Истина в деталях

Семидесятая глава

Оливия

Обычно я не использую свой авторитет для получения каких-либо услуг. На самом деле, это первый раз, когда я это делаю.

Мэнни отбывает свой сокращенный пятилетний срок в одиночной камере, поскольку среди заключенных быстро распространяются слухи о тех, кто «стучит» властям. Я попросила о контактном свидании, потому что мне нужно поговорить с ним без разделяющей нас стеклянной перегородки и выяснить, знает ли он правду.

Его подводят к небольшому столику, за которым я сижу, и как только он взглянул на меня, я уже знала ответ. Это видно по тому, как теплеют его глаза, смягчается выражение его лица. В том, как он окидывает меня взглядом, словно запоминая увиденное.

— Оливия. Рад тебя видеть.

Я пристально смотрю на него, прежде чем перейти к делу.

— Как давно вы знаете, что я… дочь Джоанны?

Его черты становятся напряженными, настороженными.

— Не раньше того дня, когда мы встретились. — Он колеблется. — Как только я взглянул на тебя, сразу понял. У тебя есть ее черты, но… — наклоняя голову, он оглядывает меня. — Но есть и мои.

— Я думала, что вы обязательно скажете об этом Луке.

Он хмурится.

— Нет. Я не говорил об этом, потому что это не то, что я хотел бы обсуждать прежде, чем у меня появится возможность поговорить с тобой.

Интересно, что годы изучения криминального поведения никак не могли подготовить меня к встрече с таким человеком, как Мэнни. Человеком, который участвовал в огромном количестве противозаконных действий, но при этом обладает состраданием и чувством чести.

— Вы любили ее?

Отведя взгляд, он медленно выдыхает, а затем качает головой. В его тоне звучит покорность и сожаление.

— Когда-то любил. Давным-давно. Но она никогда не любила меня.

— Она до одержимости была влюблена в твоего… — в Антонио. А когда он дал понять, что не хочет больше быть с ней… — он замолчал, давая мне возможность переварить сказанное.

Голос понижается, в нем проступает раскаяние, и он признается.

— Я думаю, она действительно считала, что он будет достаточно ревновать, чтобы остаться. А я, как дурак, купился на это. Думаю, она накачала меня наркотиками в ту ночь. Я не помню почти ничего из того, что произошло, но на следующее утро… — он качает головой, на его красивых чертах проступает отвращение. — В глубине души я знал, что она проделала один из своих трюков. Когда я узнал, что она беременна, то не допускал мысли, что могу быть отцом. — Он ненадолго опускает взгляд, поджимая тонкие губы. — Я знаю, что это было эгоистично, но ее беременность как нож в мое сердце, и я отдалился, не в силах смириться с тем, что сыграл роль в предательстве моего самого дорогого друга.

Уголки его рта опускаются вниз.

— То, что она меня не любила, было благословением, потому что ей было все равно, когда я дистанцировался от нее. Я стал как Швейцария, а она была слишком разгневана желанием Антонио уехать, чтобы беспокоиться обо мне. Я был просто пешкой в игре Джоанны. Все, что произошло, привело к тому, что я начал менять свой бизнес. Это происходило медленно, да, я не буду этого отрицать. Изменить что-то подобное очень сложно, когда это все, что ты умеешь. Но я знал, что должен работать над развитием других своих честных деловых начинаний. Чтобы со временем прекратить незаконную деятельность.

Когда его глаза встречаются с моими, в них появляется интенсивность, которой я не замечала за ним раньше.

— Я совершил несколько ужасных поступков, Оливия, но стараюсь это изменить. И очень хочу узнать тебя получше. Если ты позволишь. — Он поджимает губы, глаза приобретают легкий блеск. — Из-за своих ошибок я никогда не думал, что у меня будет своя семья.

Я нерешительно протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев тыльной стороны его ладони.

— Я бы хотела узнать тебя поближе, Мэнни. — Убирая руку, я сглатываю комок эмоций. — Хотя с этого момента все ограничится телефонными звонками.

Любопытство проступает на его лице.

— Я не возражаю. Мои пять лет здесь пройдут быстрее, если я буду знать, что смогу поговорить с тобой.

Я продолжаю. — Скоро я буду в другом часовом поясе. Я устраиваюсь на работу в Англии.

— Поздравляю. — Он гордо улыбается, и на мгновение я представляю, как бы он сиял, когда я заканчивала колледж. Сердце замирает от этой мысли. — Он едет с тобой?

— Нет.

Выражение лица Мэнни становится грустным с оттенком разочарования.

— Ты ему не сказала.

— Я планирую.

— Оливия, может быть, я и не самый умный человек, — он обводит рукой окружающее пространство, — но я знаю, что он любит тебя.

Я отвожу взгляд и провожу пальцем по краю стола, где коричневый цвет стерся до белесого. Мой голос затихает, когда я выдавливаю из себя слова.

— Прочные отношения не могут быть построены на разрушенном фундаменте. — Поднимая глаза и встретившись с его глазами, я с болью признаю. — Я не гожусь, если

не смогу привести себя в порядок.

Когда сталкиваешься с откровениями, которые разрушают твою жизнь, другим очень просто осудить тебя и сказать, что ты слишком остро реагируешь.

Возможно, все так думают обо мне, но мне на это наплевать. Я долго размышляла над этим. Идея снова работать под прикрытием или даже на второстепенной роли не вызывает у меня ни малейшего энтузиазма.

Я прошу Томасино никому не говорить о моей отставке. Как я уже сказала Тиму, предпочитаю исчезнуть со всех радаров без всякой шумихи.

Я могу рассуждать о том, играет ли вселенная какую-то роль в том, что я оказалась в месте, где мне открылась истина. Как бы то ни было, но факт остается фактом — я хочу жить по-другому.

Осознание того, что ты создан из тьмы, а не из света, из зла, а не из добра, может испортить человека. Я горжусь своей логичностью и уравновешенностью, но столкновение с этими откровениями сбивает мой мир с оси. Это заставляет меня пересмотреть все.

Я хочу жить так, чтобы мне не приходилось скрывать свою сущность. Хочу простой жизни, в которой выбор, который я делаю каждый день, не будет мешать мне спать по ночам. Я не создана для операций, подобных этой последней. И не готова снова так рисковать своей жизнью и жизнью человека, которого люблю.

Вот где кроется суть моего эгоизма. Жизнь Луки — это жизнь УБН. Но я не хочу такой жизни. И отказываюсь просить его выбирать между карьерой, которую он любит и в которой преуспевает, и женщиной, которую знает совсем недолго.

Хотя я боюсь этого и испытываю страх, сравнимый со страхом перед расстрельной командой, мне необходимо поговорить с ним с глазу на глаз.

Я звоню ему в то время, когда он обычно делает перерыв на обед.

— Здравствуй, профессор. — Боже, какая легкая хрипотца в его голосе, какие ласковые интонации, у меня сердце разрывается, когда я понимаю, что сейчас произойдет.

— Привет. — Мой голос приглушен, тих. — Я хотела узнать, сможем ли мы встретиться сегодня вечером. Может быть, около девяти тридцати?

Мы оба все еще скрываемся, он особенно, по просьбе нашего начальства из-за громкого судебного процесса и непредсказуемой реакции картеля Сантилья и остальных на вынесение приговора. Я знаю, что Лука хочет видеть меня в нерабочее время, но мы соблюдаем осторожность.

Видимо, он чувствует что-то необычное в моем голосе, потому что в его реакции сквозит сдержанная настороженность.

— Конечно. — Небольшая пауза. — Я приеду к тебе.

На губах появляется улыбка, потому что мне не нужно спрашивать, нужен ли ему мой адрес.

— Заходи через заднюю дверь. — Таким образом, он сможет избежать любого возможного обнаружения.

После небольшой паузы его голос становится низким и хриплым.

— Увидимся вечером, детка.

Когда наступает девять тридцать, у меня учащается пульс, и сводит желудок.

Как только Лука переступает порог и захлопывает за собой дверь, я встречаю его взглядом, сидя за своим небольшим обеденным столом.

Он одет в выцветшие джинсы, которые не скрывают его мощных, мускулистых бедер, и в сильно поношенную черную хлопчатобумажную футболку, обтягивающую его упругую грудь, бицепсы, выпирающие из коротких рукавов.

Мне хочется броситься к нему и попросить его обнять меня. Притвориться, что мы единственные люди в этом мире, и наших забот не существует.

Он проводит рукой по линии челюсти, его щетина норовит поцарапать ладонь, и смотрит на меня с места у закрытой двери.

— Господи, Оливия. Ты меня до смерти пугаешь. Что происходит?

— Сядь рядом со мной. Пожалуйста.

Молча выдержа мой взгляд, он опускается на стул справа от меня. Его голос — мягкое бормотание, когда он опирается мускулистыми предплечьями на стол.

— Поговори со мной, детка.

Детка. Это ласковое обращение невидимой рукой разрывает мою грудную клетку и тянется внутрь, чтобы сжать в болезненной хватке бьющееся сердце.

Я делаю успокаивающий вдох, прежде чем начать говорить.

— Мэнни — мой настоящий отец.

— Что? — выражение лица Луки меняется от растерянности к недоверию, удивлению и затем к беспокойству. — Как ты…?

— Долгая история, но это не совсем то, из-за чего я хотела тебя увидеть.

Я крепко сжимаю руки, ненавидя боль, которая уже начинает просачиваться в кровь.

— Послушай, я знаю, что это чертовски эгоистично, но для меня все это было дерьмовым шоу. Сначала я узнала, кто моя настоящая мать, — резкий, лишенный юмора смех вырывается у меня, — а мы все знаем, что она воплощение дьявола. А теперь я узнаю о своем настоящем отце. Почти все, что, как мне казалось, я знала, оказалось ложью.

— Оливия…

Я останавливаю его рукой.

— Просто… пожалуйста, дайте мне закончить. Он кивает, и я подыскиваю нужные слова, понимая, что это невозможно. — Я написала заявление об уходе и согласилась на другую работу.

Гордость переполняет его черты.

— Это здорово, детка…

— Это в Англии.

Его рот закрывается, на лице появляется множество эмоций. Смятение. Страх. Боль. Гнев.

— Эта операция во многом открыла мне глаза. Она показала мне, что я не создана для чего-то даже отдаленно похожего на это. Не хочу больше так рисковать своей жизнью. — Я протягиваю руку через стол и переплетаю свои пальцы с его. — Я не хочу рисковать жизнью человека, которого люблю.

Прежде чем успеваю насладиться тем, как смягчается выражение его лица при этих словах, я продолжаю.

— Лука… твоя жизнь — это УБН. Но я не хочу такой жизни. И отказываюсь просить тебя выбирать между карьерой и мной.

Его брови сдвигаются.

— Так это все? Это. Блядь. Все? Ты говоришь мне, что любишь меня, а потом, что уезжаешь? Черт возьми, Оливия! — он выдергивает свою руку из моей и с силой ударяет кулаком по столу. Его измученное лицо заполняет гнев. — После всего, через что мы прошли, чтобы оказаться здесь, ты, блядь, бросаешь меня?

Я зажмуриваю глаза от мучительного сожаления, разрывающего мое сердце на две части, и смотрю на него.

— Ты любишь свою работу, и у тебя это отлично получается. И я люблю тебя, но мне нужно время, чтобы понять, кто я.

Он так резко поднимается со стула, что тот шатается, но потом успокаивается.

— Я знаю, кто ты! Ты — чертова женщина, которую я люблю!

Его слова звучат так, словно идут прямо из сердца, и мои слезы вырываются на свободу, а дыхание болезненно замирает в груди. Агония прочерчивает его красивые черты, и я презираю себя за то, что причиной этого являюсь я.

— Пожалуйста, Лука. Я не ставлю тебе ультиматум и не жду, что ты будешь ждать меня. Но мне нужно вернуть мой мир на свою ось — для себя. Я знаю, что это в высшей степени эгоистично. Просто… — я задыхаюсь от эмоций, поднимающихся в горле, — я просто хочу уехать туда, где меня никто не знает. Где смогу начать все сначала.

— Ты хочешь начать все сначала без меня. — Его слова звучат ровно, оцепенело.

Вскакивая со стула, я кричу.

— Я не знаю, кто я! — слезы продолжают бежать по моим щекам, и я сердито смахиваю их. Мой голос становится тише, но дрожит от боли. — Я больше не знаю, кто я. Моя мать — убийца, которая наконец-то сидит в тюрьме. И мой отец тоже преступник.

Я прижимаю руку к центру груди.

— Они создали это. Меня. И я не могу с этим смириться. Мои коллеги, за исключением одного, считают меня запятнанной, грязной из-за того, кто моя мать. Не притворяйся, что вы не говорите того же самого.

Пораженное выражение, промелькнувшее на его лице, говорит о многом, прежде чем его черты становятся громоподобными.

— Мне плевать, что думают другие! — его низкий, смертельно свирепый тон доносит эти слова с большей силой, чем если бы он кричал. — Они могут говорить, что хотят. Я знаю правду.

— Ты говоришь это сейчас, но что будет, когда из-за этого усомнятся в твоей надежности? В твоей честности? — я бросаю вызов, даже когда меня пронзает мучительная боль. — Разве ты не видишь? Я не могу допустить, чтобы из-за моих связей с ней тебя занесли в черный список и стали избегать. Мои плечи опускаются с выдохом. — Пожалуйста, пойми это.

Смирение окрашивает его черты, когда он пристально вглядывается в мое лицо. Сокращая расстояние, он заключает меня в свои объятия. Прижимаясь щекой к его груди и ощущая под собой его быстро бьющееся сердце, я закрываю глаза и запоминаю, как это ощущается. Как он держит меня, словно не хочет отпускать.

— Черт возьми, Оливия. — Его голос полон эмоций. Он прижимается губами к моей макушке. — Я люблю тебя. — Глубоко вдыхая, он выдыхает в мои волосы и крепче прижимает меня к себе. — Я люблю тебя, но чертовски ненавижу это.

— Я знаю. — Еще больше слез льется по моим щекам, и я шепчу, — Я люблю тебя, Лука.

Затем неохотно отстраняюсь и поднимаю на него настороженные глаза. Он берет мое лицо в свои руки и прижимается к моему рту. Его поцелуй начинается так нежно, что вызывает сильную боль, которая просачивается в мою кровь, в мою душу.

Горе от осознания того, что я оставляю его, крепко держит меня и рвет своими острыми зубами. Его губы скользят по моим в нежной, интимной ласке, но, когда я раздвигаю губы, чтобы впустить его язык, поцелуй мгновенно меняется.

Сердце замирает в груди от того, каким неистовым, голодным и жаждущим становится наш поцелуй. Языки переплетаются, и я лишаюсь всякой логики. Все, что сейчас имеет значение — это прикосновения Луки, и его губы на моих.

Когда он отстраняется и смотрит на меня сверху вниз, ухмылка, играющая на его губах, противоречит опустошенности его глаз.

— Не буду врать. Я скучаю по твоим профессорским юбкам. — Он проводит ладонями по моим бедрам, задевая джинсы, и я чувствую палящий жар даже сквозь них.

Он что-то громко бормочет, черты его лица окрашиваются страданием и желанием, Лука изучает меня, словно ожидая моего отказа.

Если это прощание, то я хочу получить все. Что бы ни предложил этот мужчина, я приму и буду дорожить этим всегда.

Когда я расстегиваю блузку и поднимаю ее над головой, он пальцами спускает чашечки моего бюстгальтера. Золотисто-карие глаза оглядывают меня, словно я бесценное произведение искусства. Грубые подушечки его больших пальцев царапают мои оголенные соски, и я резко вдыхаю, прежде чем настойчиво потянуть его за футболку.

Он срывает ее через голову. Я пытаюсь расстегнуть джинсы, но он отбрасывает мои руки в сторону, быстро расстегивая пуговицу и молнию. Пальцами проникает под пояс моих трусиков и стягивает их вместе с джинсами с моих ног, помогая снять их совсем.

Я провожу ладонями по его твердой груди и по упругому животу, когда его губы захватывают мои. Углубляя поцелуй, он проникает языком в мой рот, и от его прикосновений по мне разливается жар.

С нежностью, от которой у меня сжимается горло, он поднимает меня и сажает на стол. Большие ладони ложатся на мои колени, а его глаза встречаются с моими.

— Все в порядке?

Я киваю.

— Мне нужно услышать, как ты это скажешь.

Я поднимаю руку, обхватываю его затылок и притягиваю его к себе. Всасывая его нижнюю губу, я бормочу.

— Я в порядке, пока ты не перестаешь прикасаться ко мне.

Он слегка кривит рот.

— Да? — одной рукой скользит по моему бедру, и у меня перехватывает дыхание от предвкушения. Когда он нежно проводит пальцем по моей киске, я задыхаюсь.

— Мм… Ты позволишь мне попробовать? — его палец скользит между моими внешними губами, погружаясь внутрь на самую малую толику. Когда он ощущает мою влагу, то издает стон. — Я должен поласкать свою женщину.

— Да, — задыхаюсь я.

Мое тело инстинктивно выгибается, когда он погружает свой палец в меня еще глубже, неторопливо скользя им туда-сюда. Когда он вынимает и обсасывает его, мои соски напрягаются от расплавленного жара, излучаемого его глазами.

— Так чертовски сладко. — Он еще раз медленно двигает языком.

Мой дрожащий вздох превращается в стон, когда он проводит языком по моему чувствительному клитору. Лука гладит ладонями мое тело, затем находит мою грудь и проводит большими пальцами по их кончикам.

Прижимаясь к моей груди, он бормочет.

— Я запомню это. Услышу, как моя женщина стонет мое имя. — Его язык проникает внутрь меня, глубоко и тщательно пробуя на вкус, а когда он отступает, его голос становится хриплым от эмоций и плотской потребности. — Хочу, чтобы ты запомнила, как нам хорошо вместе.

Я отвечаю, затаив дыхание.

— Лука… ты мне нужен.

Он поднимает голову и смотрит на меня полными вожделения глазами.

— Я тебе нужен, да?

Выпрямившись, он расстегивает джинсы и стягивает их вместе с трусами-боксерами, его член оказывается на свободе. На кончике собирается блестящая капелька влаги, и моя грудь поднимается и опускается от тяжелого дыхания, когда он обхватывает пальцами его толстую длину и крепко сжимает.

— Вам это нужно, профессор? — его низкие, хриплые слова вызывают прилив влаги к моей сердцевине. Беря меня за бедро, он прижимает широкую головку к моему клитору, и я бесстыдно раздвигаю ноги шире.

— Пожалуйста. — Мне все равно, что я умоляю, мой голос — это пронзительный стон.

Он сжимает челюсти, его ноздри раздуваются, и наши глаза сталкиваются.

— Ты моя. Слышишь меня?

Когда я киваю, он вводит в меня головку, и мои губы размыкаются в беззвучном вздохе.

— Да, детка. Ты вся моя.

Глубоким толчком он погружается в меня до самого основания, одна рука лежит на моем бедре, а другая зарывается в мои волосы. Он сливается своим ртом с моим в неистовом поцелуе. Наши зубы клацают, языки скользят и переплетаются, а он входит и выходит из меня, сильно толкаясь бедрами.

— Я чертовски люблю тебя. — Его слова, произнесенные резким шепотом, заставляют мое сердце заколотиться в горле.

Вслед за этим раздается мой рваный шепот.

— Я люблю тебя. — Я впиваюсь в его рот еще одним поцелуем, запоминая ощущение его губ на своих. — Я люблю тебя. — С каждым поцелуем я запоминаю его прикосновения. — Я люблю тебя.

Каждое касание его члена о мой клитор подталкивает меня все ближе к краю, дыхание сбивается на короткие вздохи. Наши рты сталкиваются в диком поцелуе, который распаляет все нервные окончания в моем теле.

Похоть наполняет мои вены, они бурлят, наши тела сливаются воедино, его бедра бьются все сильнее и настойчивее, пока он не подталкивает меня за грань.

Я впиваюсь ногтями в его бицепсы, он заглушает своим ртом мой крик, а мои внутренние мышцы сжимаются вокруг его твердого члена. Его резкий стон отдается на моих губах, когда он еще два раза ударяет бедрами, прежде чем влажный жар заливает меня.

Он зарывается лицом в мою шею, и наше затрудненное дыхание заполняет комнату. Я провожу рукой по изгибам мышц на его спине и по плечам. Перебирая пальцами его волосы, я закрываю глаза и клянусь всегда помнить эти ощущения. Как сильно я люблю этого мужчину.

И всегда буду любить.

Лука изменил меня — из зрителя, сидящего на трибуне в моей собственной жизни, я превратилась в активного игрока на поле.

Несмотря на это, фундамент моей жизни разрушен. Все, что я считала правдой, исчезает как дым. Я должна все восстановить. Сделать так, чтобы мой фундамент был устойчивым и прочным. Не разваливающимся, основанным на лжи или полуправде.

«Все, что ты любишь, скорее всего, будет потеряно, но в конце концов любовь вернется в другом виде».

Антонио упомянул эту цитату Франца Кафки в своем дневнике, и она прочно заседает в глубинах моего сознания.

Я люблю Луку Никохавеса, но сейчас неподходящее для нас время. Он идет своим путем, который ему предначертан. Его дорога гладко вымощена, и на ней почти нет препятствий, которые могли бы помешать ему добраться до места назначения.

Если я чему-то и научилась в этом путешествии, наполненном поразительными откровениями, так это тому, что жизнь способна отклоняться от курса, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Иногда ваш внутренний GPS-навигатор вводит вас в заблуждение, и вы попадаете на закрытую дорогу или в тупик, которого не ожидали. Изменить маршрут — это выход, но не всегда самый простой. Это может означать потерю времени, а возможно, и терпения.

Мне кажется, что я пережила больше изменений и неверных направлений, чем положено. Приходит время завершить все свои маршруты и отправиться в новый путь, с новыми пейзажами.

Пришло время раз и навсегда узнать, кто я такая.