Город Пламени

Глава 32

В течение следующих нескольких дней мы с Фреей планировали, что мне делать, чтобы поговорить с перевертышем. Она пришла к выводу, что лучшим вариантом будет, если я пойду во время боя на арене, поскольку все остальные будут сосредоточены на происходящем в яме. Я понимала, что, что бы мы ни выбрали, это был риск для нас — риск для меня, так как я вскрою свежие раны от того, что мне пришлось пережить с королевой.

И вчера вечером, лежа в постели и сжимая в одной руке клинок, подаренный Идрисом, а в другой — свой полумесяц, я думала о своей матери.

Она как-то сказала, что можно иметь самое четкое представление о том, чего ты хочешь от своего будущего, и о том, какими шагами ты планируешь к нему прийти, но чем больше ты его представляешь, тем больше оно будет меняться. Она считала, что в этом есть роль судьбы — что мы не должны знать, что нас ждет в жизни, поэтому, если мы планируем, что будет дальше, судьба меняет это, и оно снова становится неизвестным.

Моя жизнь сейчас — это снова неизвестность.

Я сжимаю кулаки, проходя мимо клеток, и выдыхаю, чтобы успокоить себя. Перед тем, как я пробралась сюда, Фрейе выпала жестокая задача отвлечь нескольких венаторов. Несмотря на то, что она не близка с отцом, венаторам было интересно узнать, как добиться расположения генерала от его единственной дочери.

Услышав шум с арены, доносящийся сквозь стены подземелья, я притихла. Проход сужается, чем дальше я смотрю на него. Я закрываю глаза, ткань моей туники прилипает к спине, и я встряхиваю головой, прогоняя нахлынувшие мысли о драконе.

Замедлив дыхание, я открываю глаза и иду дальше, не глядя по сторонам и не обращая внимания на какофонию пленников. Замедляю шаг, вспомнив, как близко я нахожусь от пещеры дракона, где ее держали, и слева от меня останавливаюсь, поворачиваясь лицом к тому самому перевертышу. Он лежит на полу, его волосы грубы и отросшие, колени подтянуты к груди, на запястьях и лодыжках — те же цепи.

Я подхожу ближе, и он, склонив голову, смотрит вверх. Я сглатываю, внимательно рассматривая кровь, свежую и сухую одновременно, просачивающуюся из тех мест, где висят его цепи. Должно быть, они глубоко вгрызлись в его кожу.

Внутренне я содрогаюсь, но перевертыш наклоняет голову, и на его бледных губах появляется ухмылка, впрочем, как и на всей его исхудалой фигуре.

"Что ж, это что-то новенькое, — говорит он, сузив темные глаза, чтобы лучше меня разглядеть: "Они, должно быть, вняли моей просьбе, чтобы вместо них меня пытал кто-то желанный".

"Я здесь не для того, чтобы пытать тебя", — говорю я спокойно, но одно его замечание заставляет меня передумать, хочу я этого или нет.

Его смех грубый, в это трудно поверить, пока он не останавливается, и его взгляд фокусируется на мне слишком долго, что я неловко отодвигаюсь: "Я тебя узнал". Он указывает на цепи, волочащиеся по полу: " Ты была здесь не так давно… с королевой".

Он любопытен, но я знаю, что сейчас он ничему не доверяет. С чего бы это?

"Она не со мной", — медленно говорю я, и он поднимает брови: "Если тебе это интересно. Вообще-то я пришла сюда без ее разрешения в надежде, что ты сможешь дать мне ответы".

"Зачем мне это делать ради смертной, которую я даже не знаю?"

"Потому что у меня есть кое-что, что может тебе помочь".

"И что же это может быть?"

Я достаю из ножен пузырек с пеплом и держу его под трещащим огнем, освещая все на своем пути: "Это облегчит твою боль. Взамен я прошу лишь информацию".

Единственная надежда на то, что он знает больше о королеве, висит на волоске. Он легко может ничего не знать.

Он несколько минут смотрит на пузырек в моей руке, затем смотрит на меня, откинув голову назад, наполовину со скукой, наполовину забавляясь: "Разве ты не венатор?"

"Не совсем." Мой ответ заставил его с сомнением усмехнуться. Я начинаю верить, что никогда им не была.

Перевертыш опирается предплечьем на колено, его одежда растрепана и испачкана, прежде чем он щелкает языком и говорит: "По-моему, это несправедливая сделка".

"Я могу вытащить тебя", — пробурчала я, когда он начал отворачиваться. Если мне придется умолять, я это сделаю: "Мне просто нужно время". Я уже представляю, как Фрейя качает головой, что я вообще предлагаю вытащить перевертыша из всего этого.

Он молча смотрит на меня, в его глазах снова загорается искра любопытства: " Ты права. Ты не венатор".

От его слов у меня затекли конечности. Впервые кто-то другой произносит это вслух. Он протягивает руку, направляя голову к флакону. Единственное, что нас разделяет, — это стальные прутья и тень, которую они отбрасывают на его лицо, когда он двигается.

Я прижимаю флакон к груди, несмотря на то, что он не может дотянуться до него с того места, где я стою: "Сначала ответы".

Его губы кривятся в полуухмылке: "Умный ход".

Я сразу перехожу к делу, понимая, что не могу долго оставаться здесь: "Что ты знаешь о Сарилин Орхариан и Ривернортах?"

Его глаза расширились, и он выдохнул: "Давно меня никто не спрашивал о Ривернортах".

Мой взгляд сужается: "Как давно?"

"Несколько столетий", — отвечает он, и проходит несколько секунд молчания: "Они были родословной за тысячелетия до моего времени, перевертыши, настолько могущественные, что все верили, будто они родились от луны в северных реках Эмбервелла". Он провел пальцем по запыленному полу, нарисовав круг и линии: "Они управляли океанами, светом и небом. Зератион считал их непобедимыми. Обычное оружие, сталь, яд не могли убить их".

"И все же королеве это удалось", — говорю я и замечаю, что, подняв палец, он начертил тот же символ, что и на кулоне. Три реки и компас, указывающий на север. Это означает, что существует не только три вида драконов, потому что Ривернорты были четвертым.

"Сарилин выросла, считая себя смертной. В те времена, когда Аурум Ривернорт правил как король, он порабощал людей, использовал их как слуг", — рассказывает он: "Ведьмы обеспечивали перевертышей, сближались с ними так, как никто не мог, а колдуны в то время очень не любили это. Они хотели найти нового лидера и свергнуть Экзари".

"И в итоге они начали вести войны против колдунов. А как к этому относилась Сарилин?"

Он поднимает указательный палец, как бы намекая, что переходит к этому: "Когда она была маленькой, солдаты, включая меня, были посланы в деревню по приказу Аурума, чтобы собрать смертных. Она жила с родителями и братом, но в тот день…" Поморщившись, он бросает взгляд на пол и символ Ривернорта: "Когда мы захватывали мирных жителей, ее семья сопротивлялась, чтобы не забирать детей. В результате они и ее брат были убиты перевертышем на глазах у Сарилин".

Мои руки обхватывают горло, как будто это должно было остановить тошноту. Убиты на ее глазах перевертышем. Теми самыми существами, которых она презирает.

"То, что произошло в тот момент, — продолжает он, но я смотрю на решетку: "Это высвободило что-то внутри Сарилин. Мы все стали свидетелями того, как ее магия уничтожила деревню пламенем, и она сбежала, прежде чем мы смогли что-то сделать".

"Колдунья", — шепчу я, и мой взгляд снова перескакивает на перевертыша: "А что было потом?"

"Мы искали Сарилин среди колдунов, но по прошествии лет решили, что она умерла". Он поднимается на ноги, вытягиваясь во весь рост. Он неестественно высок, но я не выказываю никакого ужаса по этому поводу: "Пока в замок не пришла девушка… взрослая, красивая и добрая. Она утверждала, что является ведьмой, пришедшей помочь в предстоящих сражениях, а также в торговле. Она сразу же приглянулась Ауруму, и прошло несколько месяцев, пока никто не догадался, кто она на самом деле".

Она жаждала мести: "Как это возможно?"

"Когда она сбежала в тот день из деревни, то нашла женщину по имени Сибилла, такую же колдунью, как она, которая научила ее всему. Сарилин всегда была умной, но…" Он прервался, покачав головой.

"Но что?" Я делаю шаг дальше в свет подземелий, мой тон звучит взволнованно.

Его глаза смотрят на меня с жестоким весельем: "Она так и не смогла обмануть Аурума".

"Он все время знал, что это она?" Я говорю то, что уже подразумевалось.

Перевертыш кивает: "Она не могла его убить, но мы знаем, что она хотела отомстить в любом случае. Единственная проблема в том, что она влюбилась в него". Он делает паузу, как только видит, что выражение моего лица меняется, и мое тело словно разжижается: "Она влюбилась в человека, которого больше всего презирала".

Я медленно качаю головой, не в силах понять, о чем говорит перевертыш. В голове крутится видение королевы, влюбленной в человека, которого она в итоге убила.

"Конечно, Аурум, полюбив только себя, сыграл с ней так, как она и предполагала. И однажды он привел ее туда, где без ее ведома схватил Сибиллу. И прежде чем она успела понять, что происходит, он в наказание убил Сибиллу". Перевертыш вышагивает в своем маленьком заточении, мои глаза следят за ним, а цепи скребут по пыли: "Он показал Сарилин, каким жестоким он может быть, так как она сопротивлялась с силой, а он был готов покончить и с ее жизнью".

Аурум убил всех, кого она любила, и вместе с этим уничтожил ее чувства к нему: "Но она выжила", — говорю я, понимая, к чему все это привело.

"Даже в ослабленном состоянии она выжила. Она сбежала, и с тех пор на свет появилась холодная, бессердечная Сарилин".

Мои веки торжественно опускаются, и я передаю ей ту боль, которую она, должно быть, испытывала тогда: потерять всех, кого она любила, быть преданной.

"Никто не ожидал, что она вернется во время войны с искусным оружием, способным так легко убивать ривернорцев".

Я вскидываю на него голову и краснею, видя его мрачный и отстраненный взгляд.

"Я видел, как это случилось", — говорит он хрипловатым и низким голосом: "На поле битвы, как она одержала верх над Аурумом и в конце концов пронзила его мечом. Потом я наблюдал, как она убила весь род, включая детей и перевертышей, с помощью смертных, которых она обучила".

Мое сердце слишком быстро осознало, что это было началом того, что однажды станет Венаторами. Она создала их с самого начала.

"После этого был заключен договор, война прекратилась, и мы все должны были склониться перед новым лидером Эмбервелла". Перевертыш машет рукой, но горечь в его насмешке очевидна: "Остальное ты знаешь".

Знаю, по крайней мере, думаю, что знаю. Задыхаясь, я спрашиваю: "Как она сделала это оружие?"

Он фыркнул, вспоминая: "Мы называли его Северным клинком. Но до этого, когда Аурум убил Сибиллу, Сарилин долгое время провела в Терраносе, как раз перед тем, как эльфийский король Дусан создал Кричащие леса".

Я выпрямляюсь при упоминании эльфийского короля, и перевертыш замечает это, раздвигая губы и смачивая их уголки: "Ты ведь слышала истории об Острове стихий?" говорит он.

Я не отвечаю, но выражение лица говорит о том, что слышала. Это место, где празднуется Ноктюрн, где высвобождается его магия. Без нее кто знает, чем бы сейчас были наши земли.

Перевертыш направляется к решетке и добавляет: "В ней заключена сила Соляриса и Крелло. Дарует то, что ты желаешь… и даже больше". Теперь он наклоняет голову, чтобы получше рассмотреть меня: "Единственные, кто имеет к ней доступ, — это эльфы. Значит, что бы ни случилось за то время, что она там провела, Остров Стихий сыграл свою роль". Он ждет от меня какой-либо реакции, а затем пожимает плечами: "И, по словам других, именно так она потеряла свои силы, получив тот самый меч перед тем, как предполагаемый эльфийский король разорвал все связи с королевствами, создав…"

" Ты не знаешь, что могло побудить эльфийского короля сделать это? Неужели королева…"

"Возможно", — говорит он, понимая, к чему клонится мой вопрос: "Но никто не хочет идти через этот лес, ты все равно что мертв, и как только ты пересекаешь порог между Эмбервеллом и Кричащим лесом, перевертыши, ведьмы и все остальные становятся бессильными".

Бессильными? Я всегда считал, что существа, обитающие в лесу, и есть то, что делает его таким опасным. Но для перевертыша или ведьмы невозможность использовать свою магию не менее опасна.

"Кроме того, много раз мы чуть не вступали в войны с другими королевствами только из-за Аурума — потому что он хотел получить больше власти, чем у него уже было. Он хотел править всеми землями". Он вздыхает, обхватывая пальцами рукоять.

"Но где сейчас меч?" Я даже не знаю, почему спрашиваю, но если он у нее, то, возможно, в нем есть что-то еще, чего не знают даже перевертыши.

"Последнее, что я слышал, это то, что двадцать лет назад Сарилин приказала кому-то уничтожить его".

Я хмуро смотрю на цифру. Почему прошло столько времени, прежде чем она решила его уничтожить? Я хочу спросить перевертыша именно об этом, но тут из другого конца подземелья доносится скрип открывающихся и закрывающихся ворот. Если предположить, что это венаторы, то я понимаю, что не могу больше оставаться здесь внизу. Я оглядываюсь на перевертыша и протягиваю ему пузырек с пеплом: "Вот, этого тебе хватит, пока я не придумаю, как тебя вытащить".

Он смотрит на меня, я жду, что он схватит, выхватит, вырвет его у меня каким-нибудь способом, но он только ухмыляется: "А что, если я скажу, что хочу чего-то большего?"

"Это не было частью сделки", — говорю я ему, встряхивая пепел, чтобы он взял его. Раздражение окрашивает мой голос, и я смотрю в ту сторону, откуда я пришла, надеясь, что там не появится Венатор. Вместо этого на меня накатывает паника, когда его пальцы смыкаются вокруг моего запястья и рывком заставляют меня идти вперед.

"Я скрывался несколько столетий, и когда они наконец схватили меня, я не заботился о том, что они могут со мной сделать, но…" Он опускает голову на мою руку, вдыхая: "Странно, но ты притягиваешь меня. Я не знаю, что это такое".

Я устремляю на него свой взгляд: "И никогда не узнаешь, так что отпусти".

Он не отпускает. Он смеется, когда я дергаю рукой и с трудом протискиваюсь сквозь прутья. Для перевертыша, который должен быть ослаблен цепями, он все еще обладает неестественной силой.

Я снова прошу его отпустить. Он не обращает на это внимания, впиваясь ногтями в мою кожу. Я вздрагиваю и роняю пепел. Он сумасшедший, так и должно быть. Если судить по тому, что он видел на протяжении веков, и по тому, что его держали взаперти, что еще он может потерять?

Другой рукой я выхватываю клинок из ножен, но движение мое затруднено. Сжав костяшки пальцев о прохладную сталь и ощущая пульсирующую во мне тревогу, я нащупываю рукоять и вырываю ее.

В течение нескольких секунд я не осознаю, что происходит, так как сила отбрасывает меня назад, и я спотыкаюсь. Не успеваю я упасть на пол, как руки подхватывают меня за талию, и я вижу, как мой полумесяц переворачивается в воздухе и падает. Затем что-то еще падает на пол. Я вижу только осколки и флуоресцентно-красные брызги, пока перевертыш не вскрикивает, как животное, только что получившее удар оружием.

У меня звенит в ушах, я озадаченно смотрю на него, скулящего и цепляющегося за руку в агонии. Когда я смотрю на след красной крови, ведущий к перевертышу, я также понимаю, что все еще нахожусь в чьих-то объятиях.

Я поднимаю голову, и она ударяется о грудь Лоркана. Он здесь. Он смотрит на меня с растерянностью и, возможно, злостью, терзающей его черты. Я не вижу поблизости Фреи и думаю, не пришел ли он из другой части подземелий.

"Лоркан… — начинаю я, когда он проходит мимо меня, и поворачиваюсь, сузив брови, наблюдая, как он нагибается.

Когда он встает и медленно поворачивается, мое сердце бьется беспорядочно. Он держит мой полумесяц, когда идет обратно ко мне. Я дышу так тяжело, что скоро потеряю сознание, если буду продолжать. Его глаза не отрываются от полумесяца, когда он переворачивает его и замечает выгравированную букву Р. Резкий вздох вырывается из его груди, он шокирован, растерян, все, что я могу себе представить, когда его большой палец скользит по меткам.

Я осторожно протягиваю к нему руку, но он все еще не отводит взгляда, пока я оттаскиваю ее от него. Я повторяю его имя, но низкий стон из камеры перевертыша окончательно выводит Лоркана из транса.

Мы оба смотрим на перевертыша, свернувшегося на полу, пыхтящего и корчащегося от боли. Его рука сжимает другую руку так сильно, что под кожей проступают вены.

"Что ты с ним сделала?" хрипит Лоркан, осторожно ступая по разрисованному кровью полу. Я следую за ним, качая головой, потому что я ничего не сделала. Мой взгляд осматривает осколки, а затем останавливается на этикетке, приклеенной к полу.

Кровь фаэри.

Флакон, который я носила с собой с того самого дня, как забрала его из дома Иваррона.

Мое тело подпрыгивает, когда боль перевертыша отражается от стен. Лоркан хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе.

"Жди меня в моих покоях". Его голос не мягкий, а властный.

Я не могу вымолвить ни слова. Я просто качаю головой, пытаясь понять все, пока перевертыш продолжает свои мучительные крики: "Что? Нет…"

"Нара." Он прижимает ладони к моим плечам, выражение его лица сурово: "Как заместитель, я приказываю тебе ждать там".

В этом приказе было столько законченности, что я уставилась на него. Сейчас он не Лоркан. Он — второй по званию среди воинов, выполняющий свой долг.

Я отступаю назад, и его руки сползают с меня. Я смотрю на перевертыша, потом снова на Лоркана и бегу прочь отсюда. Прижимая полумесяц к сердцу, я добегаю до входа и вижу, что Фрея все еще разговаривает с венаторами. Я пытаюсь привлечь ее внимание, чтобы мы могли выбраться из этого ужасного места.