не менее 2,8 процента. Также исходный экстракт должен был составлять не менее 11 процентов[3]. Воспоминания о нем в мое время немного подмачивало разливное, которое продавцы нещадно разбавляли. (Вот и каламбур). Во времена жесткого дефицита торговые работники от работников торга и вплоть до грузчиков нещадно наживались на любых товарах, кои пользовались спросом. А порой и сами создавали этот дефицит, усугубляли его.

Пока я рассуждал в уголочке о преимуществах советского пива Боксер закончил работу и выгнал машину в свободное плавание. Он промчал до конца города, меняя скорость и передачи, а потом сверну в центр и притормозил в «Индии» (так в СССР называли поселки индивидуальной застройки). В одном из дворов светили подвешенные лампочки и слышался гортанный говор. Туда и был приглашен молодой КГБешник, коим оказался наш носитель, путем хитрой процедуры якобы защиты в пельменной забегаловке.

[1] Одно из сленговых названий опиума

[2] Сленг прошлого века: совершать половой акт, трахать. В детдомах иногда старшаки так самоутверждаются.

[3] Стоит отметить, что Жигулевское пиво приобрело огромную популярность в Советском Союзе, где было около 700 пивоварен, где производили это пиво. Возникает вопрос: почему так много? Ответ весьма прост. Жигулевское пиво было «живым», то есть нефильтрованным и не пастеризованным, и имело очень короткий срок годности — всего около недели.