Истина в деталях

Шестьдесят четвертая глава

Оливия

Лука — популярный человек.

Я, безусловно, осознаю его присутствие, он полностью завладевает моим вниманием. Каждый раз, когда мы встречаемся взглядами во время короткого перерыва, и он делает шаг, намереваясь подойти ко мне, кто-то из начальников или коллег задерживает его.

У него терпение святого. На каждый вопрос, которым они его засыпают, он отвечает продуманно и грамотно.

Мы безостановочно работаем над подготовкой к судебному процессу, и это умопомрачительно. Я благодарна этим агентам, что они столько времени работали под прикрытием. Пять лет такой работы — это очень тяжело для человека. Могу это подтвердить, хотя проработала всего шесть месяцев.

— Вот тут-то и появляется Райт… — Крамер переключается на меня, и я начинаю рассказывать о начале нашей операции.

Пенман несколько раз останавливает меня, чтобы попросить пояснений. Хотя этот человек чертовски нуден и придирчив, возможно, это необходимо, потому что, когда дело дойдет до суда, защита попытается разорвать нас на части, как стервятник разгрызает падаль.

— Вскоре после того, как в сети появилось видео, на котором я спасаю от удушья студента, Нико Альканзар и его люди ждали меня у дома, когда я вернулась с работы. Алканзар сообщил мне, что именно это видео привело его ко мне.

— А применял ли кто-нибудь из мужчин в тот день в доме неуместную силу или принуждение? — Пенман быстро сыплет вопросами.

При воспоминании о том, как руки Нико скользили по моей обнаженной коже, по ней пробегают мурашки, но я сохраняю самообладание, отвечая Пенману.

— Нет, сэр.

— Продолжайте.

От высокомерия в голосе Пенмана Крамер вздрагивает рядом со мной, но я не обращаю на это внимания и продолжаю.

— Он утверждал, что я — дочь лидера конкурирующего картеля Джоанны Сантилья. Та самая дочь, которая, по слухам, умерла при рождении. У Альканзара была ее фотография, чтобы продемонстрировать сходство.

Пенман пристально смотрит на меня.

— Вы знали об этом раньше? Что вы — дочь Сантилья?

Одна из них, ты имеешь в виду, насмехается внутренний голос, но я игнорирую его.

— Нет, сэр. Я понятия не имела. Вы увидите, что в общей папке я также представила документы, включающие мое свидетельство о рождении и законные имена моих родителей. Они были единственными, о которых я знала… до того момента.

Он кивает, видимо, удовлетворенный моим ответом.

— Я сочла целесообразным сотрудничать с Альканзаром, поскольку мое задание состояло в том, чтобы выяснить, связаны ли сотрудники университета с наркокартелем и используют ли они имущество кампуса для содействия преступникам. И если моя связь с Сантилья подтвердилась бы, то я смогла бы внедриться в их картель.

Мое горло снова грозит распухнуть, когда я случайно ловлю взгляд Луки, поэтому отвожу глаза.

— Альканзар утверждал, что я должна притвориться его девушкой, чтобы привлечь внимание Сантилья.

— Похоже на нашего парня. Не может найти себе подружку, вот и заставил одну притворяется, — хмыкает парень с пристегнутым к рубашке значком УБН, и остальные смеются — долгожданный момент легкомыслия наполняет комнату.

Конечно, Пенман бросает на него острый взгляд, и смех мужчины перерастает в кашель, прикрытый кулаком. Полагаю, мы все немного сходим с ума после столь долгих и утомительных дискуссий.

— Извините что прерываю, Райт… — Пенман проверяет часы. — Но обед уже должен быть здесь, так что мы можем закончить на минуту раньше…

Как по команде, раздается стук в дверь, и ближайший к двери сотрудник УБН вскакивает, чтобы открыть ее. Двое других мужчин вкатывают тележки с обедом и напитками. Пенман машет им рукой, и они заталкивают тележки в дальний угол.

Как и следовало ожидать, как только они оставляют еду, все набрасываются на нее, словно не ели месяцами.

Я поворачиваюсь к Тиму.

— Скоро вернусь. Мне нужно сбегать в туалет.

— Хочешь, я возьму тебе один из салатов?

— Пожалуйста. И воды?

— Будет сделано.

Я пробираюсь сквозь толпу людей, собирающихся в беспорядочные очереди за едой, намереваясь скрыться как можно быстрее.

Когда я уже подхожу к двери, на меня падает большая тень. Я настороженно поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми глазами.

— Профессор. После вас. — Голиаф, или, скорее, Кай — жестом приглашает меня следовать за ним. Как только я выхожу в тихий коридор, он подстраивается под мой легкий шаг в сторону туалетов.

— Как рука?

— Хорошо.

Он озабоченно сдвигает брови и хмурится, как будто мысль о том, что у меня физическая травма, причиняет ему боль.

— Ты заставила нас поволноваться.

Напряжение, сковывавшее меня, немного ослабевает, и я улыбаюсь ему.

— Я крепче, чем кажусь.

Он усмехается.

— Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.

Мы немного посмеялись, и я уверена, что он вспомнил, сколько раз я противостояла Нико, особенно в самом начале. Я останавливаюсь у двери женского туалета и смотрю на него.

Именно сейчас я понимаю, что удушающий груз забот и ответственности, лежащий на моих плечах, ослаб, когда я отстраняюсь от шума разговоров, доносящихся из конференц-зала. В последнее время мне кажется, что я стала мишенью, на которую со всех сторон сыплются шокирующие разоблачения. Что моя жизнь построена на лжи.

И, возможно, эту тяжесть уменьшает человек, который становится для меня больше, чем просто приспешником преступника номер один. Человек, который защищал меня.

Человек, который сплел между нами непрочную нить, граничащую с особенными отношениями, которые я почти осмелился бы назвать… дружбой.

— До встречи, профессор. — Эта почти улыбка растягивает ему рот, в глазах блестит симпатия, прежде чем он поворачивается и проскальзывает через вход в мужской туалет.

Умывшись, я смотрю на свое отражение. Противоречивые эмоции захлестывают меня, но я отказываюсь ненавидеть свои глаза. Поэтому решаю не обращать внимания на то, от кого они мне достались, а гордиться тем, что они такие же, как и у моей сестры.

Как только я выхожу за дверь, то сразу останавливаюсь. Это похоже на дежавю, повторение того гала-вечера, когда я обнаружила, что он ждет меня возле туалета.

Беззащитность охватывает меня, и я презираю ее, потому что не зашла бы так далеко, будучи легко уязвимой. Но все, что произошло между мной и Лукой, выбило меня из колеи.

Даже если нас разделяет всего несколько футов, мне кажется, что я стою слишком близко к огню, и угли грозят испепелить мою кожу. Его близость позволяет мне замечать детали, которые я не могла уловить, когда он сидел в противоположном конце комнаты.

Теперь я вижу небольшие различия между Лукой и Нико, например, серебристо-седые волосы у висков и отросшую длину вместо прежней стрижки.

Щетина, украшающая его челюсть, должна выглядеть неряшливо и неухоженно, но этому мужчине она придает более мужественный и зрелый вид. Я точно помню, как его челюсть, гладко выбритая, прижималась к коже моих бедер и груди.

Но именно эти глаза с золотисто-карими вкраплениями меня покорили. Я точно помню, как они выглядели, когда…

— Привет. — Его низкий, глухой голос звучит как ласка, как будто кончики его мозолистых пальцев касаются моей кожи.

— Привет. — Я настороженно смотрю на него. Затем наклоняю голову в сторону конференц-зала. — Нам, наверное…

Резко оттолкнувшись от стены, он подходит ближе, но не настолько, чтобы это показалось неуместным.

— Оливия, я…

— Ты что? — тихо шепчу я.

— Мне очень жаль.

Мне почти не удается скрыть резкий вздох, вызванный его извинениями. Пожалуйста, скажите мне, что он извиняется не за то, что притворялся, что испытывает ко мне чувства.

В моем голосе звучит стальная нотка.

— За что?

Он хмыкает.

— Не за то, о чем ты думаешь.

— Эй, Лу… — окликает мужчина, но останавливается. — О. Извини, парень.

Нико — Лука, поправляю я себя, не поворачивается к нему, его глаза не отрываются от моих.

— Сейчас буду. Дай мне минутку.

— Понял. — Его коллега удаляется в комнату.

— Оливия, — шепчет Лука. — Прости, что я тебе солгал.

— Мы оба солгали. Просто выполняли свою работу.

Из его горла вырывается грубый звук.

— Да. — Он качает головой, на его лице написано неверие и восхищение. — До сих пор не могу поверить, что твое настоящее имя — Оливия Райт.

Я покорно выдыхаю.

— Недолго осталось.

— Да, я слышал, что тебе придется сменить фамилию. — В его выражении лица сквозит сожаление. — И придумать, куда переехать.

Я заправляю волосы за ухо.

— В самом начале они упоминали о возможности такого развития событий, но никто не думал, что это произойдет. — На моих губах появляется улыбка. — Все изменилось, когда появился ты.

Его выражение лица граничит с мукой, а голос — с хриплым шепотом.

— Ты жалеешь об этом?

— Нет, — шепчу я в ответ. И это правда. Я не могу жалеть ни о чем, что связано с этим человеком.

Он обхватывает пальцами мою руку и затаскивает меня в соседнюю комнату. Из дверного проема льется свет, и я вижу, что это копировальная комната.

— Что ты делаешь? — тихо шиплю я, оглядываясь по сторонам и радуясь, что мы одни. Последнее, что мне нужно — нам нужно — это дать кому-то повод покопаться в том, что произошло, когда наши операции пересеклись.

— Послушай, я… — он проводит руками по своим волосам, и я понимаю, что никогда раньше не видела его таким. Он выглядит обеспокоенным и не знает, как поступить, так же, как и я. — Мне нужно затаиться из-за всего, что произошло. Я не могу приходить и уходить, когда мне вздумается.

Он подходит ближе, его брови сходятся вместе, выражение лица становится свирепым и решительным.

— Но это не значит, что я не умираю от желания поговорить с тобой. Прикоснуться к тебе. — Он протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но замирает, как будто не уверен, что я приму его прикосновение.

Горе вспыхивает во мне, как извержение вулкана, от боли в его глазах, когда он опускает руку, не коснувшись меня. Его пальцы сжимаются в кулаки, притягивая мой взгляд к его движениям. Знакомые татуировки действуют как странный бальзам на мое сердце, которое мечется в неизведанных водах.

— Нам нужно сохранять профессионализм, Ни… — Лука.

Он ненадолго зажмуривает глаза. Когда они открываются, в них сверкает едва сдерживаемое тепло и какое-то чувство, которое я не могу расшифровать.

— Ты не представляешь, как приятно слышать, что ты произносишь мое имя. — Его голос — грубый шепот, а черты лица — нечто среднее между страданием и искренностью. — Я так рад, что с тобой все в порядке. И был до смерти напуган, когда он направил на тебя пистолет. А когда ты прыгнула под пули… — мышцы его челюсти напрягаются, и он тяжело сглатывает, раздувая ноздри. — Мое сердце, блядь, остановилось.

Эмоции забивают мне горло, но я не могу подавить правду.

— Я бы сделала это снова в любое мгновение.

Мы молчим, и наше молчание изобилует невысказанными вопросами, которые мы либо опасаемся задавать, либо их неловко задавать в нашей нынешней обстановке, где нет настоящего уединения.

— Я думала, ты умер. — Мои слова произнесены резким шепотом.

Его лицо бледнеет, глаза закрываются.

— Мне жаль, детка.

Слова льются из меня без предупреждения.

— Что, если мы просто оказались под воздействием момента? — я не пытаюсь быть сложной, но это правильный вопрос. С этим сталкивались агенты во время операций под прикрытием.

За долю секунды выражение его лица меняется. Наклоняя голову, он приближает свое лицо, и по моему позвоночнику пробегает дрожь. Глаза буравят меня, фирменная хмурость на месте, разочарование омрачает его красивые черты.

— Я не был ни под каким воздействием. Все было по-настоящему. Ты меня поняла?

Последние слова заставляют мои губы изогнуться, потому что они так похожи на речь Нико, к которой я уже привыкла. Его взгляд скользит между моими губами и глазами.

— Я скучал по тебе. — Его слова звучат хрипло, как будто их проталкивают через пересохшее горло. — Чертовски сильно.

Я неуверенно протягиваю руку и провожу ладонью по центру его груди. Ровный стук его сердца под ней вызывает прилив слез, грозящих вот-вот перелиться через край, а в голове проносится момент, когда я думала, что потеряла его навсегда.

Я говорю едва ли не шепотом, так как мой голос почти не слышен от волнения.

— Я думала, что ты умер, не успев сказать тебе…

Бзззз.