Аня
— Максим, иди к себе, нам с мамой нужно поговорить, — едва Витя заходит в гостиную, сразу говорит это сыну, и мы вздрагиваем.
Как муж так тихо зашел в дом? Мы не слышали, как хлопнула входная дверь, разговаривали о своем: о планах, о том, как нам хотелось бы, чтобы все было. Не знаю, зачем разговариваю об этом с сыном, наверное, потому, что он сам пришел и захотел.
Он тоже переживает.
Ему тоже тяжело.
И да, я понимаю, что как бы то ни было, мы обязаны отгородить его максимально от всего этого кошмара, он не должен в нем жить, не должен в нем вариться, но как бы то ни было, он уже вмешан. И если он чувствует, что ему надо поговорить, значит, надо. Я не могу игнорировать это, не имею права, не должна. И плохо, конечно, что муж так нас прервал. Да еще и слышна в голосе определенная категоричность, непреклонность.
Максим напрягается, я вижу это по его позе, по его выступившим венам на шее и висках, сын моментально завелся, и это удручает. Я всячески пытаюсь сгладить конфликт в их отношениях, но у меня плохо получается. Причем я вижу, что сын любит отца, он хочет быть с ним, не хочет его терять, вот только упрямство во всех Громовых дикое, упрямство, которое всем мешает.
Ненавижу эту черту в мужчинах нашей семьи, ненавижу, и, кажется, она передается им на генетическом уровне. Сейчас, глядя на них, понимаю, что Витя сын своего отца, а Максим, сын Вити. Да, в каждом из них по-разному степень упрямства выражена, но она в них есть.
Они такие разные, но на самом деле так похожи друг на друга, только не хотят себе в этом признаваться. А если бы они это сделали, стало бы намного проще абсолютно всем. Но кто меня будет слушать? Правильно, никто. У них у всех своя правда, а я должна разрываться между ними. И главное, между ними и своими желаниями.
Мне сейчас то ли о будущем ребенке думать, то ли о нынешнем, то ли о муже, то ли о себе. Так и с ума сойти недолго, разрываясь между всеми.
А по-хорошему я здесь беременная женщина, которой нужна поддержка, а они, вместо того, чтобы обеспечить мне покой и положительные эмоции, только подкидывают нервотрепки.
— Почему я должен это сделать? Снова будешь ее обижать? — встав в позу, спрашивает сын, чем накаляет обстановку еще больше. Ну господи, что же они творят? Как мне все это надоело.
— Максим, пожалуйста. Если что, я тебя позову. Не волнуйся, все будет хорошо, — трогаю сына за плечо, и он тяжело вздыхает.
Понимаю, не может мне отказать, и я этим нагло пользуюсь, но что поделать, сейчас не та ситуация. Мы все должны проявлять определенную лояльность, определенные мягкость и гибкость. А судя по лицу Вити, разговор действительно касается лишь нас двоих.
Неужели он все-таки сдержит обещание, и мы сегодня обо всем поговорим?
— Мам, если что, не терпи, либо встаешь и уходишь, либо зовешь меня, договорились? — совершенно серьезно говорит Макс, но при этом смотрит не мне в глаза, а отцу.
Он транслирует ему, что шутки закончились и таковы его условия, чтобы Витя понимал, сын заступится за мать, во что бы то ни стало, и да, мне приятно все это, но в то же время я не хочу, не желаю, чтобы между моими мужчинами была вот такая война.
— Мы тебя поняли, Максим, а сейчас действительно, нам надо поговорить, — вместо меня отвечает муж, и не дожидаясь ответа с моей стороны, сын уходит, при этом всем своим видом демонстрируя, с каким нежеланием он это делает и насколько решительно готов вернуться в случае чего.
Не знаю, как это описать, но эта походка, этот разворот плеч, эта напряженная спина, этот взгляд, все вместе складывается в какую-то такую картину, что мне все понятно. И Витя, думаю тоже понимает, потому что его поза похожа на позу сына.
— Что-то серьезное случилось? — первая спрашиваю у мужа, едва Максим скрывается из вида, и Витя садится рядом со мной.
— Я же тебе вчера пообещал, что сегодня мы поговорим в любом случае, вот и я готов к разговору, готов выслушать, готов принять все твои крики и рассказать, что же случилось и как так вышло. Тебе удобнее самой задавать вопросы или что? — «или» он не уточняет, разводит руками и таким образом дает мне право выбора.
— Ты спрашиваешь у меня, хочу ли я задавать вопросы или просто жду твоего рассказа? — решаюсь все же уточнить, правильно ли я поняла его паузу, на что муж кивает.
Этот вопрос действительно застает меня в тупик. Мне и выслушать его хочется, и в то же время я боюсь слушать его рассказ целиком. Может быть, правда, лучше отделаться короткими вопросами, которые меня интересуют, ну так чисто по существу.
— Все верно, я хочу, чтобы этот разговор прошел максимально комфортно для тебя. Я не буду навязывать какую-то определенную форму. Говори, какой формат мы используем. Сегодня я в твоей власти.
Усмехаюсь его словам, потому что это смешно звучит. Как бы, чтобы он не говорил, но он в моей власти? Это так смешно. Скорее он позволяет мне заблуждаться в этом, но даже за это заблуждение я ему благодарна.
— Честно говоря, ты поставил меня этим вопросом в тупик. Я не знаю, что конкретно хочу спросить, потому что вопросов много и теряюсь, — сжимая край домашней блузки, говорю ему это и на несколько секунд прикрываю глаза, чтобы собрать все мысли воедино. — И в то же время мне хочется узнать все, как бы больно это не было, поэтому давай, наверное, один раз все это переживем в полном формате и решим, как быть дальше.
— Ну хорошо, сначала так сначала, — он тяжело вздыхает и, потирая руки, наклоняется вперед. — Все получилось, так, как нужно было не мне.
— Ну хорошо, сначала так сначала. Помнишь, когда я просил тебя поехать со мной в командировку, но ты решила остаться из-за лекций дома. Я как раз ездил в их город, отец даже пытался поговорить со мной, действовал на нервы, — и едва он начинает говорить, как звонит его телефон. — Прости.
Муж тянется в карман и видя номер, сначала кривится, а потом все же принимает вызов.
— Что тебе нужно? — довольно грубо и жестко спрашивает, и я, кажется, догадываюсь, кто ему позвонил.
Явно отец, но по мере разговора, его лицо резко меняется, во взгляде появляется беспокойство, и я не понимаю, что происходит.
— Вить, что случилось? Витя. Витя, что? — подсаживаюсь ближе к мужу, но он ничего не говорит, слушает собеседника, и чем дольше длится их разговор, тем больше я понимаю, что случилось что-то ужасное.
Неужели..?