Аня
— Голова кружится, звездочки в глазах, что болит? — спрашиваю у сына, а сама достаю аптечку. Эти два упрямых осла, все же ушли в спортзал и подрались.
Не стала их останавливать, не видела смысла. Ну вот что бы я сделала, что? Они оба упертые, оба, один другого круче. Ругаться с ними мне совсем не хочется, пусть делают, что хотят. В конце концов, взрослые люди, сами должны отвечать за свои поступки.
Пока они выясняли отношения, расквашивая друг другу носы, я выпила спазмолитики и стало легче, боль вообще ушла, и я этому безумно рада.
Спустя полчаса от начала мордобоя, сын пришел на кухню, где я пила чай, весь такой красивый, бровь рассечена, губа тоже, и это я еще не вижу, что там по телу. Сколько синяков на нем оставил муж? Видно, что они дрались по серьезному, и в то же время, что муж не выкладывался на полную, иначе Макс выглядел бы куда плачевнее, и нет, я не сомневаюсь в способностях сына, просто знаю на что способен Витя.
— Максим, ну что ты молчишь? Мне из тебя, как из маленького, все клещами вытаскивать надо? Давай говори, что с тобой, или я тебя сейчас просто отвезу в больницу, и пусть там осматривают.
— Мам, ну какая больница? — начинает отмахиваться от меня сын, делая вид, что ему совсем не больно, вот только я вижу, что ему совсем не весело, и дело не только в том, что у него не получилось победить отца, а в том, что все тело явно болит.
Еще бы, Витя прет, как танк, и удары у него сильные. На себе никогда не испытывала, к счастью, но я видела, как он дрался в молодости, видела, как после его ударов хорошие бойцы оставались лежать, сдаваясь под его напором, а тут шестнадцатилетний парень.
Ну да, боксер, а дальше что? На стороне мужа возраст, сила, опыт. О чем вообще речь? Это было смешно. Весь поединок был фарсом, мы все знали, кто победит, но мои мужики не могли признать за собой победу или поражение, и дело было не в победе боя, а в том, чтобы показать серьезность своих слов.
— Не мамкай мне здесь, я серьезно, Максим. Давай, говори, что с тобой, или я отвезу тебя в больницу. Не шучу. Все, хватит, мне надоело это, — совершенно серьезным голосом говорю ему, открываю аптечку, беру перекись, ватные диски, подхожу к нему и начинаю обрабатывать раны.
— Да нормально. Все кости целы, сотрясения нет. Так, товарный вид попорчен, но девчонкам это даже нравится, поэтому ничего страшного, — с усмешкой говорит сын, а я смотрю на него, и хочется смеяться, что я, собственно, и позволяю себе сделать.
— Ахаха, только девчонки интересуют. Максим, ну это ведь серьезно, это очень травмоопасно. Я не хочу, чтобы ты пострадал, не хочу, чтобы ты дрался где-то помимо ринга. Ладно бы, ситуация действительно стоила того, но вот это было безрассудным, — сын устало закатывает глаза.
Да мы с ним уже говорили об этом: и про травмоопасность, и про бои вне ринга, обо всем, и да, он давал мне обещание не выходить за рамки, но уверена, сейчас в своей голове он считает, что эта драка была жизненно необходимо.
Может быть, в какой-то степени он и прав, но все же я всегда за мирное урегулирование конфликта, а они как настоящие мужики, сразу силу применяют.
— Я понимаю, что ты хотел меня защитить, правда понимаю, благодарна тебе, и в целом согласна с тобой, но твой отец прав.
— Не называй его так при мне, он мне больше не отец, — категорично заявляет сын, а я охаю, но про себя.
Это слишком он не должен считать своего отца врагом, не должен переставать называть его папой, ведь они семья, они родные люди, но понимаю, что сейчас пытаться достучаться до сына бессмысленно.
Мне надо его не потерять.
Я не могу и не хочу его потерять.
— Максим, не будь столь категоричен, прошу тебя. Пройдет время, вы оба остынете и осознаете, что сегодня случилось. Как бы не сложилась наша с папой судьба, даже когда мы разойдемся, я хочу, чтобы ты остался с ним в хороших отношениях. Он твой отец. Чтобы он не сделал, Максим, пообещай мне, пообещай, что ты если не поймешь и не простишь его, то хотя бы сохранишь к нему уважение.
— Мам, ты серьезно? — с издевкой спрашивает сын, а мне неприятно, что он так себя ведет.
Да, в нем клокочет боль, обида, и явно не меньше, чем во мне, но он переходит границы, правда переходит.
— Максим, — пытаюсь осадить его, но он поднимает руку и в принципе отводит голову, чтобы я перестала обрабатывать его раны и нет, это не из вредности, а потому, что он хочет, чтобы мы поговорили, глядя друг другу в глаза.
— Что Максим, что Максим, мам? Я уже шестнадцать лет Максим, и поверь, я не глупый подросток. За что мне его уважать? Скажи, вот за что? За то, что он не держит собственного слова, не держит клятву, которую дал тебе, ведет себя не по-мужски? За что, вот за что мне его уважать? Я не понимаю! Только за то, что он мой отец? Так это не повод.
Слезы выступают на глаза и ком к горлу подходит, но я сдерживаюсь. Все намного серьезнее, чем я думала, он обиделся куда сильнее, чем мне показалось. Надеюсь, он услышит меня сейчас, очень на это надеюсь.
— Максим, я тебе скажу сейчас, а ты просто пообещай, что подумаешь над моими словами. Я не говорю тебе, что останусь твоим отцом, я вряд ли смогу простить его, но очень хочу, чтобы мы все равно остались семьей, — сын недовольно фыркает и все же кивает мне. Любит он меня и не хочет ссориться.
— Пойми, то, каким ты вырос, заслуга твоего отца. Все те ценности, которые живут в тебе, это то, что ценил и ценит твой отец. Он это в тебя вложил, не я. То, каким ты стал мужчиной, это его заслуга, его, потому что он показывал тебе это своим примером, объяснял вашим мужским языком.
Чувствую себя, конечно, гадко, но кто-то должен их помирить, иначе всю жизнь так и будут волком друг на друга смотреть, при этом страдая, ведь у них крепкая связь отца и сына.
— Просто у нас с ним что-то не заладилось, и да, он ошибся. Он поступил не так, как учил, и все же, основное тебе привил он. И он остается твоим отцом. Прошу, просто подумай об этом. Я не говорю тебе прямо сейчас бросить все и идти с ним мириться.
Усмехается сын, показывая, что и не собирался так поступать, но при этом я вижу тоску в его глазах. Тоску по отцу.
— Нет, я просто хочу, чтобы ты об этом задумался, а то, каким будет ваше дальнейшее общение, зависит только от вас и от вашего желания. Я больше вмешиваться не буду. Это все, что я хотела тебе сказать.
— Мам, ну, мам, — зовет меня сын, а я понимаю, что говорила все это и плакала одновременно. — Да я люблю тебя, мам. Просто сильно злюсь, дай мне время. Мне главное, что ты уважаешь себя и не собираешься сдаваться. Твоя реакция, это нормально, ты женщина. Мне тоже больно терять своего отца, но я не хочу, чтобы в нашей жизни был предатель.
Сын встает, подходит ко мне и крепко обнимает. Простояв так несколько минут, я все же усаживаю его на стул и заканчиваю обработку ран, убираю аптечку, и когда он уходит к себе, иду в спортзал поговорить с мужем, потому что-то, что он сделал, это уже перебор.