Истина в деталях

Двадцать первая глава

Оливия

Последние две недели Нико отсутствует, очевидно, «занимается какими-то делами». Меня бесит, что, уходя на работу, я все еще проверяю, нет ли его в кабинете. Что часть меня жаждет услышать его едва слышный голос, доносящийся оттуда.

Но это к лучшему. В ту ночь в его машине я зашла слишком далеко. И не просто слегка расслабилась, а перешла все границы.

Еще труднее это пережить, когда в понедельник, придя с работы, я обнаруживаю, что остатки моей одежды аккуратно развешаны в шкафу вместе с несколькими новыми парами туфель на танкетке. То, что он замечает, что я предпочитаю такие каблуки, заставляет меня испытывать благодарность, хотя я и осознаю, какую опасность это представляет. Я не могу позволить себе ослабить бдительность с Нико. Это слишком опасно.

Каждое утро в подогревателе Анжелы меня ждет омлет с яичным белком, а в кофейнике — мой любимый кофе. Я уношу тарелку к себе в комнату, решая поесть в одиночестве. Как бы мне ни хотелось утверждать, что отсутствие Нико никак на мне не отражается, это было бы откровенной ложью. Пытаясь вытеснить Нико, занимающего столь значительную часть моих мыслей, я начинаю задерживаться на работе, занимаясь оценкой работ по теориям личности, чтобы не отстать.

Другие вечера я провожу в одной из зарезервированных комнат тренажерного зала, безуспешно пытаясь избавиться от воспоминаний о прикосновениях Нико. Пока я кручусь на шесте, меня преследует его пристальный взгляд. Он задерживается на мне, покрывая меня тревожным слоем возбуждения и недоверия.

Я не могу не задаваться вопросом, не является ли его отсутствие ловушкой. Не ждет ли он от меня чего-то подозрительного. Но все тихо.

Никаких странных визитов незнакомцев с требованием встретиться с ними где-нибудь.

Ни прогулок, ни тихих ужинов дома, ни сопровождения Нико в спортзал.

Жизнь протекает на удивление спокойно.

Сегодня дождь сильнее, чем обычно, поэтому я занимаюсь на беговой дорожке в рабочем спортзале, чтобы разбавить монотонность тренировок по полеологии. К тому же, это дает мне возможность занять свое время чем-то еще, кроме работы. Я также пытаюсь найти как можно больше информации о Джоанне Сантилья.

Я отказываюсь называть эту женщину своей матерью, особенно после того, что выясняю в результате поиска на настольном компьютере в своем офисе.

Помимо того, что я уже слышала о ее руководстве картелем, занимавшимся контрабандой различных наркотиков с Кубы в Майами, она якобы была организатором перестрелок на дорогах и убийств конкурентов-наркоторговцев. При этом ей удавалось избегать ареста в течение многих лет.

Как только за мной приезжает Голиаф, я закрываю дверь своего кабинета. Тугой узел стресса затягивается на моей шее за последний час, и я с облегчением решаю, что на сегодня с этим покончено.

Голиаф предлагает донести мой портфель с ноутбуком, но я вежливо отказываюсь. Он оценивающе смотрит на меня.

— Вы выглядите усталой.

— Спасибо, Голиаф. — Я выдавливаю из себя полусерьезную улыбку. — Как раз то, что хочет услышать каждая женщина.

После того как я забрасываю лямки портфеля и сумочки на плечо, он подстраивает свой шаг под мой, и мы вместе выходим из здания. Близятся сумерки, оранжево-желтые полосы раскрашивают небо, пока мы идем по тротуару.

В его тоне слышится легкое веселье, когда он ворчит.

— Обычно мне не нравятся прозвища, профессор.

Я бросаю на него взгляд и замечаю, что его рот слегка вздергивается вверх.

— Нет?

— Нет. Но мне нравится то, которое вы мне дали.

Я практически таращусь на него, пораженная этим признанием. Возможно, эта крошечная ниточка связи между нами может быть использована для достижения некоторого понимания и получения информации о моей ситуации. Мне придется действовать осторожно.

Ни с того ни с сего кто-то врезается в меня, и я, потеряв равновесие, падаю на руки и колени. Грубый асфальт царапает кожу, содержимое сумочки рассыпается по тротуару, портфель падает рядом.

Мужской голос произносит.

— Извините! — и молодой человек пытается собрать то, что высыпается из моей сумочки, и засунуть обратно. — Давайте я вам помогу…

— Отвали. — Голиаф злобно смотрит на молодого человека, который выглядит так, будто вот-вот обмочится. — Я сам.

Он рывком выпрямляется, взваливает рюкзак на плечо, еще раз извиняется и убегает, опаздывая, вероятно, на вечерние занятия.

Я принимаю руку Голиафа и позволяю ему поднять меня на ноги. Мои колени протестуют, и я опускаю взгляд вниз, чтобы увидеть, что они усеяны крошечными кусочками асфальта и испачканы кровью.

— Черт побери, — бормочу я. Я осторожно вытираю пыль с рук, которые отделались незначительными ссадинами.

Голиаф торопливо складывает все обратно в мою сумочку, на коже которой теперь видны потертости от грубого покрытия, и берет ее и портфель в одну руку.

— Вы в порядке? — озабоченность, напечатанная на лице этого грозного человека, заставляет меня смягчиться.

— Я в порядке. — Еще раз взглянув на свои колени, я пытаюсь говорить более легким тоном. — Ничего такого, что нельзя было бы вылечить перекисью и пластырем.

Он хмурится в ответ, молча берет меня за руку и ведет к машине. По мере того как он осматривается вокруг, его хмурый взгляд становится все мрачнее.

— Клянусь, он появился ниоткуда.

Я поднимаю на него глаза.

— Это не твоя вина. Просто случайность.

Он хмурит брови, но ничего не говорит.

Только вечером я узнаю, что несчастные случаи, конечно, бывают, но это точно не один из них.