Глава 6

Аня

Витя действительно принимает решение. Он спокойно ведет машину, пока я, закрыв глаза, пытаюсь осмыслить, что же все-таки произошло. А ничего хорошего и не произошло.

Единственное, что понимаю, куда бы он меня сейчас не отвез: в институт или домой, мне все равно будет не по себе, мне все равно будет хотеться выть от отчаяния и боли, и, наверное, в большей степени от обиды, от обиды за то, что он просто принял какое-то решение сам по себе, и наплевал на меня.

— Ты в норме? Совсем притихла, — через несколько минут нашей дороги, спрашивает муж, а я тихо усмехаюсь, и мне все равно, заметил он эту усмешку или нет.

Вот правда, сейчас совсем не до этого. Мне бы как-то собрать себя в кучу. Сейчас нельзя быть слабой, нельзя. Но я забыла, забыла, что такое быть сильной. К хорошему быстро привыкают, а к старому возвращаться очень больно и тяжело, но, кажется, у меня нет выбора, мне придется это сделать.

— Ну, чего молчишь, Ань? Скажи уже хоть что-нибудь, — слышу в его голосе беспокойство и от этого становится еще смешнее.

Не понимаю, для чего ему это нужно? Пытается создать видимость примерного заботливого семьянина? Мол, он такой внимательный, добрый, отзывчивый. Мерзко от этого, только, где же были все эти качества, когда он не изменял?

Да, в целом он хороший, но сейчас он самое настоящее зло, самая большая проблема в моей жизни, та самая причина горьких слез.

Зачем он просит меня сказать хоть что-то? Ему ведь все равно, что я скажу. Ему важно, чтобы я подала голос по команде. Возможно, я ошибаюсь и просто хочу думать так, чтобы было легче его ненавидеть, чтобы сделать глупому сердцу еще больнее, и помочь разуму победить.

— Ну же, Ань, ты заставляешь меня волноваться. Я ведь сейчас делаю все, чтобы ты не чувствовала себя брошенной и ненужной, стараюсь показать тебе, что между нами ничего не изменилось, что ты как была, так и остаешься главной женщиной в моей жизни.

Пусть что хочет делает, что хочет говорит, больнее уже все равно не будет. Ну, правда, что может быть еще хуже? Вторая семья, другой паспорт, где стоит штамп с другой женщиной, и, может быть, записана еще парочка детей. От такого я точно сойду с ума и ничто уже не сможет мне помочь.

— Только ты упрямо делаешь вид, что обижена. Уверена, что хочешь продолжать эти глупые игры? Я ведь могу и ответить тебе тем же.

Вот только я не уверена, что все эти мысли помогут разуму победить сердце. Восемнадцать лет, восемнадцать — это целая жизнь за плечами, это столько всего пройденного вместе. Боюсь, сердце будет бороться до последнего, а мне от того, насколько оно болит, хочется закрыться на все замки и позволить разуму закрыть все чувства под амбарный замок.

— А что ты хочешь от меня услышать, что все в порядке? Так этого не будет, Вить. Я только что узнала, что у тебя есть беременная любовница, которая требует от тебя решительных действий. Мне совсем не до разговоров.

Не узнаю собственный голос. Он звучит так равнодушно, что даже у самой мурашки бегут по коже, не думала, что умею быть такой холодной, такой неприступный. Оказывается, в человеке можно все чувства потушить, и потушить так, что не получится вновь разжечь. Во всяком случае, мне кажется, что меня потушили окончательно.

— Я пытаюсь понять, как мне жить дальше, пытаюсь понять, чем это все заслужила, думаю о будущем. Ты мне в этом не поможешь, поэтому просто вези туда, куда везешь, и все. Ладно?

— Не беспокойся насчет Мирославы, она просто взбалмошная девчонка, которая возомнила себя королевой. Если она и беременна, то не от меня, но с большей долей вероятности она не беременна, ни от кого. Такие не рожают, даже чтобы задержать мужчину при себе. Это шантаж, попытка взять на слабо.

— Господи, Витя, остановись, прошу тебя, — не выдерживаю, размахиваю руками, открыв глаза, поворачиваюсь к нему. — Мне не интересно, беременна она или нет, не интересно, кто она, откуда она, — вот тут, конечно, я вру, но это действительно не самая важная информация. — Ты понимаешь, что для меня важно сейчас другое? Я хочу узнать, за что ты так со мной, и когда эта агония закончится?

— Я со всем разберусь. Проверю и наличие ребенка, если он имеется, то отцовство, причем не для себя. Во-первых, для нее, чтобы она скрылась с горизонта, а во-вторых, для тебя, чтобы ты успокоилась и не считала, что помимо Макса у меня кто-то есть, и мне кто-то нужен.

Как-то лениво все это отвечает, а я не могу понять, как он может быть таким бесчувственным, как он может быть таким равнодушным.

— Хватит того, что ты себя сейчас поедом съедаешь на тему любовниц. Успокойся, я не настолько ужасный мужчина. И да, за все эти годы она единственная.

Меня рвет изнутри на мелкие кусочки, а он просто ведет машину и сидит в своей фирменной расслабленной позе, когда одна рука на руле, a вторая на двери авто и подпирает голову. И мне всегда нравилось, когда он так сидел, а сейчас раздражает, раздражает и хочется накричать на него за это.

— Просто отвези меня, Вить, отвези туда, куда собрался, и, пожалуйста, не разговаривай, я тебя очень прошу. Ты делаешь только хуже. Мне очень больно от того, что ты говоришь. Оставь меня в покое, умоляю, будь ты человеком.

Откидываюсь на спинку сиденья, и опять закрываю глаза. Снова тишина. Слава Богу. Этот разговор по кругу закончен, во всяком случае, я на это надеюсь. Вот бы сейчас заснуть и проснуться сегодняшним утром, и переиграть этот день. Только не получится, нет у нас машины времени, нет.

— Мне искренне жаль, что ты вообще об этом узнала, да еще и вот так, тем более в тот день, когда я сказал девчонке, что это конец, что игра зашла слишком далеко, и я возвращаюсь в семью. Мне правда, жаль, и мы приехали.

Загрузка...