Измена. Счастье вопреки (СИ)

Глава 12

Аня

— А-ааа, — вскрикиваю одновременно от неожиданности и ужаса.

Я ожидала чего угодно, но только не того, что сын решит начать боксировать дома, в реальной жизни. Я всегда думала, что для него это только на ринге, что это только там, а не здесь.

Ну, не должен он так нападать на отца, чтобы он не делал, чтобы не говорил, не должен. Это ведь отец. Он тот, кто ради него на многое пойдет, тот, кто будет защищать его до последнего и неважно от чего.

Но к моему удивлению, Витя лишь немного отшатывается, он буквально отставляет одну ногу для равновесия и на этом все.

Муж смотрит на сына, смотрит ему прямо в глаза и демонстративно дотрагивается до челюсти, водит ею и довольно усмехается. Ему словно нравится то, что Макс сделал, словно именно этого он от него и добивался, будто именно этого ждал. Сумасшедший ненормальный. Из ума выжил.

— Хороший удар, хороший. Но недостаточно, — с паузой заканчивает говорить и клянусь, я уверена, у Макса сейчас нервно глаз дернулся. — Хорошая тактика, спокойный, уравновешенный. Подошел к ничего не подозревающему человеку, воспользовался моментом. Очень хорошо, молодец, даже хвалю.

— А я не нуждаюсь в похвале. Ясно тебе? Во всяком случае в твоей, — снова резко выпаливает сын, не задумываясь о чувствах других.

Он выпускает наружу всю ту боль, что сейчас зародилась в нем.

— Это было первое и единственное предупреждение. Если ты не отпустишь нас, если будешь продолжать издеваться над матерью, этот удар не будет последним.

Только Витю не трогают эти предупреждения. Ему плевать, одно-единственное оно, или нет. Понимаю, что мужу доставляет удовольствие видеть то, как сын становится на его глазах мужчиной, ему нравится видеть то, как он взрослеет за считанные минуты, вот только это взросление должно происходить не так, точно не так.

— Поверь, если мне придется защищать ее от тебя, я это сделаю, потому что она моя мать, она женщина, она слабее. Если ты не можешь защищать ее, выполнять то, что должен делать муж, ну, значит, мне придется помогать ей, оберегать ее. Даже от тебя.

Господи, да это мы должны его оберегать от всего. В жизни и так много ужасов, он еще успеет столкнуться с множеством проблем. От какой-то части мы должны его отгораживать.

Дом — это место, где ему должно быть тепло, уютно, спокойно, дом — это место, в котором он должен восстанавливать свои силы. Да не только он, а все. В семье должен быть мир и покой, чтобы справляться со всем тем, что происходит снаружи, а у нас какая-то ожесточенная война началась, и это разрывает мне сердце.

— И даже, если придется, буду защищать ее от самой себя, потому что, в отличие от тебя, она любит свою семью, она любит своего мужа, она готова бороться, она открыта, а вот ты — нет. Ты просто что-то вбил себе в голову и считаешь, что так и должно быть, считаешь, что ты единственно правый, а на самом деле, просто трус и эгоист.

Откуда в нем все это. Откуда эта проницательность, откуда это умение читать по лицам? Сын прав. Я готова бороться. Я открыта к тому, чтобы все исправить, потому что я люблю его, люблю Витю.

Я выбрала его, потому что любила, строила с ним семью, дом, мир, и вот так, всего за несколько часов, просто взять его забыть, разлюбить, вычеркнуть его из нашей жизни, и в принципе разрушить нашу жизнь, даже не выслушав, не поговорив, не попытавшись, абсурд, бред, глупости.

— Трус, эгоист, ахаха, — Витя начинает смеяться непонятно с чего.

Его забавляет вся эта ситуация, а я его не понимаю. Смотрю на него и становится дурно, просто дурно. Не понимаю, как он может веселиться в такой момент.

— У тебя молоко на губах еще не обсохло, сопляк. Что ты знаешь о семье, о чести, о эгоизме? Ты всю жизнь жил под нашим крылом. Ты ничего еще не достиг, и все эти свои детские мечты и фантазии оставь при себе.

Муж продолжает наносить удары сыну, только словами, что намного больнее, потому что душевная убивает в разы сильнее.

— Еще раз повторяю, это только наши с мамой проблемы, так что рот свой закрыл, поднялся в комнату и не вмешивайся. От меня, от нее самой собрался защищать. Да ты себя защитить не можешь, кого ты собрался защищать? Себя научись защищать для начала.

— Замолчи, лучше замолчи, — голос Макса уже дрожит от злости. Сын сорвется в любой момент, чувствую.

— И не подумаю. Ты, щенок, сопляк, только и умеешь, что на ринге драться, а в жизни ты не боец. Ты ничего из себя не представляешь, ничего не стоишь. Ты никто. Ноль, пока в голове пустота.

— Замолчи, — Макс срывается на откровенный крик, снова замахивается для удара, в которых я совершенно не разбираюсь, но тут уже Витя не теряется.

Второй раз это не прокатывает, и сын проигрывает ему.

Муж отводит корпус назад, кулак сына пролетает мимо, и эту вытянутую вперед руку, Витя успевает перехватить, а дальше попытки вырваться со стороны сына.

Повторюсь, муж выше, шире в плечах, и у него получается скрутить сына и прижать к полу весьма мягко, плавно, технично. Мне больно на это все смотреть.

— Нет, что вы делаете? Прекратите. Ну, хватит вам. Что вы делаете? — подлетаю к мужу, пытаюсь стащить его с сына, но у меня не получается.

Я намного слабее, слабее каждого из них, а они еще на эмоциях, на адреналине. Понимаю, что совершаю глупость, но не могу же я стоять в стороне и смотреть, как они калечат друг друга?

— Уйди, не вмешивайся, Аня. Я сказал уйди отсюда, — рычит в мою сторону, Витя, и сильнее прижимает к полу, пытающегося выбраться сына. — А я тебе говорил, что бокс твой, это все ерунда, и надо было идти на борьбу. Никакой мобильности, никакой адаптации к реальной жизни. И кого ты собрался защищать? Как? Говорю же, себя не можешь защитить.

— Ты все равно меня не переубедишь. Ясно тебе? Это ничего не значит. Это не отменяет твоего предательства и низости твоего поступка. Ну ладно ты себя не уважаешь, плевать, но ты говоришь, что любишь маму и не хочешь терять семью. Но о какой любви речь, если ты не уважаешь ее? Твоя измена, это в первую очередь неуважение к ней, показатель того, насколько ты к ней равнодушен, показатель того, что ты просто заигравшийся мужик с кризисом среднего возраста.

Этого мгновения хватает, чтобы Витя ослабил хватку и потерял бдительность. Макс выворачивается из захвата, переворачивается на спину и хватает мужа за руку. Максиму удается лишить его точки опоры, и это становится решающей точкой.

Понимаю, что нужно что-то делать, нужно как-то это остановить, потому что иначе это все перерастет в обычный мордобой, а я не могу этого допустить. Не могу.

Подлетаю к ним. Падаю на колени, подлетаю к ним, хватаю мужа за плечи, и пытаюсь оттащить от сына.

— Нет, пожалуйста, Вить, хотя бы ты успокойся, остановитесь. Я вас очень прошу, — голос дрожит словно не мой, но они меня не слышат, им все равно.

— Уйди, Аня, уйди, — продолжая локтем придушивать сына, муж корпусом поворачивается ко мне, но не глядя хватает за руки и отталкивает от себя.

У меня вся жизнь перед глазами проносится, потому что силы в ногах нет, а толчок слишком сильный.

Я падаю.

Я падаю очень больно, задевая журнальный стол.