Измена. Счастье вопреки (СИ)

Глава 18

Виктор

— Ты заигрался, Витя. Тебе не кажется, что у всего есть предел, у всего. Ты уже ходишь не то, что по лезвию ножа, ты уже подошел к кончику этого ножа. Один шаг и ты сорвешься, сорвешься и потянешь за собой то, что несешь на руках. Если себя не жалеешь, то хотя бы ее пожалей. Чем она это заслужила?

Поворачиваюсь к другу и смотрю на него совершенно спокойно. Я не хочу никому ничего объяснять. Все равно это бесполезное занятие.

У меня есть свои мотивы. Я доведу дело до конца. Может быть, да, я и балансирую сейчас на острие ножа, но и близко не у кончика. Мне есть еще куда идти, и я точно знаю, что когда дойду до финиша, меня будет ждать мост, по которому мы пройдем с Аней вместе, рука об руку, потому что все, что я сейчас делаю, для нас, ради нашей семьи, как бы это ужасно не выглядело со стороны.

Да, я понимаю, что делаю ей больно, понимаю, что перехожу границы, но это необходимо. Это необходимо, если мы все это не пройдем, если мы все это не сделаем, то действительно потеряем друг друга, а я не могу этого допустить, не имею права. Я обязан сохранить нашу семью.

Я не просто так восемнадцать лет назад сделал свой выбор. Он был осознанным. Я пошел на все ради своей семьи и сейчас нет, не могу дать ей разрушиться. Где-то мы свернули не туда, я даже знаю, где, и сейчас, пусть и болезненно, но возвращаемся на нужную дорожку.

— Я не боюсь проиграть, и нет, я не заигрался. Мир, пойми, кто не рискует, ну сам знаешь. Эта игра стоит своих свеч. Я знаю, какой нас ждет финал, и нет, я не сломаю ее. Закалю? Возможно, но точно не сломаю, уж поверь.

Слова даются легко, потому что я в них уверен. Я знаю, что делаю, действительно знаю и могу гарантировать результат. Если почувствую, что Аня не выдержит, у меня есть запасные варианты. Да, более щадящие и долгие по времени, но они есть и да, я сейчас взял самый жесткий курс, самый шоковый, но он же самый эффективный.

Со стороны всегда легко раздавать советы и укоризненно смотреть, абсолютно все легко, вот серьезно. А вот прожить жизнь человека, попытаться понять его, и, честно сказать самому себе, чтобы сделал на месте того, кого осуждаешь, способен не каждый, и нет, я не говорю, что Мир плохой друг. Он очень хороший друг, лучший и единственный, но все же сейчас он не прав, не прав и смотрит слишком однобоко.

— Как бы не было поздно. Я знаю, что ты все всегда просчитываешь, но это не бизнес, Витя, не бизнес. Это живой человек со своими чувствами, мыслями. Ты не знаешь, что творится в ее голове. Ты не представляешь, как ей плохо, как ей хочется плакать, как хочется забиться где-нибудь в угол. Я уверен, она сейчас не идет по твоему пути, она идет по-своему, и как раз-таки из-за того, что ваши пути не совпадают, происходит то, что происходит.

— Ты ошибаешься, Мир, ошибаешься. Как раз-таки сейчас она делает все то, что мне нужно, — качаю головой, сажусь напротив него в кресле и делаю глоток ужасно горького кофе, но именно такое кофе, мне сейчас и нужно, чтобы взбодриться, привести мысли в порядок.

— Все равно я тебя не понимаю, Витя. Витя, остановись, твои родители точно перебор. Зачем ты их еще в свой план включил? Зачем? Ты знаешь, какой для нее это стресс. Шоковая терапия шоковой терапией, но это, — размахивая руками, говорит друг, а я поднимаю свою ладонь в просьбе остановиться.

Вот тут он абсолютно не прав. Родители не входили в мой план, они ненужная костяшка домино, которая, может дорого мне обойтись, но отменить все это я не могу. Это то обстоятельство, под которое мне нужно подстроиться, и я очень надеюсь, что удастся скорректировать все планы, и они не испортят моей задумки.

Тем более мне понравилось, как у Ани прорезался голосок. Она против, она не хочет защищается, пытается отстоять себя. Аня такая милая, в этом желании. Я рад, что это с ней происходит. Жена давно не показывала коготки, не точила их об меня. Я успел заскучать поэтому. Узнаю прежнюю Аню, Аню восемнадцать лет назад.

Единственное, что меня смущает, это позиция Максима. Возможно, жена и права, я перестарался с этим воспитательным процессом и в какой-то момент преподал урок немного другой, и все же сын поступил как настоящий мужчина. Я им горжусь. Нужно как-то это поощрять.

— Она сломается. Если не ты ее сломаешь, то твоя мать ее доломает. Ты знаешь, как она Аню ненавидит. Я сомневаюсь, что ты забыл, что было три года назад на вашу пятнадцатую годовщину. Я до сих пор не могу поверить, что мир Маргарита Рудольфовна хотела ее отравить. Не представляю, что было бы не зайди мы случайно тогда на кухню.

Ну да, помню тот момент, помню, и поэтому в этот раз я не спущу с матери глаз, ей не удастся повторить это.

Тогда я им запретил появляться в моей жизни, выкинул их к чертовой матери, но все же, раз отец решился, значит, случилось что-то серьезное. Я не могу это проигнорировать, не могу.

— Мир, правда, давай закрывать эту тему. Я все понимаю. И спасибо за беспокойство. Но если ты не готов мне помочь советом, то не сбивай с нужного настроя, от этого тоже много чего зависит, — просто закрываю эту тему и даю ему понять, что дальнейший разговор бессмысленнен. Друг, конечно, недовольно вздыхает, но сдается.

— Делай, что хочешь, я умываю руки. Правда, я сделал все, что мог. Могу Ане пожелать лишь удачи, и, пожалуй, пойду. До скорого.

Говорит друг и уходит, и в тот момент, когда он открывает дверь, мне на телефон приходит сообщение от Ани, как в кабинет заходит сын, сменяя друга.

Марк/Дмитрий Рокотов

Соня/Ульяна Рокотова