Истина в деталях

Сорок шестая глава

Оливия

Беря портфель с ноутбуком и сумочку, я успеваю сделать всего два шага к двери своего кабинета, как роняю свои проклятые ключи. Черт побери. Это один из тех дней — один из тех дерьмовых понедельников, когда я роняю почти все, что попадает мне в руки.

Причина моей неуклюжести в том, что мой мозг все еще полностью занят мыслями о произошедшем этой ночью. Утром Нико затащил меня в душ, намылил волосы шампунем и тщательно вымыл. Я ожидала, что он захочет пойти на еще один круг, но нет. И совместный душ показался мне странно… естественным.

В тот момент, когда поднимаю с пола ключи, за моей открытой дверью появляется тень, и я думаю, что это Голиаф. Наверное, он обладает экстрасенсорными способностями, потому что мой план состоит в том, чтобы уйти отсюда на несколько минут раньше и успеть выпить столь необходимый кофе до его прихода. Кафедра почти пуста, и обе секретарши сегодня отсутствуют — одна заболела, а у другой дела.

— Откуда ты знаешь, что я…

Я останавливаюсь при виде скучных кроссовок, выглядывающих из-под брюк цвета хаки. Окидывая взглядом мужчину, стоящего в дверном проеме, я выпрямляюсь, сохраняя спокойное выражение лица, и крепко сжимаю в кулаке ключи.

Он заходит внутрь, закрывает дверь моего кабинета и прислоняется спиной к твердой поверхности. Его внешность резко отличается от элегантно одетого мужчины из клуба в ночь моего дня рождения. Того, кто завязал со мной разговор на балконе.

Волосы аккуратно зачесаны на левую сторону, кажется, он использует чуть больше геля, чем нужно, чтобы удержать их на месте. Этот человек воплощает в себе стереотип ботаника, ассистента преподавателя: на шее болтается шнурок с университетским удостоверением, к длинному ремешку прикреплены две ручки. На красивом лице слегка кривовато сидят очки, рубашка-поло заправлена в бесформенные брюки цвета хаки, а ремень сумки-мессенджера пересекает грудь.

Несмотря на то, что он не носит оружия, я все равно чувствую в его лице угрожающую враждебность, которая заставляет меня насторожиться. Руки он держит в карманах, принимая расслабленную, непринужденную позу, но я знаю, что это только видимость. Его тело практически вибрирует от напряжения.

— Зачем ты здесь?

— Я хочу знать, что у тебя за дела с Нико Альканзаром.

— Почему? — спокойно отвечаю я, ставя сумочку и портфель на один из стульев напротив своего стола.

Рот мужчины кривится, но не от удовольствия. Его холодный взгляд подтверждает это.

— Не прикидывайся дурочкой, Райт.

В его тоне слышится укор, но я сохраняю невозмутимый вид.

— Я бы не стала спрашивать, зачем ты здесь, если бы знала ответ.

Он вынимает руки из карманов и скрещивает их на груди. Язык его тела ясен. Он чувствует необходимость защитить себя, выстроить оборону.

Его черты лица становятся жесткими.

— Прекрати это дерьмо. Какого черта ты выставляешь себя на всеобщее обозрение? Да еще и перед самым крупным наркодилером в США? Потому что ты практически трахнула его на танцполе той ночью.

Его слова действуют на меня как резкая пощечина, и я прищуриваюсь, глядя ему в глаза.

— Следи за своим тоном, — мои глаза на мгновение метнулись к его идентификационному значку, — Чарли. Многих обижает, когда ТА так грубо разговаривает с профессором.

Сжимая челюсти, он отходит от двери, и его ноги быстро преодолевают разделяющие нас несколько футов. Благодаря моим каблукам мы оказываемся почти лицом к лицу, и я благодарна им за это. Его глаза впиваются в мои, пылая гневом.

— Ты можешь думать, что знаешь, что делаешь, но это не так. Ты ни черта не понимаешь. — Его брови опускаются еще ниже, и следующие слова он произносит сквозь стиснутые зубы. — Тебе нужно прекратить сейчас же.

Подозрение пробивает себе дорогу сквозь гнетущий осадок гнева, в котором я погрязла. Я поднимаю брови и опираюсь рукой на спинку одного из стульев. Непринужденная, не угрожающая поза.

— Почему?

Он недовольно сжимает рот в линию и с отвращением качает головой.

— Мы оба знаем, что ты дилетант. Если ты не выйдешь из этого сейчас, то станешь очередной жертвой своей матери.

Что? Я прищуриваю глаза, подозрение захлестывает меня, и мой тон становится жестким.

— Что ты знаешь о моей матери?

Он делает такое лицо, как будто разговаривает с имбицилом.

— Как будто тебе нужно, чтобы я рассказал о Сантилья. — Его тон зловеще мрачнеет, а глаза с гневом впиваются в мои. — Уходи, Райт. Оставь Альканзара. Иначе в следующий раз она заставит их целиться в тебя.

Ярость вырывается наружу и пробивает плотину, которую я сдерживаю. Я говорю тихо, но в моем голосе звучит смертельное обещание.

— Ничего не выйдет. Я никогда ни от чего не отказываюсь. И пойду до конца.

Ни один из нас не отводит глаз. Захваченные жестоким противостоянием, мы оба отказываемся сдвинуться с места.

Раздается стук в дверь, знакомый тяжелый стук большой, мускулистой руки, и я бросаю острый взгляд на мужчину, который не подает никаких признаков того, что собирается двигаться. Это игра власти, в которой я отказываюсь проигрывать. Я не буду обходить его стороной.

Он на моей территории. Пришел без приглашения. Он пришел сюда, чтобы запугать меня.

Я ни за что на свете не поддамся на это.

— Профессор? — окликает Голиаф, и я понимаю, что он чувствует, что что-то не так.

Обращаясь к мужчине, который все еще не двигается с места, я тихо шиплю.

— Если ты хочешь сохранить лицо красавчика, советую тебе двигаться, пока человека за этой дверью не расстроило твое присутствие.

Он хмыкает и начинает поворачиваться, но в последний момент передумывает. Тыкая пальцем в центр моей груди, он приближает свое лицо к моему, наши носы почти соприкасаются, а изо рта пахнет несвежими сигаретами.

Его слова звучат тихо, но в них скрыта ярость, подобной которой я никогда не видела.

— Я наблюдаю за тобой, Райт. Ты делаешь неправильный выбор. Попомни мои слова, ты сгоришь в огне.

Не успеваю я произнести ни слова, как он уже стоит у двери и распахивает ее, натягивая назад свой образ. Обращаясь к человеку, стоящему у входа в мой кабинет, он говорит.

— Извините.

Голиаф недоверчиво смотрит на него, затем отступает совсем немного. Я чуть не рассмеялась, когда это чудовище едва сдвигается с места, заставляя другого повернуться боком, чтобы проскользнуть мимо него.

Чарли останавливается и с тоской смотрит на меня, и я уже знаю, что именно он собирается использовать.

— Извините за беспокойство, профессор. Надеюсь, он хорошо заботится о вас.

Я вежливо киваю и улыбаюсь.

— Никаких обид. — Может, это и было умным прикрытием для его визита, но от этого он не становится меньшим мудаком.

Как только он исчезает из поля зрения, Голиаф обращает свой взор на меня, и я почти теряю контроль над тем, что заставляет меня держаться с начала этого визита. Выражение его лица озабоченное, пронизанное потребностью защитить, оно говорит мне, что если я упомяну, что этот человек хоть как-то меня побеспокоил, он догонит его и выбьет из него все дерьмо.

Или еще хуже.

— Все в порядке, профессор?

Когда я отвечаю, мой усталый вздох ничуть не притворный.

— Я уже хочу, чтобы этот день закончился.

Чем глубже я погружаюсь, тем сильнее увязаю. Все больше вовлекаюсь в эту странную и приятную динамику, которая складывается между Голиафом и Нико. Границы ранее четко очерченных, резко вытравленных черных линий, которым я следую всю жизнь, размываются. Теперь они выглядят так, будто на них упала капля воды, сделав чернила водянистыми и заставив их растечься, потерять четкость формы.

Противоречия окружают меня со всех сторон. Я знаю, что мне следует делать. Что я должна делать. И хотя множество вопросов все еще проносится в моем мозгу, я также не могу отрицать, что мой выбор способен уравнять все… и всех.

В том числе и меня.