Оливия
РАННЕЕ УТРО ЧЕТВЕРГА
От быстрого удара костяшками пальцев о край моего стола я вскидываю голову и вижу нависшего надо мной Тима.
— Ты в порядке? — на лице моего коллеги мелькает озабоченность. — Я дважды позвал тебя, а ты даже не шелохнулась.
Я поднимаюсь со стула и заставляю себя улыбнуться.
— Просто устала.
— Нам нужно идти. Нельзя опаздывать на встречу.
Кивнув, я собираю свою сумку, в которой лежат папка, блокнот, ручка, и запихиваю в нее ноутбук.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Встретившись с ним взглядом, я замешкалась с ответом.
— Я просто…
— Я понимаю. Выйти из дела непросто.
Бывший снайпер больше похож на одинокого волка, в чем я могу ему посочувствовать. Я жажду набраться смелости и довериться ему, но не могу. Это поставит под угрозу слишком многое, в том числе и мою репутацию.
После того, как мы проходим контроль безопасности в офисе УБН, каждый шаг, приближающий меня к назначенному конференц-залу, усиливает мое любопытство по поводу ожидаемого открытия того, кто у них есть внутри картеля Альканзара.
За несколько минут до назначенного времени начала встречи мы с Тимом входим в большую комнату и занимаем свои места рядом с Томасино и Крамером. Пенман стоит в углу и что-то тихо говорит по мобильному телефону.
Здесь четко видно разделение, кто находится в каждом конце стола, где сотрудники ФБР, а где из УБН; каждый носит именной бейдж, идентифицирующий его как такового, и мы сидим в противоположных концах стола.
Как только Пенман заканчивает разговор, то сразу прочищает горло. Отходит к своему креслу и, нахмурив брови, смотрит на часы. Обращаясь к Томасино, он говорит,
— Мои ребята опаздывают, но скоро будут здесь.
Убедившись, что мой ноутбук готов, я позволяю своим мыслям снова вернуться к Нико.
Да, он был преступником, но показал мне, что у него есть и другая сторона. Я не говорю, что она перевешивает все его недостатки и жизненный выбор, но, черт возьми, его нежная, сладкая, более человечная сторона казалась незапятнанной и временами даже уязвимой.
Именно эта другая сторона заставляет меня испытывать колоссальную вину за то, что произошло с ним — с нами. В нем было что-то хорошее. Возможно, я превратилась в женщину, которая верит, что может изменить мужчину своей любовью. Может быть, все дело только в этом. Но, черт побери, какая-то часть меня горячо верит, что он мог бы выбрать другой путь, если бы мы встретились в другой период нашей жизни.
Я прижимаю пальцы к центру груди, чтобы унять кажущуюся бесконечной боль. Тим — единственный коллега, который не относится ко мне как к прокаженной после того, как распространяется слух о моей связи с Сантилья. Другие сомневаются в доказательствах того, что Харпер был грязным агентом и дважды обманул меня.
Тим понижает голос, чтобы его не услышали остальные.
— Эй. — Как только я поднимаю взгляд на него, он говорит. — Не позволяй им добраться до тебя.
Я киваю и отвожу глаза, сосредоточившись на зазубринах на краю стола в конференц-зале. Слова вылетают шепотом, прежде чем я успеваю их осознать.
— Я хочу уйти. — Вздрагиваю всем телом, но не уверена, то ли от признания, которое я долго обдумывала, то ли от шока, вызванного произнесением его вслух.
— Райт.
Я настороженно встречаю взгляд Тима, готовясь к упрекам, но вместо них обнаруживаю отблеск понимания.
— Из тебя получился бы отличный профессор, ты знаешь?
У меня вырывается короткий смешок.
— Мне уже пару раз говорили об этом. — До того, как я решила поступить на работу в ФБР, чтобы использовать свой опыт в борьбе с преступниками, мне нравилось преподавать — и нравится до сих пор.
Когда я достаю толстую папку с документами и блокнот, моя ручка падает на пол и скользит по гладкой поверхности под столом.
Я внутренне стону. Пожалуйста, пусть это не будет показателем того, как пройдет этот день. Я наклоняюсь, чтобы поднять ручку, когда Томасино начинает говорить с раздражением в голосе.
— И долго нам еще ждать? Потому что мои люди прибыли вовремя и…
Я мрачнею от его тона. Лучше бы это не превратилось в разборки между агентствами из-за того, что звездные агенты УБН Пенмана опоздали на минуту. Напрягаясь и стараясь не повредить еще не зажившую руку, я, наконец, хватаю ручку кончиками пальцев.
— Извините, мы опоздали.
Низкий тембр и безошибочная хрипотца мужского голоса заставляют меня дернуться так быстро, что я ударяюсь затылком о край стола. От боли я вздрагиваю, но тут же выпрямляюсь на своем месте и перевожу взгляд на дверь и опоздавших.
— А вот и они. — За гордостью Пенмана скрывается раздражение по поводу опоздания его агентов.
Все вокруг замирает, когда мой взгляд останавливается на четырех мужчинах, вошедших в комнату и занявших свои места. Дыхание становится неровным, спина напрягается, и я пытаюсь подавить дрожь.
Этого не может быть. Сердце неровно бьется в груди, а разум борется со зрелищем, представшим передо мной. Не может быть, неужели я действительно это вижу?
— Райт. — Я перевожу взгляд на Пенмана, и он взмахом руки указывает на меня. — Несмотря на то, что вы работали вместе последние несколько месяцев, я думаю, что необходимо официальное знакомство.
Меня охватывает ужас. Пожалуйста, скажите мне, что в этих отчетах ничего не раскрыто… Я разжимаю губы в подобие вежливой улыбки и поднимаюсь со своего места.
Избегаю смотреть прямо на агентов.
— Я Оливия Райт, консультант по криминальной психологии. — Радует, что мои слова не звучат на выдохе, подтверждая, насколько я взволнована. С внутренним вздохом я возвращаюсь на свое место.
— Спасибо. А вот и мои агенты. — Пенман кивает человеку, сидящему слева от него.
Мужчина поднимается, его черты лица спокойны, как и во время всех наших встреч.
— Агент Майкл Арайя… — Маркус, более молчаливый из двух людей, которым Нико поручил следить за мной.
Следующий мужчина поднимается со своего места, и глаза Тима расширяются от того, что он еще раз взглянул на это чудовище.
— Агент Кай Иона. — Голиаф… или Рэйф.
— Агент Дэниел Лопес. — Тино, второй человек, которому Нико поручил присматривать за мной вместе с Маркусом.
Теперь Пенман воодушевляется.
— И, наконец, причина, по которой мы собрались здесь, чтобы обсудить операцию, которая длилась пять лет и, как ожидается, развалит не один, а два картеля…
— Агент Лука Никохавес.
Внизу живота у меня все переворачивается. Руки дрожат, я сжимаю пальцы в кулаки, пытаясь сохранить хоть каплю профессионализма. Сердце бешено колотится, по телу пробегает дрожь, и на долю секунды я задумываюсь, не разыгрывает ли меня мой разум. Может я так сильно хочу увидеть его снова, что представляю его здесь. Человек, который, как я думала, спас мне жизнь, но умер, не имея никого, кто бы держал его за руку, пока он делал последние вздохи.
Одетый в хаки и рубашку-поло, он выглядит усталым, но все еще невыносимо красивым, с темной щетиной на острой линии челюсти. Он выглядит также, но в то же время отличается от того человека, которого я узнала.
Я испытываю сильное облегчение, смешанное с шоком, от того, что вижу его живым. Он действительно жив. Человек, которого я полюбила, не умер.
Мои инстинкты, в конце концов, не сбили меня с пути. Я чувствовала добро, присущее и ему, и Голиафу, или Каю. Я чувствовала себя в безопасности рядом с ними, и теперь становится понятнее, почему.
Пенман хвастается.
— Перед тем, как инсценировать свою смерть, Никохавес получил легкое огнестрельное ранение. Как вы все знаете, это не освобождает его от ответственности. Он остается под охраной. — Мужчина с гордостью кивает на Нико — точнее, на Луку. — Вот что вы получаете, когда уничтожите два картеля, продажных политиков и университетских чиновников.
Томасино сурово хмурится, наклоняясь вперед и упираясь кулаками в стол, и бурно заявляет.
— Я думаю, Райт тоже заслуживает похвалы. Ваши люди сделали это не в одиночку.
О, черт. Я не нуждаюсь в дополнительном внимании к себе.
Грудь Пенмана вздымается, а лицо становится красным.
— Я не думаю…
— Извините, сэр.
Я заставляю себя не реагировать на голос Луки. Хотя чуть не плачу от облегчения, что он жив, и одновременно хочу перемахнуть через этот стол и ударить его несколько раз. Чтобы он почувствовал хоть унцию той боли, которую я испытала из-за его смерти.
Держи себя в руках, Оливия. Ты профессионал.
— Я знаю, что мы все очень хотим закончить с этим делом, может быть, начнем прямо сейчас? — успокаивающий тон Нико говорит о том, что он опытен в работе с Пенманом.
Мой взгляд скользит по агентам, прежде чем вернуться к нему — к Луке Никохавесу. Когда я замечаю, что он наблюдает за мной, мое дыхание сбивается от эмоций, таящихся в глубине. Я отрываю от него взгляд и встречаюсь с глазами Кая. Этот звероподобный мужчина едва заметно подмигивает мне, и в его чертах вспыхивает уже знакомый мне намек на привязанность. Мое сердце замирает от этого небольшого ответа, потому что я словно слышу, как он говорит.
— Не волнуйся. Мы с тобой заодно, профессор.
— Точно, — ворчит Пенман. — Все в общих папках, и мы будем показывать эти отчеты параллельно. — Он указывает жестом на проекционные экраны в каждом конце комнаты. — Поскольку наше расследование началось первым, с него и начнем.
Я заставляю себя сосредоточиться и не отвлекаться от экрана, но все это время мой разум переваривает услышанное.
Лука Никохавес все это время работал под прикрытием. И был достаточно убедителен, чтобы я поверила в то, что он один из самых опасных главарей наркокартелей Майами.
Я ломаю голову, перебирая все детали и встречи в поисках каких-либо признаков, которые могла упустить, но ничего не нахожу. Каждый из этих людей, безусловно, идеально справился со своим образом.
О, Боже. Меня охватывает жгучая паника при мысли о том, что агент Никохавес все это время играл со мной. При этой мысли у меня сводит желудок. Включил ли он в свой отчет подробности о нас — о наших отношениях, если их вообще можно так назвать?
Что, если все, что было между нами, только для дела? Что, если это просто способ создать более близкие отношения со мной, чтобы продвинуться в деле против Сантилья?
Я чувствую, как кровь отхлынула от моего лица, и у меня начинается головокружение. Если наши версии операции не совпадут, это будет катастрофой для меня в профессиональном плане.
Отчет на экране манит меня, как сирена моряка, но некоторые слова держат меня в плену.
Специальный агент Лука Никохавес взял себе вымышленное имя «Нико Альканзар». Его биография была составлена таким образом, чтобы он курировал операции по контрабанде наркотиков, которые шли из Колумбии и Кубы в Майами.
В создании репутации агента принимал участие криминальный информатор Мануэль Эспозито, который поручился за него, а также специальный агент Кай Иона, работавший под вымышленным именем «Рэйф Торрес». Иона занимал должность телохранителя и доверенного лица Никохавеса.
Как только читаю упоминание об их криминальном информаторе, я моргаю, уверенная, что неправильно поняла его.
Мануэль Эспозито. Ни хрена себе. Мэнни? Он был их информатором все это время? Мои мысли бешено скачут.
Специальные агенты Никохавес и Иона были удалены из всех личных дел сотрудников УБН, и такой же протокол был составлен в отношении Лопеса и Арайи. Их личные дела были тайно переданы помощнику специального агента Александру Рената.
— Об этой операции было известно всего нескольким избранным лицам в нашем агентстве. — Глаза Пенмана коротко перебегают на моих начальников, Томасино и Крамера. — Ввиду серьезности риска, которому подвергались наши агенты, работающие под прикрытием, мы старались не делиться информацией с другими агентствами.
Он снова делает жест в сторону экрана, и я сосредотачиваюсь на нем, отчаянно желая получить дальнейшую информацию.
Никохавес и Иона продолжали строить свою тайную жизнь и внедряться в картель Майами, который набирал обороты под руководством Сальваторе Веги.
Жаждущая большего, я пролистываю следующие несколько абзацев, пока дополнительные детали не бросаются мне в глаза.
Вега взял Альканзара под свое крыло и относился к нему, как к сыну. Он дал понять, что хочет, чтобы Альканзар взял бразды правления в свои руки, когда придет время.
Хотя это и не доказано, но есть большие подозрения, что, когда на Вегу было совершено покушение, им командовала Джоанна Сантилья, известная также как «La Madre de la Muerta».
Я вынуждена сделать паузу, чтобы выровнять дыхание, так как ярость бурлит в моих венах. На ее руках так много проклятой крови.
Заставляю себя вернуться к совещанию, пока его ведет Пенман, и узнаю, что и Маркус, и Тино были введены в операцию, как только Нико получил больше полномочий.
Никто из их коллег из УБН не знал, что случилось с этими людьми в течение последующих пяти лет работы под прикрытием. Из-за необходимости соблюдения строгих мер безопасности об их роли было известно лишь нескольким высокопоставленным лицам.
Чем больше я узнаю о беспрецедентном деле, которое вели эти люди, тем больше поражаюсь их работе и самоотверженности. Альканзар вошел в роль, которую ему уготовил Вега, и правил жестким кулаком. Судя по рассказам, в первые несколько недель никто не бросал ему вызов. До тех пор, пока Сантилья не пронюхала, что появился новый игрок.
— Сантилья ушла в тень, в основном поручая своему главному приспешнику Хосе Кампедо совершать удары, чтобы попытаться внести разлад в деятельность Альканзара. В других случаях они использовали взрывчатку или пытались подкупить членов картеля Альканзара.
Пенман выводит на экран следующий слайд.
— Ходили слухи, что Сантилья сблизилась с федеральным агентом и пыталась заключить сделку, но в то время никто не мог проверить это и установить личность агента.
Взгляд Пенмана на мгновение перемещается на меня.
— В конце концов выяснилось, что это был специальный агент ФБР Харпер. Как нам удалось выяснить, Харпер разглашал конфиденциальную информацию об этой операции, а также соглашался фальсифицировать версии и улики, чтобы ослабить внимание к Сантилья.
— В обмен на это Харпер получал от Сантилья крупные суммы, как видно из выписок, сделанных со счета в швейцарском банке на имя агента Харпера.
Мои мысли совершенно перепутались. Все это время я верила, что влюбилась в известного преступника. Это то, что гноилось во мне, в чем я никому не признавалась — уж точно не психиатру, который должен был подписать заключение о том, что я все еще пригодна к службе.
— Никто не знал об этой операции за пределами УБН, кроме Мануэля Эспозито, информатора, который согласился снабжать их информацией и помогать агентам в обмен на меньший срок.
Мысленно я возвращаюсь к встрече в поместье Мэнни и его словам.
«Нико — хороший человек. Умный. Умнее, чем кажется».
«У него сердце в глазах, когда они находят тебя».
Неужели он просто играл роль, помогая Нико в маскараде?
Мои глаза продолжают отчаянно сканировать отчет в поисках упоминания Нико о наших отношениях. Потому что если он не упомянул об этом, то, возможно, посчитал, что это не относится к делу — то, что он хотел оставить только между нами двумя.
Когда я ничего не нахожу и вижу, что это просто обзор обстоятельств дела, то задаюсь вопросом, может ли это быть признаком того, что он не играл со мной. Что, может быть, некоторые из его чувств были настоящими.
— Вот некоторые из партий кокаина, героина и метамфетаминов, которые картель Альканзара переправлял с Кубы в Майами для распространения в этот период времени. — На экране появляются фотографии паллет с наркотиками.
По залу раздаются коллективные «черт побери» и «святое дерьмо». Здесь наркотиков, наверное, на миллионы долларов. Как ни стыдно, но я все еще думаю о нем. О Луке. О том, что произошло между нами.
— Было ли все это реально?
Когда головы поворачиваются в мою сторону, я понимаю, что произнесла это вслух. Пытаюсь скрыть свою оплошность, собираясь объяснить, что просто поражена огромным количеством наркотиков. Но не успеваю — раздается знакомый глубокий мужской голос.
— Это точно было реально. — Я перевожу глаза на Луку, и он с испепеляющей силой впивается в меня взглядом. — Все.
Пенман продолжает рассказывать о деле, в то время как глаза Луки держат меня в плену. Мне стоит огромных усилий отвернуться и перевести взгляд на экран. Моя кожа наэлектризована тяжестью его внимания, и я задаюсь вопросом, смогу ли когда-нибудь преодолеть свою реакцию на такую простую вещь, как его близость.
На протяжении всего совещания я пытаюсь сохранить концентрацию. Мой мозг и сердце все еще не пришли в себя от осознания того, что человек, которого я люблю — человек, которого, я предала — все еще жив и не является преступником.
Нико Альканзар — агент Лука Никохавес.
Его слова шепотом повторяются в моем мозгу весь оставшийся день.
«Это точно было реально. Все».