Я протискиваюсь сквозь бурлящую толпу. Мои локти задевают спины других, ноги топают по ногам, многие ругаются на меня, а Фрея и Линк извиняются сзади. В обычных обстоятельствах я бы накричала на них в ответ, но это не обычные обстоятельства.
"Где Райдан?" кричу я, отпихивая пьяного мужчину в сторону. Я осматриваю арену, спускаюсь по каменной лестнице. Если мне удастся подойти ближе, возможно, я смогу найти что-нибудь, хоть что-нибудь. Не знаю, как и что, у меня было мало времени, кроме как выбежать из казармы.
"Сначала он пытался заигрывать с Лорканом, но это не удалось, и тогда он попытался убедить генерала выставить на бой кого-то другого".
Дай угадаю, это тоже не удалось: "Где сейчас Райдан?" Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ним, когда мы приближаемся к входу.
Линк поднимает один палец, делая глубокий вдох, его золотисто-каштановые волосы прилипли ко лбу: "Генерал поставил его на патрулирование, поэтому я и поспешил к тебе". Он хмурится: "Хотя должен сказать, что я все еще в замешательстве. Я знаю, что ты на стороне перевертыша, но мне казалось, что ты в любом случае ненавидишь Золотого Вора?"
Вопрос ударил меня, как ствол дерева по лицу: "Да", — говорю я, и Фрея скептически смотрит на меня: "Ну, в основном да, но это сложно". Я не люблю Дариуса по многим причинам, сначала за его высокомерие, потом за его неспособность заботиться о последствиях того, что он делает или говорит, он всегда умудряется усугублять мое состояние, просто дыша. Но наше время в логове… спор… поцелуй.
"Нара", — выдохнул Линк, отвлекая меня от ярких воспоминаний: "Ты должна знать, что он сражается…"
Аплодисменты усиливаются, и скрип ворот разносится по всей арене. Я оборачиваюсь, и у меня сводит желудок: из темных проходов выходит Дарий. На нем нет ни рубашки, ни сапог, только рваные штаны. Я так привыкла видеть его во всем черном, что резко сглатываю, когда мой взгляд блуждает по загорелому мускулистому торсу и узким линиям на животе. Гладкий, подтянутый и раздражающий настолько, что он по праву обладает тем огромным эго, с которым я познакомилась у ювелиров.
Цепь на его лодыжке волочится по песчаному грунту, пока он идет к его центру. Удары плетью по его спине, похоже, заживают, и я стряхиваю с себя воспоминание о том, как генерал говорил о порке. Мое лицо искажается от страха, но я думаю о Дариусе. Если ему и больно, то он этого не показывает. Его глаза сузились, глядя на насмешки людей, и от него волнами исходит чувство веселья.
Затем толпа умолкает, и я поднимаю голову в сторону балкона на противоположной стороне арены. Сарилин, со всей своей жестокой и манипулятивной улыбкой, опускает ладонь на бок. Генерал, как и во время первого боя, на котором я присутствовал, сидит рядом с ней, скучающе барабаня пальцами по колену.
"Возможно, это самый лучший результат с тех пор, как начались бои на арене", — говорит Сарилин, и она действительно права, я бы даже сказала, что здесь собралось все население Эмбервелла.
Я упираюсь ногами в пол, прежде чем успеваю сделать какую-нибудь глупость — например, прыгнуть в яму.
"Ты очень популярен, Дариус", — произносит она его имя как бы дразнясь, позволяя последней букве задержаться на языке.
Дариус не отвечает словесно, но, судя по выражению лица королевы, он, должно быть, улыбнулся ей одной из своих насмешливых улыбок.
Сарилин опускает глаза и поджимает губы, прежде чем на них появляется фальшивая ухмылка: "Ну что ж, — промурлыкала она: "Посмотрим, как ты себя поведешь после сегодняшнего дня?" Она дергает подбородком влево от себя, и еще одни ворота трещат и скрипят.
Я шиплю сквозь зубы на этот ужасный звук, как раз в тот момент, когда в яму заходит еще один мужчина. Темные длинные пряди, бледный цвет лица и татуировки Мерати на руках.
Узнавание пульсирует во мне так, что я чувствую его через шею, которая, кажется, вот-вот лопнет, и я медленно качаю головой. Это тот самый перевертыш, к которому я обратилась за ответами. Он сражается с Дариусом.
Мне трудно сфокусироваться, солнечный жар обжигает макушку, но я заставляю себя сосредоточиться, чтобы не упасть в обморок — Солярис этого не допустит.
А встреча с перевертышем снова навевает неприятные воспоминания. Из-за меня он стал причиной того, что все узнали о крови Неомы, тот самый, который кричал от боли. Мне даже было жаль его, но сейчас, глядя на то, как он вышагивает в разные стороны, с улыбкой оглядывая Дария с ног до головы, я уже не чувствую жалости.
"С ним все будет в порядке", — пытается успокоить меня Фрея, хотя ее голос говорит об обратном: "Он несет в себе три силы перевертыша, если что…"
"Он также ослаблен кровью дерева Неома". Я вздыхаю в разочаровании: "Сомневаюсь, что они сделали это для другого перевертыша". Учитывая, что он выглядит здоровее, чем когда я впервые его увидела: "Это нечестная борьба", — говорю я Линку и Фрейе, зная, что никогда и ни для кого из существ она не была честной.
Линк бросает на меня сочувственный взгляд, и тут кто-то сверху кричит, чтобы мы начинали бой. Я смотрю на него, несмотря на то, что он не смотрит на меня, и в этот момент снова оборачиваюсь, но меня поражает вспышка яркого света, исходящая от перевертыша.
Я подношу руку ко лбу и щурюсь, пока рев не заглушает шум толпы, и когти перевертыша, полностью трансформировавшись, вонзаются в землю. Дариус не вздрагивает, в отличие от окружающих меня людей; он наклоняет голову, поднимая руку в сторону, и на кончиках его пальцев вспыхивают огненные искры.
"Он… он не собирается смещаться?" Линк спрашивает, его тон осторожен, но я не свожу взгляда с Дариуса, когда перевертыш прыгает к нему. К счастью, Дариус уворачивается, прежде чем перевертыш успевает до него добраться. Скрытность и меткость передаются от него, как будто он знает, какую тактику выбрать. Перевертыш, напротив, трясет головой от падения и выдыхает воздух из рыла, готовый снова броситься на него.
"Он попытается измотать перевертыша Мерати", — тихо говорю я, сердце колотится от беспочвенной уверенности.
Перевертыш рычит, крадется вперед, один коготь постукивает по земле, медленно и зловеще, но Дариус следит за каждым его движением. И когда перевертыш набрасывается, Дарий ослепляет его, вспыхивая в воздухе пламенем.
Я прикусываю нижнюю губу от нервного напряжения, наблюдая, как перевертыш бросается на него, каждый раз терпя неудачу. Зрители стонут от усталости, как будто надеются, что один из них уже мертв. Ирония не покидает меня: люди ведут себя более зверино, чем сами драконы.
Задыхаясь, я не свожу глаз с каждого момента, когда Дарий уклоняется от атаки. Сражайся и побеждай, — мысленно повторяю я, а потом с недоверием понимаю, что впервые хочу, чтобы он победил. Не знаю, почему я молюсь, чтобы он меня услышал, — это единственная мысль, возникшая у меня после последнего боя, когда Арденти услышал меня, связался со мной. По какой-то неведомой причине я смогла вселить в нее уверенность. Но Дарий… он ни разу не взглянул в мою сторону; он не знает, что я здесь.
Бороться и побеждать, бороться и побеждать, бороться…
В воздухе поднимается полоса пыли, и проходит несколько секунд, пока я ничего не вижу, пока она не рассеивается, и все вокруг меня кричат от восторга. Я порывисто бросаюсь вперед, но Фрея оттаскивает меня назад как раз в тот момент, когда перевертыш приземляется на Дариуса, разевая на него пасть. Дариус скрещивает руки, удерживая перевертыша в сантиметрах от своего лица.
Люди перед нами закрывают нам обзор, и я поворачиваю голову к Фрейе. Она уже смотрит мне в глаза, приказывая оставаться на месте, но я качаю головой и выскальзываю из ее хватки, пробираясь между двумя мужчинами. Я пробираюсь между другими, заглядывая через плечи, чтобы лучше видеть.
Пот и грязь попадают мне в нос, когда руки машут в воздухе, а затем из ямы раздается грохот, вызывающий восторженные возгласы толпы. Я перебираюсь на другую сторону, к перилам и прекрасно вижу Дариуса и перевертыша.
Вот только перевертыш уже не на нем, а на противоположном конце, а Дарий, пошатываясь, поднимается на ноги и прижимает руку к плечу. Кровь струйкой стекает по пальцам, и он бросает быстрый взгляд на перевертыша.
Перевертыш ничуть не измотан, у него как будто в два раза больше сил. В раздражении я смотрю на королеву, играющую со своими золотыми кольцами, она улыбается, как будто наконец-то началось веселье.
Я пожевала внутреннюю сторону щеки, дыша так же тяжело, как и все остальные, и повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как перевертыш расправляет крылья и взлетает, насколько ему позволяют цепи.
Нет, нет, нет, Дариус смещается..: "Смещайся!" кричу я, но шум толпы заглушает мой крик. Перевертыш ныряет вниз, его крылья складываются, и я испускаю небольшой вздох, когда он приближается к Дарию.
Но одна, две, три… секунды — это все, что нужно Дарию, когда он скрещивает перед собой одну руку и склоняет голову, а затем темные тени обступают его, заставляя перевертыша опуститься на землю. Изнутри Дария вырываются серебристые вихри, а затем он предстает уже не в человеческом облике, а в виде дракона.
По всей арене пронесся ропот удивления. Я видела Дария таким всего один раз, но тогда я была слишком слаба, слишком в бреду, и едва смогла разобрать, что это дракон спас меня в том лесу. Теперь же я вижу его во всей красе, всю силу, которой он обладает и как человек, и как дракон. Мой взгляд завороженно ласкает каждую его деталь: серебристую чешую, мерцающую среди обсидиановой кожи, и два рога, изогнутые на голове, словно корона.
Несмотря на такое же крупное телосложение, как и у другого перевертыша, Дарий обладает чем-то еще, чем-то, что, как я полагаю, выходит за рамки его сил.
Я испускаю дрожащий вздох, моя грудь вздымается, когда я смотрю на расправленные крылья Дария. Правое вытянуто в идеальную точку, а левое… как он мне и говорил, полностью разорвано в верхней части. Свет струится между толстой кожей, подчеркивая линии шрамов, проходящие по изгибу, где было рассечено его крыло.
Я не могу представить, каково это для перевертыша — не иметь возможности делать то, для чего ты был рожден, но, опять же, королева и венаторы не дают им такой привилегии, если они не хотят быть пойманными.
Хотелось бы, чтобы это поскорее закончилось, но я лишь наблюдаю, как Дарий и перевертыш, спотыкаясь, впиваются друг в друга когтями. Острые зубы сталкиваются с кожей, оба вскрикивают, прежде чем Дариус отбрасывает перевертыша назад.
Трибуны грохочут под ногами от ударов перевертыша о стены арены. Низкое рычание вырывается из уст Дариуса, когда он приближается к нему, предвкушение настолько сильное, что хочется закрыть глаза, а к этому я не привыкла.
Дариус останавливается в нескольких сантиметрах от него, и мое сердце словно тоже замирает. Перевертыш все еще не встал, но Дариус опускает голову, из него вырываются звуки боли, когда он рушится на пол и превращается обратно в человека. Он хватается за голову, и я понимаю, что перевертыш использует свои силы Мерати. Что бы это ни было, он причиняет боль, вызывает галлюцинации, что угодно.
Черт…
Я хватаюсь за перила и вздрагиваю, когда перевертыш бросается со стены на Дария. И снова я позволяю себе почувствовать то, чего обычно избегаю: страх.
И в первые несколько секунд я не вижу Дария — вся масса перевертыша накрывает его. Люди сомневаются, что все кончено, но вскоре перевертыш поднимает голову и с воплем падает на землю рядом с еще живым Дарием. Из кончиков его пальцев вырываются огненные нити, он задыхается, наблюдая, как перевертыш возвращается в человеческий облик — грудь красная и влажная от ожогов.
Вскоре они оба приходят в себя, и перевертыш начинает с ним бороться. Как люди, с кулаками наперевес, один на другого. Перевертыш наносит первые несколько ударов, пока Дариус не сжимает вторую руку перевертыша в своем захвате. Зрители громко вздрагивают, когда Дариус ударяется головой о перевертыша, напугав его.
Голова бешено колотится, как будто я получила удар. Дариус быстро реагирует, бросает взгляд в сторону и, взяв длинную цепь за ногу, обматывает ее вокруг шеи перевертыша. Не ослабляя хватки, Дарий начинает бороться, и перевертыш приобретает все возможные цвета.
Он бьется, пока его руки не падают в сторону, и он не теряет сознание. Кажется, я перестаю дышать, когда цепь спадает и Дариус отходит назад, чтобы осмотреться. Несколько секунд, минут, мгновение длится целую жизнь, а затем… раздаются аплодисменты.
Медные монеты дождем сыплются в воздух, и, взглянув на Сарилин, я вижу, как она, несмотря на свое спокойное самообладание, сжимает ручки своего трона, глядя на него. Затем он поворачивается к толпе и с насмешливой улыбкой кланяется в пояс. Он обходит всех и свистит, пока не останавливается, чтобы сделать это с кем-то в толпе. Мой взгляд перемещается вместе с его глазами, пока я не замечаю Лоркана наверху.
Его губы сжаты в плотную линию, и с того места, где я стою, я вижу, как гнев вырывается из него, как будто одна улыбка Дариуса стала последней каплей. Каждая частичка меня тяжелеет от эмоций. Неужели смерть отца Лоркана сделала эту ненависть такой сильной? Кровь или нет, но я никогда не смогу ненавидеть своих братьев.
Лоркан качает головой, его брови сужаются, затем он обходит кого-то плечом и уходит с трибун, ни разу не обернувшись.
Отведя взгляд, когда он исчезает, я поворачиваю голову к Дарию. Он все еще кланяется, но замирает на полпути и выпрямляется, когда его взгляд с трибун встречается с моим. Он впервые видит меня с той ночи, и впервые с момента окончания боя его победная улыбка исчезает.
Не могу сказать, что выражение моего лица торжественное, но я чувствую это по тому, как морщатся мои брови, как сжимается горло и как сжимается сердце, в котором не осталось ничего, кроме остатков того, чем оно когда-то было.
Кто-то произносит мое имя, но я сжимаю плащ, и мы с Дарием смотрим друг на друга. Он медленно поднимается во весь рост, мощный даже в бою, и его глаза не отрываются от моих, пока венаторы тащат его обратно в подземелье. Даже когда он оглядывается на меня через плечо и ворота закрываются, он не останавливается. Он как будто запоминает мои черты, целиком.
"Нара!" Фрея трясет меня за руку, и я понимаю, что это она меня зовет. Я смотрю на Сарилин, ее глаза смотрят на меня так же, как она смотрела на меня в ночь бала Ноктюрн, зная, что я с Дарием.
Фрея снова трясет меня, и на этот раз я стою лицом к лицу с ней и Линком, мои мысли где-то в другом месте, а грудь напряжена: "Я… я должна вытащить его…"
Люди начинают спускаться со ступенек, Линк и Фрея обмениваются тревожными взглядами, а потом он говорит: "Нара, все не так просто, ты же знаешь".
Я знаю.
"Сейчас королева, скорее всего, думает, что ты попытаешься его вытащить", — добавляет Фрея: "Значит, будет больше патрулей и меньше шансов, что тебе это удастся".
Она продолжает обхватывать мою руку, и я опускаю голову, понимая, что она права, но это не мешает мне, по крайней мере, не пытаться.
"Если я не вытащу его, они убьют его…"
"Если бы они хотели его убить", — понизила голос Фрея: "Они бы уже сделали это. Они хотели получить от него ответы, не так ли?"
Я киваю, но сколько пыток он сможет выдержать, прежде чем расскажет им все, что они хотят знать?
Фрея вздыхает и смотрит на Линка, словно раздумывая, что делать дальше: "Три дня, Нара", — говорит она: "Дай мне три дня, и я выясню, где именно они его держат, и соберу достаточно сил, чтобы помочь тебе".
Три дня… в моих глазах это целая жизнь. Я опускаю свою руку к ее руке и сжимаю ее: "Но как же ты? Твой отец…"
"Это ужасный пример человеческого существа", — прервала она меня: "И если я подумаю об этом, я позволю ему победить". Она смотрит в небо, прикусив губу, и я вижу, как пульсирует ее горло, когда она сглатывает, прежде чем сосредоточиться на мне: "Моя мать умерла… он убил ее, он обращался со мной, как с грязью, и когда я вернулась через два года, он уже все для меня подготовил, потому что верил, что я больше ни в чем не преуспею. Он может быть моим отцом, и я ненавижу это…" По ее щеке скатилась слеза. Она вытирает ее через секунду: "Ненавижу за то, что все еще люблю его, но я также не могу позволить ему думать, что он снова победил, потому что я устала чувствовать себя слабой рядом с ним и устала постоянно пытаться заставить его любить меня, когда это должно быть естественно для отца".
Независимо от обстоятельств, Фрея всегда и во всем была рядом со мной. Она только что узнала, что она ведьма и что ее отец убил ее мать, но она все равно находит в себе мужество помогать, когда этого вовсе не должно быть: "Может, в тебе и течет его кровь, но ты совсем не похожа на него", — мои слова достаточно мягкие, чтобы успокоить ее: " Помни об этом".
Она храбро улыбается, ее глаза щурятся, как будто она хочет заплакать, когда она кивает и опускает голову на плечо Линка рядом с ней.
"Три дня". Я успокаиваю себя глубоким выдохом.
"Три дня", — повторяет она шепотом, и я оглядываюсь на яму, на следы на земле, а затем на королеву и генерала, покинувших свои троны.
После этих трех дней у меня будет еще только четыре до начала испытаний. Я молюсь, чтобы они длились всю жизнь.