Измена. Счастье вопреки (СИ)

Глава 25

Аня

Кажется, она добилась того, чего хотела. Она хотела сделать мне очень больно, и у нее это получилось. Так больно мне еще никогда не было.

Можно что угодно мне сказать, но назвать крысой, бегущей с тонущего корабля, это слишком. Я никогда не отступала, никогда не сдавалась, всегда шла до победного и с сыном с ее я через многое прошла, через многое, и многим пожертвовала, причем без сожалений.

Поэтому это уже слишком.

Но я должна сдержаться, обязана. Если отвечу ей, если хоть как-то отреагирую, то унижусь, унижусь не только перед ней, перед обществом, а в первую очередь перед самой собой.

Чтобы я сейчас не сказала, это будет выглядеть как оправдание, как попытка именно оправдаться. А если человек оправдывается, значит, он действительно виноват, значит, действительно все, что о нем сказали, правда, а это ведь не так, не так. Я ни в чем, ни перед кем не виновата.

Но, господи, как же это сложно. Слезы на глаза наворачиваются, ком к горлу подступил. Мне хочется развернуться, накричать, плеснуть ей лицо в воду, просто чтобы остудить пыл, чтобы больше ничего не могла сказать против, пока я ухожу, и как же сложно всего этого не делать. Как же сложно быть именно воспитанной женщиной, а не истеричной бабенкой.

— Значит, так, — за спиной раздается тяжелый голос мужа. — Я все прекрасно понял и услышал. Отец, если тебе нужно что-то мне сказать, мой номер знаешь, напишешь. Есть еще рабочая почта, которая тебе тоже прекрасно известна, продолжать разговор мы не будем.

Да, а ведь он хотел поговорить с отцом, ради этого приехал сюда и привез нас. Хотя, я так и не поняла, зачем, а может быть, и понимаю. Все же они его родители, как бы то ни было, а нас всех тянет к родителям. Нам всем очень хочется, чтобы они были рядом и поддерживали, даже если мы это отрицаем.

— А ты, мама, надеюсь, поймешь когда-нибудь, почему я с тобой не разговариваю и никакая Мирослава, дочка твоей достойнейшей знакомой, ничего не изменит. Коварство, ложь, предательство, в этом вам, троим нет равных, и общаться с такими людьми нет никакого желания. Сейчас вы унижаете в первую очередь самих себя.

Так вот оно что, дочка знакомой, она действительно нашла себе достойную невестку и хотела мне ее показать, и помимо этого, уже даже устроила им встречу, незабываемую встречу, о которой я тоже уже в курсе. Вот вам и секреты. Вот вам и тайна. Вот вам жизнь. А главное человеческая подлость.

— С чего бы это, сын? Ты заговорил как нищеброд. Я понимаю, у тебя жена такая, но, — пытается остановить его Маргарита Рудольфовна.

— Ты забываешься, мама, но это для тебя нормально, я уже к этому привык и даже не вижу смысла объяснять тебе ничего. Повторюсь, какой бы гениальной женщиной-манипулятором ты не была, какие бы сложные схемы в этом плане не проворачивала, со мной у тебя ничего не получится.

Не получится? Да, у нее уже получилось. О чем он говорит? Свекровь уже воплотила свой план в жизнь, причем блестяще. Она забрала у меня мужа, с помощью другой женщины забрала.

— Ты просчиталась в самом главном, я люблю свою семью и никогда от нее не откажусь, и моя семья, это Аня и Максим, а вы же просто люди, которые подарили мне жизнь и случайные знакомые. Хорошего вечера вам, господа.

— Витя, Виктор, не смей уходить, не смей. Я сказала, — пытается командовать Маргарита Рудольфовна, но я слышу, как скрипит стул, а потом чувствую горячую ладонь на своей талии.

Муж появляется рядом и подталкивает меня на выход. Он идет рядом со мной, он показывает всем, какой выбор сделал, и, кажется, я начинаю понимать, почему он позвал нас на этот ужин, вернее, приказал на нем быть.

Он специально заставил нас сюда прийти, чтобы вот так уйти. Чтобы показать, каково его решение, и насколько серьезно оно, ведь одно дело просто сказать, что он выбирает семью и не будет играть по их правилам, а другое дело — вот так демонстративно взять и уйти, в какой-то степени демонстративно забить на них.

Это другой уровень, абсолютно другой, и воспринимается он людьми, иначе. Господи, почему я чувствую себя сейчас использованной? Именно использованной. Я снова пешка в его руках.

Но ладно, подумаю об этом позже и проанализирую то, что случилось сейчас. Главное убраться отсюда, пока свекр и свекровь всего лишь кричат нам в спину, а не встали из-за стола и не догоняют нас.

Я иду в нервном напряжении ровно до того момента, пока муж не усаживает меня на переднее сиденье автомобиля, и не закрывает дверь. Вот в этот момент я сдаюсь, чувствую, как спина, которая была каменной, расслабляется. Чувствую, как опускаются плечи, и я даже начинаю плакать.

Но к счастью, пока Витя идет к своему месту, успеваю стереть непрошеные слезы, вот только в зеркале заднего вида замечаю, что сын все видел, и по его взгляду понятно, мы еще это обсудим.

— Прости, что тебе пришлось услышать все это. Поверь, я не думал, что дойдет до такого, — едва Витя садится на водительское сиденье, говорит все это, глядя на меня, а я не могу посмотреть на него.

Я сижу, смотрю прямо и боюсь увидеть, что из ресторана выйдут родственники, и напоследок что-то еще мне скажут.

— Я люблю тебя, Ань, люблю, как бы тебе не хотелось верить в другое, — но вместо меня, на этих словах усмехается сын, и мы наконец-то трогаемся с места.