Аня
Не могу поверить. Как он мог, как он мог привести меня сюда, зная, что она будет здесь?
— Мам, с тобой все хорошо, что случилось? — обеспокоенно спрашивает сын, в то время как муж подходит к нам и загораживает нас от тех, кто сидит за столиком от тех, кто так отчаянно нас ждет.
— Как ты мог, Вить, как ты мог привести меня сюда, зная, что она будет здесь? Я не верю. Слышишь, я не верю тебе. Я хочу уйти. Я хочу уйти прямо сейчас. Мне уже не нравится, что происходит. Слышишь меня? Слышишь, Витя?
Отчаянно говорю ему, а сама хватаюсь за сына, чтобы не упасть. Ноги меня совсем не держат, совсем. Чувствую в них слабость. Да я даже морально выбита из колеи, и кажется, что выжата, словно лимон.
— Я не знал, что она будет здесь. Для меня это такая же неожиданность, как и для тебя, — четко, немного грубо, в своей привычной манере, отвечает муж, и я не знаю, верить ему или нет.
Слишком уверенно звучит его голос. Слишком правдивы глаза, слишком прямой взгляд. Но я уже ничему не верю, и не верю в такие случайности. Как она могла здесь оказаться, как его любовница могла оказаться в этом ресторане с родителями мужа, как? Это все за гранью моего понимания.
— Я тебе не верю, не верю, Витя, — говорю ему и чувствую, как голос подводит.
Еще немного, и я сорвусь, заплачу, но держусь из последних сил. Я не имею права при них заплакать. Да я и убежать не могу, не имею права.
Но так хочется.
Понимаю, что я никому ничего в этой жизни не должна, что они могут думать обо мне все что угодно. Вот абсолютно что угодно, меня это не касается, но дурацкое воспитание, сейчас оно говорит во мне, а не логика.
— Давай без истерик, Ань. Я уже все сказал. Давай хотя бы сядем и узнаем, что вообще здесь происходит, и для чего им это нужно, — продолжает настаивать на своем муж, а я должна с ним согласиться, должна ради себя самой.
Я хочу посмотреть любовнице в глаза, и им в глаза тоже. И действительно, мне любопытно, что же происходи, зачем все это было организовано? Не знаю, может быть, это какая-то особая форма мазохизма, но я не знаю, что мне делать.
— Может быть, вы мне объясните, что здесь происходит? — вмешивается Максим, а я качаю головой.
Не хочу ему объяснять, что девушка за столом, та, кто разрушила нашу семью. И почему-то ее родители мужа привечают, в отличие от меня.
Но зато это многое объясняет, похоже, она из их круга, и поэтому я не смогла раскусить ее в тот день.
— Аня, я тебя прошу, прояви всю свою сдержанность, и всю свою женскую мудрость. Прислушайся к голосу сердца, к голосу разума, и пойми наконец, я здесь ни причем. Так больно я бы тебе не сделал, — на последних словах мне хочется усмехнуться, потому что он мне изменил, он уже совершил подлость, поэтому не могу ему поверить.
— Я сяду за стол, Вить, но не потому, что верю тебе, ведь тот, кто предал, однажды, сможет предать и дважды, а потому что я просто хочу узнать, что задумала твоя мать.
Я буду взрослой женщиной, а взрослые женщины не бегут от проблем, они их решают.
Немного продышавшись, нахожу в себе силы и, когда могу снова нормально стоять, мы подходим к столу. Компания, ожидающая нас, успела заскучать и следила за тем, как мы выясняли отношения и долго шли до них.
И естественно, первая, кто с нами заговаривает, становится Маргарита Рудольфовна.
— Анна, вы, как всегда, не можете без дешевых сцен. Уже притомили.
этот надменный голос свекрови уже не трогает, я к нему привыкла, но то, что она говорит дальше, поражает в самое сердце.
— Вот видишь, Мирослава, кто у меня в невестках? Сердце кровью обливается от того, в какие гадкие руки сын попал. Как жаль, девочка моя, что не ты моя невестка.