Измена. Счастье вопреки (СИ)

Глава 3

Аня

— А я и хочу. Вот только родишь мне его ты, — спокойно заявляет мне муж, словно это что-то обыденное для нас, и с этим нет никаких проблем. — Я выбрал тебя, Аня, я сказал тебе «да», когда клялся быть вместе в богатстве и в бедности, в болезни, и в здравии до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Поэтому, когда у меня будет второй ребенок, то он будет только от тебя.

Не могу поверить, что он говорит, это.

Это звучит так цинично, на фоне того, что я здесь увидела. У него есть любовница, она от него беременна. Получается, он сделал свой выбор в мою пользу. Он предпочел избавиться от ребенка той, которая не является его официальной женой.

Но это жестоко, это очень жестоко. Не знаю, любит его девочка или из своих корыстных побуждений забеременела, но мне и не важно. Да, может быть, и надо радоваться, что не собираются уходить из семьи, не собирается бросать меня, нашего сына, но все равно гадко на душе.

Он не извиняется, не говорит, что был не прав, о том, что сожалеет о случившемся, и больше этого не повторится. Он стоит и делает вид, словно ничего такого не произошло. Но это не так. Произошло, еще как произошло. Я не могу спустить все это на тормозах. Это просто невозможно сделать.

— Ахаха, — начинаю истерично смеяться и плачу одновременно.

Мне сложно, очень сложно в эту минуту. Ситуация на грани фантастики. Это абсурд чистой воды. Не понимаю, чего он хочет от меня. Что я просто сейчас соглашусь, сотру слезы, забуду, и мы продолжим жить дальше, как ни в чем не бывало? Но ведь это невозможно.

Я сейчас увидела то, что разрушило мою семью. И нет, у меня нет столько сил и смелости закрыть на все глаза и делать вид, что так и должно быть, что в этом нет ничего страшного.

То, что произошло, не передать никакими словами, и то, что сейчас у меня на душе тоже. Господи, пожалуйста, пусть это будет все кошмарным сном. Пожалуйста, пускай сейчас проснусь в машине около его офиса и смахну этот сонный дурман.

Я даже щипаю себя побольнее, и когда чувствую эту нестерпимую боль, начинаю смеяться еще сильнее, еще более безумно.

— Так зачем ты пришла, Аня? Что тебя сюда привело? — когда я успокаиваюсь и заканчиваю смеяться, спрашивает муж, и мне снова хочется удариться в нервную истерику.

А правда, зачем я пришла? Вот зачем? Антон предлагал прислать водителя или забрать самому документы, надо было соглашаться. Да соглашаться, и еще хоть какое-то время пожить в слепом неведении и счастье, чтобы, когда все вскрылось, этот день не стоял рядом с тем днем, когда я узнала радостную новость.

— Ну же, я жду, не заставляй меня повторять дважды, Аня. Ты знаешь, я этого не люблю.

Какой же он настойчивый. Жаль, только не в том настойчивый. Очень, очень жаль.

— Твой помощник написал сообщение, попросил привезти забытую дома папку. Он сказал, что она тебе очень нужна, но, когда я столкнулась с Антоном у лифта, он сказал, что это был не он. Если учесть, что ты мне лгал, а ты мой муж, то я уже не уверена, возможно, мне и твой помощник солгал. Ну а что, тебе можно, так почему ему нельзя? — мне становится больно, очень больно.

Я хочу показать ему, насколько. Я хочу поделиться с ним этой болью, и даже, в какой-то степени хочу, чтобы ему тоже стало больно, так же больно, как и мне.

— Я никакие документы дома не забывал, он не мог тебе такого написать, — спокойно и немного равнодушно отвечает, а меня такое зло берет, такое зло, что я сейчас готова разорвать его на мелкие кусочки, пустить на корм рыбам, как любят говорить.

— Ты хочешь сказать, я сама себе его отправила, что я придумала, да? Хочешь сказать, что я лгу, а вы здесь все такие святые, правильные, и лишь одна я лгунья, да? Ты это хочешь мне сказать? Это хочешь внушить?

Не замечаю, как начинаю срываться на крик и плакать очень горько и так сильно, как еще никогда в жизни не плакала. Никогда.

Ну хорошо, изменил он, предал, но зачем так поступать? Зачем обвинять меня во лжи? Зачем? Неужели он не понимает, как это ранит?

— Успокойся, Аня. Хватит этих истерик, муж немного повышает голос.

Но то, каким Грозным тоном он это все говорит, заставляет меня нервно вздрогнуть и действительно понизить тон. Умеет он вот так затыкать людей. Но только еще ни разу он не применял свой фирменный тон против меня.

— Что, Аня? Что успокойся? Вить, ты сам себя слышишь? Ты слышишь, как это все звучит? Ты хоть понимаешь, что вообще сейчас произошло?

— Прекрати, я сказал, — сделав выпад вперед хватает меня за плечи и немного встряхивает.

Я для него, словно тряпичная кукла, с которой можно вот так бесцеремонно, по-хамски и так как хочет он, а не так, как хочется мне.

— Я со всем разберусь. И за сообщения узнаю, и с остальным разберусь. Можешь ни о чем не волноваться. Поезжай в институт. У тебя, — смотрит на наручные часы, и снова смотрит на меня, — уже через сорок минут твое это глупое занятие по цветочкам. Не надоело еще?

— Не собираюсь я прекращать не собираюсь. Почему я должна это сделать? Почему, Витя, почему ты мне изменил? Почему ты честно мне не признался, что любовь прошла? Почему, ответь мне, почему? Чем я это заслужила? Неужели я была настолько ужасной женой? Ответь же мне, Витя!

Захлебываясь слезами, спрашиваю у него брыкаюсь в его руках, и, несмотря ни на что, умудряюсь ткнуть его пальцем в грудь, да ткнуть так сильно, что палец начинает болеть, а ему все равно. Он словно ничего не замечает. Он словно скала: невыносимый, бесчувственный и чужой. Таким я его еще никогда не видела.

— Ясно, — я только хочу спросить, что значит это его «ясно», как он перехватывает меня за одно плечо, и резко тянет на выход.