Город Пламени

Глава 15

Спустя несколько часов после боя на арене я оказываюсь именно там, где и предполагала.

Район Драггардов.

Любой здравомыслящий человек не стал бы доверять человеку, который загадочно упомянул об отце и попросил о встрече в районе, куда никто не осмеливается заходить. Но весь день я молчала, думая о том, как она сказала, что знает его, как он говорил обо мне.

Поэтому, приняв решение, я объяснил Фрее, что мне нужен свежий воздух в городе. Она с улыбкой кивнула и продолжила свое новое увлечение — поэзию.

И вот я здесь, в устье борделей и под осуждающими взглядами людей, когда я прохожу мимо. Мне слишком хорошо знаком этот взгляд, поэтому он меня не беспокоит.

Полосы золотистого солнечного света освещают мощенные булыжником дороги, полные ларьков, где продают мясо, еще сочащееся кровью, травяные лекарства и… существ в клетках всех размеров.

Сердце колотится, я медленно пробираюсь вперед, стараясь не смотреть на них. Одну руку я держу на ножнах на поясе и прикрываю их плащом. Но гнусавый голос, старый и испуганный, зовет с боков: "Помогите мне, пожалуйста, помогите мне!".

Не смотри, не смотри, не смотри…

"Заткнись", — говорит кто-то, прежде чем пробормотать: "Мерзкий гоблин".

Полагаю, о том, чтобы не смотреть, теперь не может быть и речи.

Сжав кулаки, я кручусь на каблуках своих сапог и вижу, как продавец стучит по маленькой клетке. Она дребезжит, когда гоблин падает на дно. Его похожие на летучую мышь мшисто-зеленые уши нависают над обсидиановыми глазами, закрывая крючковатый нос.

Я подбегаю к продавцу, и он поворачивается. Он выше меня, и его живот выпирает из-под льняной рубашки: "Сколько за гоблина?" Я дергаю подбородком в сторону клетки.

Впервые я чувствую вину за то, что ловила этих существ, а здесь их продавали как рабов или кто знает что еще. Я освобожу его, как только заплачу продавцу, но у меня с собой не так много денег. Несмотря на то, что мы стажеры, мы не получаем тех выплат, которые положены настоящему венатору.

Мужчина издал неприятный смешок, похожий на мокроту: "Зачем тебе гоблин?". Его гнилая ухмылка вызывает у меня отвращение: "Мне кажется, ты потерялась, солнышко. Почему бы мне не направить тебя в правильном направлении, обратно к борделям?"

О, я сломаю ему руку, потом отрежу ее и скормлю гоблину.

Злобно сверкнув глазами, я достаю свой кинжал и смотрю на коренастые пальцы, испачканные грязью. Я уже собираюсь броситься на него с этим кинжалом, но твердый голос сзади заставляет меня прекратить движение.

Почему все меня останавливают!

"Мы не так разговариваем с людьми, Тиг. Ты уже должен это знать". Мужчина встает рядом со мной. Я украдкой бросаю взгляд на темные волосы, вьющиеся под его ушами, и его черный плащ, похожий на мой: "Научись быть более почтительным, если не хочешь оказаться в одной из этих клеток". Он насмешливо улыбается Тигу: "Хотя я сомневаюсь, что это будет достаточно унизительно для тебя. Я бы предпочел увидеть, как тебя преследует рюмен".

Я проглатываю смех, колющий мое горло.

"Арчер", — пробормотал Тиг: "Всегда рад твоему визиту".

"Я возьму гоблина. Он, наверное, устал от того, что каждый день видит твое лицо". Арчер протягивает несколько медных монет и, несмотря на ворчливую нерешительность, Тиг берет их. Повернувшись ко мне, Арчер сужает свои карие глаза с блеском юмора: "Хороший кинжал".

Мой взгляд устремлен на лезвие, все еще зажатое в кулаке. Кромка не такая острая, не блестит, как положено ножу, но он у меня уже много лет и все еще работает.

Я убираю его обратно в ножны и смотрю на него. Странно… По какой-то причине он выглядит так, будто все, кого я знала в своей жизни, слились воедино.

"Как тебя зовут?" спрашивает он, улыбка расплывается на его губах.

"Я…" Я делаю паузу, когда мое внимание привлекает деревянная вывеска позади него, на дальнем конце улицы. Глаз Полумесяца: "Мне жаль", — говорю я, оглядываясь на него. У меня нет времени на разговоры с людьми, которых я, скорее всего, больше не увижу: "Мне нужно идти, спасибо".

"Тебе не за что меня благодарить", — говорит он, и я вскидываю брови от его фамильярности: "Наслаждайтесь остатком вечера". Он кланяется, и я киваю в знак благодарности, прежде чем промчаться мимо него в сторону таверны.

Достигнув дверей, я оглядываюсь через плечо и вижу, что Арчер исчез, как и клетка, в которой держали гоблина.

Я не могу сказать, что за человек Арчер, но будет ли гоблин в большей безопасности с ним, я никогда не узнаю.

Отгоняя эту мысль, я забываю о гоблине и обо всем остальном, когда вхожу в таверну. Знойная жара от пьяных тел заполняет малиновый зал, их тошнотворный смех и драки между столами. Ничего, кроме драных коричневых платьев и мужчин в поношенных туниках, которые сливаются со всей обстановкой огромного трактира. Такая мрачность по сравнению с яркими оттенками одежды в центре города.

По таверне проносится ковш с медовухой, забрызгивая стены, пока я пробираюсь к барменше у края стойки. Я спрашиваю Лейру, и женщина не улыбается, не реагирует. Она просто склоняет голову, протягивает руку в сторону задней части трактира и ведет меня через занавешенный бисером дверной проем.

Буфетчица молча оставляет меня у входа, и я перевожу дыхание. Гортанные звуки из таверны становятся глуше, когда мой взгляд перемещается в каждый угол тусклой комнаты, заставленной полками с травами и маслами, вероятно, для лечения. Но здесь нет ни окон, ни картин, и я думаю, стоило ли мне вообще приходить.

Грохот переводит мой взгляд на центр небольшого дубового стола, за которым сидит Лейра: "Наралия", — улыбается она: "Ты пришла".

Я не отвечаю, наблюдая, как ее улыбка исчезает, и она подходит ко мне, кладет одну руку мне на спину и дает знак сесть на стул.

Она зажигает свечу и устраивается напротив меня, опираясь руками о стол. Бусы и всевозможные браслеты свисают с ее запястья, пока пламя мерцает между нами.

"Вы здесь живете?" наконец, спрашиваю я.

"Большую часть времени мы живем здесь, но у моей жены Аэль есть коттедж далеко за городом".

Я медленно киваю в ответ и бросаю взгляд вправо на полку с книгами над прилавком из красного дерева, все в кожаных переплетах, прежде чем посмотреть на ту, что лежит на виду. В сердцевину книги вставлен тот же фиолетовый аметист, который Лейра носит в волосах.

Аметист, кристалл, о котором многие говорили как о символе ведьм. И книга эта не обычная, если не гримуар: " Вы ведьма", — говорю я, слишком настороженно оглядываясь на Лейру.

Ее взгляд перемещается туда, где лежит гримуар, и она вздыхает: "Я понимаю, что ты настороженно относишься ко мне".

"Не каждый день ко мне приходит ведьма, которая тайно просит, чтобы мы встретились в "Драггарде".

Не каждый день кто-то принимает такое предложение.

Она усмехается, несмотря на мой недоверчивый тон: "Я понимаю. Как ведьмы, мы часто изображаемся опасными, хотя, если бы мы использовали любую магию…" Ее взгляд, пустой, когда она смотрит в сторону: "- Нам было бы лучше умереть".

Мое лицо застывает в сосредоточенности при виде свечи. Я слышала, как редко встречаются ведьмы — что они используют свою магию, чтобы околдовать любого смертного, и если это будет засвидетельствовано, их повесят.

"Это неправда, знаешь ли. То, что они говорят о том, что мы очаровываем смертных".

Мои глаза метнулись вверх сквозь нахмуренные брови: " Вы только что прочитали мои мысли?"

Она качает головой, втягивая нижнюю губу: "Нет, мы не можем читать мысли, но мы можем чувствовать эмоции, даже влиять на них. И судя по твоим опасениям, а также по тому, что все считают ведьм манипуляторами, нетрудно догадаться, что именно об этом ты и думала".

Теперь у меня появилось желание скрыть любые свои эмоции.

Сместившись на своем кресле, она говорит: "Тысячелетия назад наши предки — ведьмы, называемые Экзари — были проводниками и защитниками перевертышей после того, как они помогли Экзари против бушующих войн с…"

"Колдунами", — вклиниваюсь я: "Я знаю историю". Колдуны и ведьмы враждовали на протяжении столетий до заключения договора, в большинстве своем против власти. Колдуны хотели править Эмбервеллом, ведьмы не соглашались, перевертыши тоже. И после того, как ведьмы и перевертыши победили, колдунов осталось немного. Теперь большинство говорило о том, что в живых осталось лишь несколько человек, живущих в других королевствах.

"Итак, ты знаешь о родословной Ривернортов. Предыдущие правители Эмбервелла были перевертышами".

Я снова стараюсь не показать на своем лице удивление от того, что никогда не слышала этого имени. Я знаю, что до королевы был правитель, но кто? Мне никогда не говорили: "Нет", — бормочу я.

"Я так и думала". Она откидывается назад, разговаривая больше сама с собой.

"И откуда вы знаете?" спрашиваю я, сузив брови: "Ведьмы не бессмертны".

"Я знаю, потому что моя сестра, — говорит она осторожно, — влюбилась в перевертыша более двадцати лет назад. Он пережил эпоху, когда был заключен договор, дожил до падения Ривернортов. Всех убили, а значит, кто-то другой должен был занять трон".

"Королева", — говорю я с единственной мыслью, которая пришла мне в голову: "Она… убила их?" Мне было интересно, какова ее история, кто она такая, если она удерживает власть для человека, прожившего более трехсот лет.

"Это возможно", — хмыкнула Лейра: "Но истинные масштабы произошедшего неизвестны. Эта сторона истории похоронена глубоко внутри Эмбервелла, я знаю только отдельные части здесь и там благодаря моей сестре."

"И где сейчас ваша сестра?"

В ее лесных глазах блеснула печаль, когда она выдержала мой взгляд: "Она погибла".

Я не могу ощущать эмоции, чувствовать их, как говорит Лейра, но я почувствовал боль в этих двух словах: "Я ужасно сожалею о вашей потере", — шепчу я, пряча гримасу из-за того, что говорю ей фразу, которую в прошлом презирала слышать от других.

Ее благодарная улыбка слаба и закрыта: " Знаешь, иногда я предпочитаю представить, что она где-то еще жива, возможно, в одной из других земель Зератиона. Но потом я напоминаю себе, насколько это невозможно, когда мы едва ли можем ступить в другие земли без возможности быть убитыми или порабощенными".

"Вряд ли справедливо, что другие лидеры могут пересекать королевства по своему усмотрению".

Лейра кивает: "За исключением единственного правителя, который ни разу не появлялся в других землях, короля Терраноса".

Эльфийский король.

"Почему?" спрашиваю я. Раньше я думала, что эльфийский король слишком сильно презирает Эмбервелл, чтобы когда-либо приехать. Насколько я знаю, это вполне может быть точной причиной того, что он никогда не пересекает территории. Он тот, чьи земли известны как самое темное и страшное место… Кричащие леса.

Я содрогаюсь, вспоминая времена, когда я подходила близко к границам, когда ставила ловушки, и дни, когда Идрис забирал меня, как ребенка, забредшего туда.

"Это то, что я все еще пытаюсь понять", — замечает Лейра: "Мы с Аэль подумали, что, возможно, именно он отвечает за этих новых существ".

Я хмурюсь при упоминании о новой породе: "А как насчет Золотого вора?"

"Тот мальчик?" Ее брови поднимаются: "Возможно, он единственный известный перевертыш, обладающий всеми тремя драконьими способностями, но вряд ли он тот, кто создает хаос, кроме как грабит все магазины на свете".

Просто не волнуйся из-за этих слухов, сказал мне Лоркан, но это все, что я могу сделать: "А ваша сестра никогда не говорила? Она знала перевертыша, почему…"

"Потому что даже тогда она была скрытной, она держалась за многие вещи и… мы слишком много и часто ссорились, пока однажды она не ушла, и я не видела ее много лет. Мне пришлось услышать от кого-то, кто знал перевертыша, что их обоих нашли мертвыми возле леса на севере".

Я закрываю рот, откидываясь на спинку стула. Свеча колеблется от моих движений. Затем, после минутного молчания, я спрашиваю: "Откуда вы знали моего отца?" Мой голос неузнаваем.

Лейра издаёт сдавленный вздох, проводя рукой по густым обсидиановым кудрям: "За год до его смерти мы встретились, когда другой венатор обвинил меня в воровстве. Твой отец примчался и спас меня. Он всегда говорил о том, что не согласен со многими аспектами работы венатора. И в тот день в знак признательности я пригласила его на чай, и с тех пор он обязательно навещал меня время от времени".

В моем горле образуется комок, но я улыбаюсь, представляя, как он, вероятно, сделал бы причудливое замечание за это время.

"Твой отец был очень любопытным человеком, Наралия", — продолжает она: "Всякий раз, когда он считал, что существует несправедливость, он говорил об этом, но он также сумел привести столь многих к победе в качестве венатора, что стал легендой среди всех нас".

Я смеюсь себе под нос, глядя на свои руки: "Хотя он был слишком скромен в этом".

"Не тогда, когда дело касалось любви его детей".

Я смотрю вверх, сердце так сильно прижимается к груди, но глаза Лейры потемнели от страха.

"Есть кое-что, что ты должна знать о своем отце", — говорит она, когда моя опечаленная улыбка сглаживается в прямую линию: "За несколько недель до того, как я получила известие о его кончине, он был в бешенстве и говорил мне, что в Эмбервелле что-то неспокойно, пока в день испытаний венаторов для новых стажеров он не заметил меня в толпе и не сказал, что все выяснил".

Она делает паузу, как будто ожидая моей реакции, но я не делаю никакого движения, чтобы что-то сказать; мое лицо остается каменным.

"Смущенная, я расспрашивала его", — Лейра замечает, как я напряжена, поскольку все, что она говорит, выходит осторожно: "Но он сказал, что когда вернется после визита к семье, то все объяснит… Но он так и не смог этого сделать".

Потому что это был его последний визит к нам, это была неделя, когда он умер.

"Наралия", — выдыхает она, закрывая глаза и морщась, прежде чем открыть их и встретиться с голубыми оттенками моих: "Я думаю, что смерть твоего отца не была случайностью".

Несчастный случай.

Слово, которое, как я знала, она произнесет, и то, с чем, как она сама знала, я не соглашусь.

"Мой отец", — в моем голосе тихая досада: "Его убил взрослый дракон. На него напали".

"Но в то время…"

"Я была там". В моем тоне мелькнуло раздражение: "Я была там, когда мой брат пустил стрелу в спину дракона. У меня на память о том дне остался толстый шрам, идущий по ладони и руке".

"Но драконы…"

"Я видела, как он умер, Лейра! Я видела дракона передо мной. Я-" Мои руки откидывают назад волосы, когда я вскакиваю со стула. Лейра поднимается, опасаясь моей реакции, и медленно идет ко мне.

"С Эмбервеллом что-то не так", — говорит она, и на ее лбу появляются складки: "Я имею в виду историю, связанную с ним, эти новые существа? Это не может быть совпадением, что твой отец умер как раз тогда, когда он что-то обнаружил".

Я качаю головой и покачиваюсь на ногах: "Совпадение или нет, но он погиб во время нападения дракона, не более того".

"Подожди, Наралия…" Она тянется к моему запястью, когда я собираюсь повернуться, и как только ее прикосновение соединяется с моим, ее зрачки становятся совершенно белыми, а слова выходят из нее, как в трансе:

"Солнце снова расцветает, ибо оно нашло свою луну,

Смерть, правление и воскрешение начинаются,

Но тот, кто вынесет твой злобный укус,

Не меньший зверь, хоть сердце золотое…"

Я вырываю руку из ее хватки, и она отшатывается назад с резким вдохом, словно прорываясь сквозь глубокие воды. Ее глаза возвращаются к зеленому и коричневому цветам, когда мы смотрим друг на друга. Нахмурившись, я прижимаю запястье к груди, а она остается безмолвной. Что бы это ни было, она пела это как колыбельную, успокаивающую мелодию, но слова были леденящими.

Все еще прижимая запястье к телу, я бросаюсь к выходу через занавешенную дверь. Я проношусь мимо сидящих за столами людей и выхожу на улицу, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, пытается ли Лейра следовать за мной или нет.

Когда я возвращался в казарму, мой пульс тревожно бился. Я поступила слишком жестоко, бросив Лейру, когда она хотела лишь помочь и сообщить мне то, что я заслуживала знать. Но девять лет я видела в кошмарах, как этот дракон когтями вцепился в моего отца, девять лет я носила этот шрам как напоминание о том дне. Это говорит мне о том, что это могло быть не так, и бросает вызов убеждениям, которые я так долго хранила.

"Нара".

Я замираю возле угла пустого коридора, скривив лицо, мысленно ругаясь, зная, кто стоит за мной.

"Нара, ты же понимаешь, что отсутствие движения не делает тебя невидимой? Я все еще могу тебя видеть".

Выдохнув, я поворачиваюсь к неподвижному взгляду Лоркана, его губы твердо очерчены, хотя я вижу слабое напряжение на них.

Это должен был быть только он.

"Я не видел тебя за ужином". Он делает два шага, и наши груди почти соприкасаются. Его кожа против мягкого льна моей туники: "Куда ты ушла?"

Как всегда, он так наблюдателен.

"Я собирала дерево", — лгу я. Он поднимает бровь.

" Дерево?"

"Да".

Сузив глаза, он смотрит на мои пустые руки: "И где сейчас эти деревяшки?".

Я бросаю на него долгий взгляд, скорее всего, немигающий. Если бы я не была так застигнута врасплох, я могла бы придумать ложь получше, чем про дерево: "Я не смогла найти подходящий сорт". Я высоко подняла голову: "Для резьбы чаще всего требуется специальная древесина, а теперь, если вы меня извините…"

" Ты занимаешься резьбой?" спросил он, не обращая внимания на то, как я готовилась протиснуться мимо него.

"Да." Я расправляю плечи: "Тебя это удивляет?"

Что-то мелькнуло в его глазах, прежде чем он перевел взгляд в другое место: "Нет, нисколько". Он прочищает горло, и это непонятное мерцание исчезает, когда он снова смотрит на меня: "Что ты любишь вырезать?".

На вопрос, который мало кто задает, мое тело расслабляется, и я прислоняюсь спиной к стене: "Все", — тоскливо вздыхаю я: "Мне нравится осознавать, что я что-то создала, будь то маленькое или большое".

"И ты вырезала что-нибудь с момента своего прибытия сюда?"

"Да", — говорю я: "Цветы для Фрейи на ее комоде и…" Я скрываю свою улыбку: "Дерево ноготков на моем, том, что в центре города. Я думала, что оно прекрасно с того момента, как впервые увидела его".

Она замолкает, пока взгляд Лоркана остается спокойным, как будто он не может расшифровать, что это со мной: "Ты такая… интригующая".

Опять это слово: " Интригующая, потому что я люблю резать по дереву?"

" Интригующая прежде всего", — поправляет он, делая еще один шаг, так что его аромат кедра и специй смешивается между нами.

Я выпрямляюсь: "Ты уже дважды говорил, как я интригую".

"Наверное, да", — говорит он так тихо, что если бы мы не были так близко, я бы его не услышала. Трудно не сосредоточиться на его глазах, которые сейчас похожи на изумруды, сияющие среди бра, или на русых прядях, спадающих на брови.

"Итак, ты используешь ножи или другие инструменты для резьбы?" Его голос все еще тихий… глубокий.

"У меня есть набор. Ножи для обтесывания, стамески для более крупных работ по дереву, но…" Я снимаю клинок с пояса, поднимая его между нами как барьер, но он не отступает: "- Этот кинжал я всегда использовал для вырезания небольших предметов".

Он смеется через нос, глядя то на него, то на меня: "Ты выглядишь так, будто скорее готова проткнуть меня им, чем вырезать".

Ну, я и раньше пыталась им пырнуть.

Я качаю головой. Слова не слетают с моих губ, пока его рука опускает кинжал в сторону для меня и не собирается отпускать мой кулак. Я чувствую каждый удар, каждую неровность его кожи со шрамами на ладони и пальцах, укорачивая дыхание с каждым движением его большого пальца по моим костяшкам.

"Исчерпала способы ответить мне взаимностью, Нара?" пробормотал он, углубляя свой взгляд. Я хмурюсь.

"Я не видела необходимости отвечать на такое глупое замечание".

Он усмехается, разглаживая жесткие линии, которые я всегда вижу, когда он на тренировке, непринужденная поза, которую люди редко видят: " Ты всегда была из тех, кто разговаривает с начальством?"

"Кажется, вы не возражаете против этого".

Его вторая рука ложится на мою талию, и я почти задыхаюсь от прикосновения… почти: "Я не возражаю, когда это от конкретной авантюрной блондинки".

В моей груди вспыхивает чувство, когда его взгляд пробегает по моему лицу и моим полным изгибам: "Помощник шерифа", — предупреждаю я, и он поднимает глаза.

"Мисс Эмброуз", — отвечает он со слабой улыбкой.

"Вы хотите повторения той ночи?" Я поднимаю бровь, поскольку день, когда я вырвалась из его покоев, — это воспоминание, которое не перестает всплывать в памяти.

Он качает головой: "Конечно, нет".

"Тогда хорошо, рада, что мы можем договориться", — говорю я, прежде чем меня останавливают, когда Лоркан мотает головой в сторону и ругается под нос.

Несколько секунд я ничего не вижу. Затем я понимаю, почему Лоркан отодвигается от меня.

Генерал и еще несколько венаторов появляются в поле зрения, бормоча друг с другом, пока они идут по коридору.

Я смотрю на Лоркана, желая спросить, откуда он знал, что они придут, но разочарование, исходящее от него, подсказывает не делать этого.

"Заместитель". Генерал наклоняет голову, останавливаясь вместе с остальными. В его взгляде есть что-то злорадное, когда он окидывает меня взглядом: "Надеюсь, мы ничему не помешали".

Лоркан не смотрит на меня, ведет себя так, словно меня здесь нет, поэтому, поднявшись, я говорю им: "Я просто собиралась уходить".

Генерал наклоняет голову, двое других венаторов, одетых в кожаные доспехи, смотрят на меня, а я, как глупая девчонка, жду, что Лоркан признает меня.

Он даже не вздрагивает.

Склонив голову, я кружусь на месте и не пытаюсь оглянуться, и как раз когда я поворачиваю за угол, совсем недалеко, я слышу, как генерал говорит со вздохом: "Нам нужно еще поговорить?".

Я замедляю шаг. Впервые генерал звучит… по-отечески. Фрея говорила мне, что он больше похож на отца для Лоркана, чем для нее. Возможно, это один из тех моментов, когда он показывает себя с этой стороны.

Какой бы ни была ситуация между ними, мне все равно не нравится, как он обращается с Фреей, и пока Лоркан бормочет что-то бессвязное генералу, я снова тороплю шаги.

К середине утра следующего дня я встала еще до восхода пьянящего солнца. Я тренировалась до тех пор, пока Линк не перестал выносить мой постоянный адреналин, а затем я снова исследовала город. Мимо академий, где жрицы учили детей, мимо магазинов одежды, которые я не могла себе позволить, и, наконец, мимо библиотеки в районе Салус, которую, будь здесь Идрис, он бы просто обожал.

В здании всего несколько человек, которые бродят у высоких старинных стеллажей, мазки ярких оранжевых красок освещают каменные колонны в каждом углу, а помещение, занимающее всего один этаж, простирается далеко и широко. Поначалу я нацелилась на обобщенные книги, позволяя пальцам скользить по деревянным граням… Свет проникает через десятки длинных окон, но, словно луч фокусируется на какой-то конкретной книге, и я натыкаюсь на ту, что посвящена истории Зератиона.

Слова Лейры еще свежи в памяти, и я не переставала думать об этом всю ночь. Я подумала о том, чтобы вернуться туда, но не была уверена, что результат пойдет мне на пользу. При одном упоминании об отце я бы снова поспешила уйти оттуда.

И пока я отчаянно пыталась забыть о нем и о том, что она сказала, я ворочалась в постели и думала о родословной Ривернортов.

Трагично, когда правление падает, а о наследии никто не помнит. Но, полагаю, в этом есть свой резон, и перевертыши, живущие с тех пор, наверняка знают об этом.

Интересно, а Золотой Вор — один из них?

Вздохнув, я беру в руки потрепанную книгу. Листаю страницы и рисунки, изображающие различные варианты Соляриса и Крелло. Никто не знает, как они выглядели. Одни представляют себе два световых маяка, другие сходятся во мнении, что это именно солнце и луна. А моя мама считала, что это две богини.

Она рассказывала мне сказки о том, как Солярис и Крелло так долго хотели разделить время и пространство. Потом, когда наступали сумерки, наступал рассвет, они украдкой смотрели друг на друга, желая и тоскуя. И когда они наконец соединились, жизнь, сила, смерть стали их творением.

"Значит, она не только угрожает людям, но и любит читать".

Я захлопнул книгу, поднял глаза и увидел детскую ухмылку Райдана.

"С каждым днем я узнаю о тебе все больше, Эмброуз, — размышляет он, сложив руки и прислонившись к полке.

"Ты шпионишь за мной?" Я стараюсь не повышать голос, но при этом хмуро смотрю на него.

"Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь?" спрашивает он, обидевшись, но прежде чем я успеваю ответить, что именно так я его и представляю, он говорит: "Слушай, я хотел побить этого человека, который является абсолютным чемпионом по изрыганию пламени, и тут я увидел, как ты вошла в библиотеку, что показалось мне подозрительным".

Я скорчила гримасу, прижимая книгу к груди: " Ты считаешь, что мой вход в библиотеку… подозрителен?"

"Ну, от тебя постоянно исходит убийственный шарм, и, возможно, ты собираешься здесь кого-то убить".

Я делаю глубокий вдох, уже совершенно оторвавшись от него: "Может быть, и так".

Он опускает руки, придвигаясь ближе с таким нетерпением: "Правда? Кого?"

" Придурок по имени Райдан Алдерис. Я специально заманила его сюда, и теперь он у меня в руках".

Он наморщил брови, оглядывая место, на котором стоит, затем все книжные полки и, наконец, потолок: "Я не вижу ловушки, которая могла бы меня убить".

"Я удивляюсь, как тебе удалось продержаться так долго в качестве стажера", — говорю я, медленно качая головой от такого неверия.

Он пожимает плечами, лениво махнув рукой: "Драконы меня боятся, а Лорси слишком сильно меня обожает, вот почему".

"Ясно." Постоянные уклонения Лоркана прекрасно это доказывают.

"Знаешь, Амброуз, есть еще одна причина, по которой я пришел сюда. Мне нужно сделать признание".

Я вскидываю бровь, надеясь, что внезапный вздох и покачивание головы не означают, что он скажет мне признание, которое относительно риданское.

Приложив руку к груди, он начинает: "Я чувствую, что у нас с тобой такая глубокая связь, какой не было даже у Соляриса и Крелло. Как будто ты — сыр для моей виноградины, как…" Он замедляет темп своих слов, когда его взгляд останавливается на ком-то, проходящем мимо нас и исчезающем за следующим рядом полок: "Пирог для моего…"

"Ты проверял этого человека, рассказывая мне о том, как сильно мы связаны?" спрашиваю я, подавляя улыбку.

"Я же говорил, что у меня отличная многозадачность". На его лице расплывается гордая улыбка: "Это заставляет тебя хотеть меня?"

"Нет, это заставляет меня желать тебя".

Он задумчиво поджимает губы: "Мне все всегда так говорят".

Мне трудно удержаться от желания закатить глаза, но я забываю об этом, когда шепот по другую сторону от нас и имя "Золотой вор" заставляют меня переместиться на месте.

"Ты когда-нибудь думала, каково это — провести с ним ночь?" говорит женский голос: "Я слышала, что он сногсшибателен. Я имею в виду, ты видела плакаты?"

Я сморщиваю нос от отвращения, к большому смущению Райдана, прежде чем подруга задыхается, и я слышу похлопывание одежды, как будто она ударила ее: "Он преступник и дракон-перевертыш, Лилиан, как ты можешь думать о таких вещах?"

"О, ты не можешь сказать, что не думала об этом раньше! Мне, например, никогда не было дела до того, кто он такой. Разыскиваемый преступник делает это еще более захватывающим, и, кроме того, я слышала, что его привлекают кристаллы". Лилиан понизила голос настолько, что он стал звучать знойно. Я молюсь, чтобы у меня не перехватило дыхание от того, что она еще скажет: "Может быть, я смогу соблазнить его, насыпав немного на грудь…"

"Солярис, спаси тебя", — вздыхает другая, по иронии судьбы спасая меня, прежде чем обе разражаются несносным хихиканьем.

"Кого мы подслушиваем?" Райдан наклонился, его глаза блестели от возбуждения.

"Никого", — говорю я, отталкивая его лицо и ставя книгу на полку.

Райдан потирает нос, а Лилиан и ее подруга не произносят ни слова. Их шаги затихают, удаляясь все дальше.

Слыша ее восторги по поводу Золотого вора, я задаюсь вопросом, не считали ли некоторые его другим или безобидным. Многие, возможно, пытались поймать Золотого вора, может быть, даже пытались получить для него золото и всевозможные драгоценности.

Но я по-прежнему намерена выполнить то, что поручил мне Иваррон. Надо только самой заманить Золотого вора в ловушку, а это у меня, как известно, хорошо получается.

"Почему у тебя такой вид, будто ты что-то замышляешь?" спросил Райдан, нахмурившись.

Я разглаживаю черты лица и улыбаюсь: "Это потому, что я все еще планирую, как тебя убить". И как раз в это время я использую свои навыки ловли наглого вора.