Город Пламени

Глава 14

Арена Аурум совсем не такая, как я себе представляла. По правде говоря, я не уверена, как она выглядела в моем воображении. Но это точно было не это.

Разноголосый шум толпы с более высоких уровней стекается на большую арену, открытую до самого неба. Фрея тащит меня, чтобы усадить рядом с Линком на каменные скамьи, которые концентрическими кругами спускаются к отшлифованной яме. Напротив нее мой взгляд останавливается на балконе, где королева прислонилась спиной к трону с бежевыми колоннами.

Даже защищенная от утреннего солнца, ее золотая мантия мерцает, когда она поворачивает голову, чтобы поговорить с венаторами в каждом углу. Генерал сидит на троне поменьше рядом с ней и наблюдает за всем, глядя в сторону ямы.

"Знаете ли вы, ребята, что Золотой Вор ограбил один из магазинов в районе Хризос в ночь нападения рюменов?"

Моргнув, я мотнула головой влево на Райдана, заставив нас отступить еще дальше, когда он опустился рядом с Фреей.

"Как ты узнал?" спрашивает Фрея: "И с каких пор ты приходишь и разговариваешь с нами?"

"С этого момента?" говорит он, делая недоверчивое лицо: "А Фрей-Фрей, я все знаю. Кроме того, он оставил монету и, как ни странно, ожерелье". Мои глаза становятся круглыми, когда он задумчиво вздыхает: "Сэр Лонгфорд был недоволен, что в его ювелирный магазин вломились".

По крайней мере, сэру Лонгфорду не пришлось иметь дело с высокомерным драконом, который…

"Представьте себе, что вы встретились лицом к лицу с Золотым Вором". Райдан откинулся назад, улыбаясь. Тень отбрасывается на половину его лица, затемняя его теплую коричневую кожу: "Я не уверен, обделался бы я или попросил бы его подписать один из его плакатов".

Я воздерживаюсь от закатывания глаз. Золотому вору, скорее всего, понравилась бы вторая идея.

"Солярис, я бы застыла на месте", — говорит Фрея, опуская плечи и широко раскрывая глаза.

"Я бы убежал". Линк вздрагивает: "Он слишком опасен".

Я фыркаю на последнюю фразу, заставляя их всех повернуть головы в мою сторону. Прочистив горло, я говорю: "Я не думаю, что он должен заслужить такой великий титул. Знаете, что опасно? Когда кому-то не нравится клубничный пирог".

Они все моргают, как будто я сошла с ума. Возможно, но я не хочу, чтобы Золотой Вор победил даже в разговоре.

"Итак, ты думаешь, что перевертыши не опасны?" медленно спрашивает Фрея.

"Конечно, она так не думает", — говорит Райдан: "Однажды она без зазрения совести убила рюмена, предстала перед Арденти…" Он ухмыляется, возвращая то, что я сказала ему после того, как он меня разозлил. Он действительно зануда: "- Привлекла внимание королевы своим впечатляющим мастерством владения ножом и является дочерью единственного и неповторимого Натаниэля Эмброуза".

Головы поворачиваются при упоминании моего отца, и я отворачиваюсь, но пара лесных глаз смотрит на меня сверху вниз. Женщина не старше сорока лет, одетая в толстую тунику. Аметистовые кристаллы зажимают ее роскошные и красивые черные локоны, когда она сужает взгляд, наклоняя голову, словно знает меня, хотя я никогда в жизни ее не видела.

Я хмурюсь, когда она прерывает наш взгляд, и возвращаюсь к Райдану, все еще продолжающему говорить о том, что я сделала. Я улыбаюсь ему: "Я не покажу раскаяния, бросив тебя в яму".

"Вот это будет классифицироваться как убийство".

Пожав плечами, я отвечаю: "Убийство с достойной целью".

Он крутит в пальцах пряди локонов Фреи, и она отбрасывает его руку, но он, кажется, не замечает этого, глядя на меня задумчивым взглядом: "Это та же мысль, что и в отношении Адриэля и Орана?"

Я напрягаюсь при их именах, как и Линк: "Я простила их", — бормочу я.

"Ого, Эмброуз, я никогда не считал тебя склонной к прощению".

"Обычно мне не нравится это делать", — пробурчала я. Я не хотела опускаться до уровня Адриэля и Орана. Идрис всегда учил меня прощать, а я всегда не слушалась. В этот раз мне было приятно сделать это самой.

Наступила долгая пауза между нами четырьмя, пока Линк не разлепил губы и не сказал: "Итак, улицы Хризоса… Золотой Вор. Ты ходила в том направлении, Нара. Ты была свидетелем чего-нибудь?"

"Нет." Я поджимаю нижнюю губу: "Ну, за исключением странного маленького существа". По крайней мере, не полная ложь.

Фрея улыбается: "Какого рода?"

Я описываю оранжевую тварь, покрытую мехом, и то, как я хотела поймать ее в ловушку. К концу рассказа все трое вытаращились на меня.

"Что?" Я бросаю на них настороженный взгляд.

"Ты пыталась поймать тибитианца?" Линк таращит на меня свои голубые глаза, и это самое выразительное выражение, которое я видела у него до сих пор.

"Что такое тибитианцы?"

"Это самый редкий вид существ!" Голос Фреи приобретает довольно возбужденный оттенок: "Все они рождаются из элементарных огненных растений возле вулканов Хелланда на севере".

Я опускаю брови, собирая эту информацию и понимая, как земли Зератиона разделяются на то, что они считают четырьмя стихиями. Эмбервелл — огонь, Терранос — земля, Ундарион — вода и Аэрис — воздух. История гласит, что когда Зератион был создан, сила солнца и луны упала на маленький остров, названный Островом стихий. Он расположен в центре нашего континента и разделен Океаном Бурь и Морем Спокойствия.

И каждый год в день летнего солнцестояния здесь проходит праздник под названием Ноктура, на котором мы празднуем высвобождение магии, она проецируется в небо, якобы для того, чтобы помочь всем нашим землям поддерживать баланс стихий. Когда я была маленькой, я наблюдала за яркими цветами желтого и оранжевого, мерцающими как звезды, покрывающие бархатную ночь, вместе со своими братьями, ела и танцевала на рыночной площади нашей деревни. Но в этом году все по-другому, потому что, скорее всего, я буду праздновать его не в своей деревне, а в городе.

"Они должны помогать полям и урожаю, поэтому их никто не ловит", — продолжает Фрея, и я отвлекаюсь от своих мыслей: "За исключением некоторых людей, живущих в Драггардах, которые наслаждаются рабством любого существа, будь оно хорошим или плохим".

Должно быть, поэтому Иваррон никогда не рассказывал мне об этих тибитианцах, хотя обычно он никогда не заботится ни о каком существе.

"Я хотел бы знать, как один из них попал в город", — говорит Райдан: "Может, я смогу подружиться с ним, чтобы он приносил мне еду". Он поглаживает свой живот.

Фрея задыхается, хмуро глядя на него: "Солярис, нет! Они милые…" Ее слова затихают, как только ликование толпы усиливается, и все наши головы устремляются к яме. Люди начинают обмениваться друг с другом золотыми монетами, пока королева не поднимает руку, и крики переходят в шепот.

"О Боже", — вздыхает Фрея, когда решетки со стоном открываются с обоих концов, и я втягиваю воздух, когда два дракона появляются в яме. Молчание толпы снова переходит в экстаз, когда рев становится громоподобным, как буря, проносящаяся с территории в нашу сторону под порывами ветра. Я смотрю на длинные толстые цепи, которые крепятся к их задним ногам, не давая им взлететь, но все же позволяя передвигаться, сражаться.

Именно здесь, на этой же земле, я буду проходить свое испытание, будь то против драконов или чего-то большего.

Я пожевала нижнюю губу, глядя на обоих, каждый из которых кружит вокруг другого. Низкий гул сотрясает землю, а затем бархатные пятна тени окутывают одного из драконов. Умбрати.

Мой взгляд мгновенно переключается на другого дракона, гораздо меньшего по размеру, чем Умбрати. Его тело более стройное и заостренное у головы, где большие огненные глаза смотрят на мускулистое тело Умбрати.

Самка… Арденти — самка.

И не только это, но и чешуя, блекло-красного цвета, почти перьевая, говорит о том, что он молод. А когда он открывает морду, испуская огонь, я узнаю дракона.

Это тот самый, который напал на нашу деревню. Тот, которого Венаторы захватили из-за меня, и если Умбрати старше и самец, то..: "Это нечестный бой". Я поворачиваюсь к Фрее с расширенными глазами, она просто хмурится в ответ: "Арденти — птенец, едва взрослый по сравнению с умбрати. Он проиграет".

Фрея смотрит между мной и ямой, а люди вокруг насмехаются над Арденти: "Бои на арене никогда не бывают честными, Нара. Им будет все равно, даже если это будет молодой детеныш", — отвечает она, слегка морщась, понимая, что выбора нет.

Я удивляюсь, с какой стати меня это волнует, но это так.

Повернув голову к двум драконам, я наклоняюсь вперед, предвкушая, что может произойти дальше, какие навыки арденти могут использовать против умбрати. Они набрасываются друг на друга, цепи гремят и поднимают в воздух песок. Их хвосты трепещут, из-за чего трудно понять, кто из них одерживает верх. Видно, что они были заранее взвинчены. Их первобытная ярость доминирует над всей ареной.

Они падают, причем Арденти вцепляется своей пастью в шею Умбрати. В течение нескольких минут они постоянно снуют туда-сюда, пока Умбрати не удается сбросить дракона.

Толпа поднимается со скамеек, размахивая золотом, когда Арденти встает на задние лапы, тряся головой, а Умбрати бросается влево, огибая и извергая из пасти черные тени, похожие на острые лезвия. Арденти успешно уклоняется от каждого из них, заставляя меня почти подняться, чтобы позлить тех, кто ставит против него.

Это чувство проходит, как только Умбрати взлетает в воздух. Все глаза поднимаются, наблюдая за тем, как цепь напрягается, хлопая в воздухе, и пикирует на Арденти.

Это происходит так быстро, что Арденти не успевает отклониться в сторону, как когти Умбрати вырываются и прорезают крылья, пригвоздив их к земле.

"О, это должно быть больно", — поморщился Райдан. Я не обращаю на него внимания, когда Арденти издает болезненный крик, позволяя умбрати вцепиться острыми как бритва зубами в ее шею. Кровь, так много крови, льется на яму, когда Арденти остается прикованной к полу, а другой с рычанием отступает назад.

Я стою слишком быстро, пока арденти пытается подняться. Ее разорванные крылья медленно раскрываются, но все же она падает обратно на бок, выдыхая струйки дыма через ноздри.

Покачивая головой, я смотрю на тихое ворчание и бормотание остальных. Мое лицо болезненно хмурится, когда глаза Арденти закрываются.

Озабоченность стучит по поверхности моей грудной клетки, а пальцы возились с каймой моего тонкого плаща, натягивая и сжимая его между делом.

Вставай, — мой разум неистово пытается общаться, бороться.

Я повторяю это снова и снова, вставай, сражайся, вставай, сражайся, и я не останавливаюсь, когда дракон двигает головой и открывает большие змеиные глаза. Она находит меня в толпе. Она смотрит на меня, смотрит так, словно узнает, кто я, еще с того дня в деревне. И в ту решающую секунду, когда я сдерживаю свою ярость, я повторяю: сражайся.

И тут же ее вопль прорезает воздух, когда снова раздаются звуки буйства толпы. Арденти взлетает, отталкиваясь от стен арены, набирает скорость и надвигается на Умбрати.

Он кричит, выпуская тени, когда Арденти вонзает когти в его грудь. И с силой опускает морду вниз, туда, где находится сердце.

Влажный хруст, похожий на раскалывание костей, отдается эхом по стенам, а затем в толпе воцаряется тишина. Арденти поднимает голову сквозь пыль, вытягивая шею, когда в воздухе раздается рев, сопровождаемый огненным пламенем, словно призыв к победе.

Умбрати не двигается, не вздрагивает.

Мертв, он мертв.

"Все кончено?" спрашивает Фрея, и, несмотря на то, что я не смотрю на нее, я знаю, что все это время она держала глаза закрытыми.

"Да", — это все, что я могу сказать, ошеломленно вздохнув: "Все кончено".

Не прошло и минуты после выдоха Фреи, как толпа жалуется и кричит, потеряв деньги на умбрати, когда одни начинают уходить, а другие вступают в споры. Мой взгляд скользит от ямы к королеве. В то время как у генерала на лице его обычный жестокий взгляд, королева безучастна. Я бы даже сказала, задумчива, поскольку она просто смотрит на венаторов, которые тащат дракона обратно к тому месту, которое ведет в подземелья.

Я больше не замечаю ничего, что происходит вокруг меня. Я также не слышу, как Фрея и Линк произносят мое имя, пока они не выкрикивают его в третий, а может, и в четвертый раз. Они начинают спускаться по каменным ступеням, а я в последний раз бросаю взгляд на яму с воспоминаниями об Арденти. Всю свою жизнь меня никогда не волновало, если кто-то говорил, что дракон умер, так почему же я хочу помочь этому? Почему даже за смерть Умбрати меня пронзает скорбь?

Я спускаюсь вниз, протискиваясь мимо людей, и тут меня отталкивают, схватив за запястье. Я поворачиваюсь и смотрю на женщину, которая смотрела на меня перед боем. Кристаллы в ее волосах светятся более темным оттенком, из-за чего они кажутся почти синими.

"Наралия Амброуз", — говорит она, ее голос нежный и приятный, но ее ореховые глаза сузились от страдания.

Я пытаюсь вывернуться из ее хватки: "Как…"

"Я знала твоего отца", — говорит она, и меня охватывает шок: "Он говорил о вас".

Я пытаюсь вымолвить слова, но остаюсь немым, пока она с дрожащим вздохом смотрит на всех, кто все еще собирается покинуть арену.

"Встретимся сегодня у драггардов", — говорит она, ее голос слабый и низкий, чтобы никто не услышал, но при одном упоминании драггардов мои суставы напрягаются. Там есть таверна "Глаз полумесяца". Ее хватка становится тверже, но не настолько, чтобы причинить боль, да и не намеренно: "Спроси Лейру, и они сообщат мне о твоем прибытии. Обещаю, я не причиню тебе вреда". Она отпускает меня, пригибает голову, натягивает свой потрепанный плащ и пробирается сквозь толпу, не оставляя мне шанса сказать, встречу я ее или нет.

Потому что, так или иначе, если она знала моего отца, то знает, что мое любопытство сродни его любопытству.